На малой высоте следуем вдоль переднего края. Зенитки противника тут же открывают огонь. Отойдя подальше от линии фронта, замечаем, что нас преследует какой-то истребитель, но чей - наш или вражеский - не ясно. Выполнить резкий маневр с таким необычным грузом в фюзеляже я не решаюсь - боюсь за товарищей. Поэтому отворачиваю в сторону и в преследователе узнаю "яка", наверное отбившегося от своих в бою.
Под нами Днепр, и опять заминка с моей машиной. Сергей Иванович сбавляет скорость полета, а для меня ее уменьшение довольно-таки опасно. Невольно оказавшись впереди, я подворачиваю самолет в нужном направлении. Вскоре мы выходим на реку Ворсклу, и я занимаю свое место в строю.
После посадки к моей машине вместе с Подорожным подошел инженер дивизии полковник С. П. Пирогов. Увидев, как из фюзеляжа самолета выползают Попко и Карпов, Сергей Петрович сухо спросил:
- Все? Или еще кто будет? Что тут ответить?..
- Все, товарищ инженер!
- Товарищ Евстигнеев, это уже вне границ всяких норм и армейского порядка. Такого еще не бывало. Вас следует наказать.
- Да они "безлошадные". Не оставлять же пилотов там... - делаю я неуверенную попытку оправдаться. На помощь приходит командир полка:
- Сергей Петрович, секите мою голову. Он сделал это с моего разрешения.
Инженер уже совсем другим тоном спрашивает:
- А как вела себя машина на посадке?
- Нормально. На планировании держал скорость несколько больше заданной, но рекомендую еще увеличить.
- Рекомендую! - возмущается Пирогов.- Да вы что, истребитель собираетесь превратить в транспортный "Дуглас"?
Когда Подорожный с инженером дивизии ушли, Попко не на шутку огорчился:
- Из-за нас командиру досталось...
- Миша,- возразил я, - Пирогов - человек добрый! С понятием. Видел и не такое. А нам дай волю, откаблучим - будь здоров! Поругал справедливо, за дело.
Итак, за время участия полка в битве за Днепр я выполнил 55 боевых вылетов, провел 23 воздушных боя и уничтожил 16 самолетов врага. Здесь, в Косьянах, меня наградили орденом Суворова III степени. И теперь, обращаясь ко мне, наш начштаба Яков Евсеевич Белобородов непременно и подчеркнуто любезно выговаривал мне новое "звание": "товарищ суворовский кавалер", "суворовский кавалер Евстигнеев"... Он боготворил Александра Васильевича Суворова и получение мною ордена с изображением великого полководца считал заслугой всей части и предметом своей личной гордости.
Что верно, то верно - начальник штаба умел быть счастливым, если в полку все шло нормально, а люди росли и мужали.
От Днепра до Днестра
Войска нашего фронта перешли к обороне. Боевые действия полка затихли. Мы решили использовать временную передышку для перегонки поврежденных в боях самолетов в ремонт, а также для выполнения тренировочных полетов с молодым пополнением и теоретических занятий со всем личным составом части.
Поздняя осень напоминала о себе все настойчивее. Погода часто портилась туманы, низкая облачность, мелкий нудный дождь, временами переходящий в мокрый снег, а потом снова - туманы, туманы...
Теоретические занятия утомляют и раздражают: нет привычной напряженности, боевого возбуждения перед вылетом. Пилоты посматривают в небо, надеясь увидеть хотя бы маленькое оконце - предвестник временного прекращения ненастья. Техники и механики, наверное, в сотый раз проверяют - на глаз и на ощупь каждую деталь, каждый винтик.
6 ноября узнаем об освобождении столицы Украины. Киев снова наш! После двух с половиной лет фашистского рабства столица Древней Руси вздохнула радостно и свободно.
Счастье наше было несказанным. А многие ребята ходили именинниками - у одного в Киеве сестра, у другого - тетка или какой-либо дальний родственник, некоторые там учились или работали. Узы родства, братства, товарищества... Настроение у всех боевое. Жажда сражаться с врагом - в душе и на устах каждого.
Хотя погода по-прежнему неважная, я поднимаюсь в воздух на облет "лавочкина". Над аэродромом выполняю каскад фигур высшего пилотажа. Начал с горизонтальной восьмерки - глубоких виражей. Когда убедился, что машина исправна, мотор не подведет, - перешел на перевороты, петли Нестерова, полупетли, боевые развороты... словом, делали все, что могли, я и машина.
Начштаба Белобородов, как после рассказывали мне товарищи, находившиеся у командного пункта в качестве болельщиков, просил командира полка прекратить этот полет:
- Ведь разобьется! Это просто хулиганство!
Подорожный, посмеиваясь, смотрел в небо. А когда я проходил над КП на высоте 50 метров и крутил бочки, начштаба не выдержал. Шариком скатившись в землянку, он через несколько секунд пулей выскочил- оттуда с ракетницей - куда девалась его пресловутая тучность, полнота! - и дал два выстрела, зло посмотрев на окружающих:
- Грохнется человек! А они, это самое, ржут!
Командир спокойно убеждал:
- Яков Евсеевич, никакого тут хулиганства нет. Кириллу пилотаж разрешен. Правда, высота для бочек не оговаривалась. Воспользовался ваш кавалер. Но он знает, что делает. В бою не такие кренделя приходится выписывать - ничего... А молодежь понимает, что это не всем дозволено: для такого нужен большой опыт и мастерство.
Полет в зону закончен. После посадки меня встречает Белобородов. Лицо его неузнаваемо. Оно впервые, сколько я знал Якова Евсеевича, выражало нескрываемый гнев.
- Ты что, это самое, очумел? Не соображаешь? Да твои летчики завтра же будут творить черт те что!
В подобных случаях, по опыту знаю, полезно и необходимо просто помолчать, а я ведь любил этого толстяка искренне и, как теперь понял, почти по-сыновьи. А тогда сделал попытку разжалобить:
- Товарищ подполковник! Да захотелось встряхнуться: засиделись мы, закисаем без настоящего-то дела!
- Вы слышали? Кавалер размяться захотел. Повеселить нас вздумал. Я вам начштаба! - Белобородов обвел нас строгим, не терпящим возражений взглядом. На-чаль-ник шта-ба, а не потатчик! Запомните!
Мы ничего не забывали, но молодость, пусть и фронтовая, брала свое.
В конце ноября мы провожали Якова Евсеевича на Белорусский фронт на должность начальника штаба дивизии (странный и парадоксальный поворот судьбы: с августа сорок четвертого по июль сорок седьмого года он возглавляет кафедру... Харьковской Государственной филармонии, а через год уходит в запас).
К исполнению обязанностей начштаба полка приступил заместитель Белобородова Николай Парфентьевич Сумин, вдумчивый и добропорядочный офицер. Работать с ним было легко и приятно. Невысокого росточка, российской души человек - веселый и находчивый, - он в минуты волнения слегка заикался. Но когда Сумин брал в руки баян, инструмент и исполнитель становились единым целым и песня лилась широко, свободно. Играл он и пел про дважды знаменитую Катюшу - девушку и гвардейский миномет, про Волгу-речку, про священный Байкал. Такие люди в военное время - ценность бесконечная.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
