— Ты застряла на одном месте?
— Нет, конечно. Я каждый день делаю шаг назад. Такое впечатление, что в конце я окажусь в начале. — Элиса уперлась локтями в песок и посмотрела на океан. Потом обернулась к Наде, которая помахивала бутылочкой и мило улыбалась. — Ой, да, прости, я забыла.
— Ага, — ответила ее подруга, расстегивая купальник. — Ты просто считаешь, что тереть мне спину — унизительная работа.
— Но это у меня получается лучше, чем расчеты, тут уж ничего не попишешь. — Элиса налила крем на руку и начала смазывать Наде спину.
Кожа у Нади блестела от нанесенного тоннами солнцезащитного крема, хотя она всегда приходила на пляж вечером. Ее «почти альбинизм» расстраивал Элису, потому что при такой профессии, как у ее подруги, из-за этого возникали постоянные неприятности. «Я не альбинос, — объяснила Надя, — а почти альбинос, но яркое солнце может мне очень повредить, даже вызвать рак. Ну и представь себе: большая часть работы палеонтолога проходит под открытым небом, иногда под лучами тропического солнца или в пустыне». Но, верная своему характеру, Надя все обращала в шутку. «Я хожу по ночам и ищу аммоноидеи Merocanites и Gastrioceras, как какой-то вампир палеонтологии».
— Твой друг Рик мучается так же, как ты, — проговорила Надя, млея, пока Элиса натирала ей спину. — Но он так не переживает. Говорит, что хочет тебя обогнать.
— Он мне не друг. И он всегда хочет меня обогнать.
Они разделили работу: Валенте присоединился к группе Зильберга, а она — к команде Клиссо. Ее задача заключалась в нахождении точного количества энергии (в решении должно было быть не менее шести знаков после запятой), необходимой для открытия струны времени, соответствующей ста пятидесяти миллионам лет назад — приблизительно четырем тысячам семистам триллионам секунд до того, как они с Надей опустили свои нежные попки на песчаный пляж Индийского океана. «Мы увидим залитый солнцем день в дремучих джунглях, в эпоху, которую называют юрским периодом», — говорила Клиссо. Если получится, результат мог бы быть потрясающим, невероятным, может быть, удастся увидеть экземпляр живого… (лучше не говори, а то еще сглазим).
Им с Надей он уже снился.
Элиса с детства обожала фильмы о динозаврах, и ей казалось, что для этого нельзя жалеть никаких усилий. Если благодаря ее работе можно получить фотографию какого-нибудь большого доисторического ящера (пусть он делает что угодно, хоть какает на травке, пожалуйста), то она уже больше ничего от жизни не просит. «Парк юрского периода» и Стивен Спилберг отдыхают. После этого можно будет умереть. Или дать себя убить.
Но задача оказалась сложной и утомительной. Они с Бланесом разделились: пока он пытался найти энергию, необходимую для начала раскрытия струн, она искала конечную энергию. Потом они сравнят результаты, чтобы убедиться, что они верны. Однако Элиса уже несколько дней блуждала в чаще уравнений, и хотя надежды не утрачивала, но боялась, что Бланес пожалеет о том, что выбрал ее.
— У тебя наверняка скоро все получится, — подбодрила ее подруга.
— Я надеюсь. — Элиса провела руками по бедрам, вытирая остатки крема. — А в «Вечных снегах» что-нибудь новенькое есть? — спросила она.
— Шутишь? Просто так это и рассказать нельзя, не знаешь, с чего начать. Жаклин говорит, что каждый раз, как она видит изображение, разваливается двадцать теорий палеонтологии. Просто невероятно. Этих нескольких секунд достаточно для того, чтобы написать целый трактат по четвертичному периоду. — Лежа на животе, Надя согнула колени, подняла ноги вверх и свела их. У нее были тонкие красивые ступни. — Тут полжизни изучаешь ледниковый период, находишь его следы на раскопках в Гренландии, он тебе снится… А потом вдруг видишь Англию под тоннами снега и говоришь: вся работа и премудрость всех профессоров в мире этому в подметки не годятся.
— Похоже, от Воздействия у тебя едет крыша, — пошутила Элиса.
Ее подруга, на удивление, восприняла ее замечание всерьез:
— Не думаю. Хотя я уже несколько ночей плохо сплю.
— Ты Жаклин об этом говорила?
— Она тоже плохо спит.
Элиса собиралась что-то сказать, но тут краем глаза заметила у своей левой ноги одного из этих крабов с разными клешнями: огромной правой и крохотной левой, которых Надя называла крабами-скрипачами. Подруга рассказала Элисе, что в джунглях и вокруг озера (где она еще не бывала) водились и другие виды животных, «имевших палеонтологическую ценность».
— Послушай-ка, — сказала Элиса, — эта тварь, которая собирается ущипнуть меня за ногу, тоже имеет палеонтологическую ценность, или можно его бацнуть по голове?
— Бедняжка. — Надя приподнялась и засмеялась. — Не надо его так, это же скрипач.
— Ну и пусть убирается вместе со своей музыкой. — Элиса швырнула в краба песком, и тот засеменил в другую сторону. — Вали отсюда.
Когда «опасность» миновала, Элиса перевернулась и легла грудью на полотенце. Надя сделала то же самое. Они лежали, сблизив лица и глядя друг на друга (Надя на нее, а она на саму себя, отраженную в Надиных очках). Ей подумалось, что их лежащие рядом тела резко контрастируют: смуглое-цвета-кофе-с-молоком и белое-цвета-сливочного-мороженого. Дующий с моря ветерок, плеск волн и вечерний воздух действовали так расслабляюще, что казалось, она сейчас уснет.
— А знаешь, что у профессора Зильберга есть много записей с разными изображениями? — сказала тут Надя и кивнула в ответ на удивленный взгляд подруги. — Да, они уже экспериментировали, у них есть не только «Целый стакан» и «Вечные снега». Но не питай иллюзий, все остальное нельзя рассмотреть из-за неправильного расчета количества энергии. Они называют это явление «дисперсией».
— А ты откуда знаешь? Почему нам об этом не сказали? — Элисе вдруг вспомнились слова Валенте. Неужели от них правда что-то скрывают?
— Мне сказала Жаклин. Но Зильберг уверяет, что во всех этих записях ничего не видно. «Кажется, тут дело нечисто, камарррад», — пошутила Надя, картавя. — Но серьезно: ты никогда не задумывалась о том, почему мы на острове?
— Это проект секретный, ты же слышала, что говорил Зильберг.
— Но нет никакой «стратегической» причины, чтобы работать на острове. Мы могли бы остаться в Цюрихе и даже меньше привлекали бы внимание…
— Тогда почему, по-твоему?
— Не знаю, может, они хотят нас изолировать, — предположила Надя. — Как будто… Как будто боятся, что мы можем… стать опасными. Ты видела, сколько тут солдат?
— Только пять. Считая Картера, шесть.
— Как по мне, их слишком много.
— У тебя паранойя.
— Мне не нравятся солдаты. — Надя посмотрела на нее, опустив очки. — У меня на родине я их столько нагляделась, Элиса. Возникает вопрос, для чего они тут: чтобы защитить нас или чтобы защитить всех остальных от того, что с нами произойдет. — Ветер закрыл ей лицо волосами.
Элиса собиралась ответить, но тут они услышали крик.
В тридцати метрах от них по песку бежала фигура в футболке и шортах. Другая, в красных бермудах, догоняла ее большими скачками. Было ясно, что первая не очень старалась убежать, потому что ее быстро нагнали. На несколько секунд они замерли вместе, озаренные лучами заходящего солнца. А потом со смехом улеглись на песок.
— Новое место, новые друзья, — заключила Надя, подмигнув подруге.
Элиса не удивилась, она уже несколько раз видела, как они разговаривали наедине в лаборатории Зильберга: он смотрел на нее своими водянистыми глазами амфибии, а она, как всегда, кривилась, словно весь мир был в неоплаченном долгу перед ее величеством. Бедная Розалин Райтер. Ей было неприятно видеть, как Валенте с легкостью завладевал этой совсем взрослой, несимпатичной и молчаливой женщиной. Хотелось дать немецкой историчке пару советов по поводу ее замечательного «латинского любовника».
— Как серьезно они подходят к поиску энергии, — пошутила она.
— Да, очень энергичная пара, — усмехнулась Надя.
Валенте и Райтер работали с Зильбергом над открытием струн времени с удалением в шестьдесят миллиардов секунд с изображением Иерусалима. Если все выйдет как нужно, «иерусалимская энергия» может оказаться важнее «юрской энергии». Намного важнее как для них, так и для всего человечества.
Они увидят Иерусалим во времена Христа. А точнее, в последние годы жизни Иисуса.
Возможно, им удастся стать свидетелям и какого-нибудь исторического или библейского события.
Возможно, это событие будет очень важным.
Возможно (хотя в этом случае вероятность можно сравнить с попаданием одной пули в расположенную на расстоянии тысячи километров миллиметровую мишень), они смогут увидеть его.
Тираннозавры, Наполеон, Цезарь и Спилберг отдыхают. Всё отдыхает.
