Дело в том, что архитектор Шульги был слишком честолюбив. Он заложил усыпальницы слишком глубоко, чуть ли не на девять метров ниже поверхности. А ведь Евфрат омывал самые стены города! В результате, когда усыпальницами пришлось воспользоваться, они были затоплены грунтовыми водами, и тогда пришлось, жертвуя пропорциями, сделать пол на полтора-два метра выше. Поскольку время не ждало, это было, пожалуй, единственным выходом.
В мавзолее Шульги, так же как в обоих мавзолеях, сложенных из кирпичей Амарсуены, было по две усыпальницы. Одна из них, несомненно, предназначалась царю, а в другой лежало сразу несколько тел. Обе усыпальницы закрыли одновременно и впоследствии ни одну из них уже не вскрывали. Оба погребения были частями одного ритуала. Для меня совершенно ясно, что «могильные рвы» царского кладбища существовали и позже и что даже царей третьей династии Ура хоронили вместе с их приближенными. Этот обычай сохранялся долго, хотя клинописные тексты о нем и не упоминают. Таким образом, здесь, как и в древних царских гробницах, совершали сложную обрядовую церемонию, о которой мы можем судить по характеру самого здания.
Главным в этом сооружении были, конечно, могилы. Поэтому, несмотря на то, что по плану они должны были заполняться впоследствии, их строили в первую очередь, вместе с наземными покоями; в окончательный вариант они входили лишь частично. Судя по уцелевшим развалинам, временное сооружение возводили главным образом над самыми могилами. Небольшие изменения в кладке стен шахты указывают, что даже это временное сооружение строилось не одновременно с могилами, а, по-видимому, только после похорон. Во всяком случае наличие этих сооружений свидетельствует о том, что погребальные обряды продолжались значительное время после самого погребения.
Оба склепа были заполнены и входы в них замурованы одновременно, но лестницы оставались открытыми. Дверь в стене верхней надстройки позволяет предположить, что люди спускались по ним, чтобы совершать какие-то обряды перед замурованными усыпальницами или на средней площадке и на деревянных помостах, нависавших над входом в могилы. О том, что такие помосты существовали, свидетельствуют отверстия в стенах, сквозь которые проходили концы поддерживающих балок. После этого возводили верхний этаж в том виде, в каком мы его нашли. Когда строительство было завершено и мощеный пол поднялся выше уровня пола временного сооружения, вход в него замуровали, помосты над лестничным спуском разобрали, шахту засыпали землей и сверху тоже замостили. Именно на этом этапе погребения произошло драматическое событие. Постепенно извлекая землю из шахты, мы обнаружили, что в верхней части кладки, закрывавшей входы в обе усыпальницы, проделаны небольшие проломы, как раз такие, чтобы внутрь мог пролезть человек. Выломанные кирпичи валялись тут же, прикрытые чистой землей, принесенной для засыпки погребений. Значит, могилы были ограблены именно в тот момент, когда их должна были скрыть земля. Никто не решился бы это сделать, пока шахта была еще открыта, но если бы даже кто-либо и решился на подобное святотатство, кирпичи вряд ли остались бы на полу под не заделанными проломами. Очевидно, грабители улучили такой момент, когда земля, став неприкосновенной, должна была сразу же скрыть все следы преступления. Только этим можно объяснить их беззаботность.
Правителей третьей династии обожествляли при жизни и поклонялись им, как богам, после смерти. Таким образом, могила принимала смертное тело царя, временное сооружение под ней служило для совершения погребальных обрядов, а постоянный мавзолей — для вечного поклонения. С этой точки зрения и следует рассматривать его форму. Он не походит на храмы третьей династии, знакомые нам по многочисленным образцам. Скорее он напоминает частный дом. И это понятно. Мавзолей представлял собой обиталище божества, но при этом учитывалось, что оно человеческого происхождения, точно так же как при жизни на земле никто не забывал о его божественной сущности. Смерть царя не означала перехода в ранг бога, а лишь переоценку его качеств. И хотя теперь приближенным приходилось служить ему уже по-иному, «храм» бога-царя в основном по-прежнему оставался его дворцом.
Юго-восточная часть мавзолея Амарсуены настолько точно повторяет, лишь в уменьшенном масштабе, мавзолей Шульги, что описывать его не стоит.
Северо-западный мавзолей отличается тем, что в нем нет комнат, выходящих на центральный двор с юго-востока, поскольку там стоит внешняя стена мавзолея Шульги, к которому он пристроен. Кроме того, здесь вместо двух усыпальниц — три. Однако все усыпальницы построены и заполнены тоже до постройки верхнего этажа.
В этом здании, как и в мавзолее Шульги, мы нашли таблички с надписями, относящимися к последним годам правления Ибисина, последнего царя из династии Урнамму, который был разбит и взят в плен эламитами. Таблички красноречиво свидетельствуют о том, кто разрушил гробницы. После такого разрушения это место было заброшено, и лишь спустя столетие, если не больше, уже в период Ларсы над развалинами мавзолеев построили частный дом. В те времена культ царей третьей династии уже угас окончательно.
Расчищая руины у северо-западной стены зиккурата, мы нашли два осколка известняка с рельефным изображением. Осколки эти играли роль опорных камней в дверях построенного позже дома. В ста сорока метрах далее, посреди двора перед Дублалмахом, нам попались другие осколки с рельефом. Они дополняли первые два. Наконец, среди развалин Энунмаха оказался еще один фрагмент, по-видимому, того же изображения. Все эти рассеянные на значительной площади осколки представляют собой большую часть стелы с закругленной верхушкой. Она достигала в высоту трех метров, при ширине в полтора метра. С двух сторон ее покрывают изображения и надписи, прославляющие деяния Урнамму. Несмотря на всю фрагментарность, эта стела остается одним из важнейших скульптурных памятников, обнаруженных нами в Уре. Насколько возможно, она была реставрирована в университетском музее Филадельфии.
Гладкие выступающие пояса делят обе стороны стелы на пять горизонтальных рядов, на которых изображены различные деяния царя. Верхний ряд на обеих сторонах одинаковый: Урнамму под символом бога луны поклоняется в одном краю ряда Нанна, а в другом — Нингал. От изображений богов сохранилась только нижняя часть видящей фигуры Нингал, которая кормит грудью ребенка, возможно царского сына Шульги. Над двумя фигурами Урнамму парят ангелы с сосудами в руках, из которых на землю льется вода. На широкой полосе между рядами перечисляются названия каналов, проведенных по повелению царя вблизи Ура. Текст надписи объясняет изображение: Урнамму проложил каналы, однако воду и плодородие полям ниспослали боги.
Вторая сцена на стеле сохранилась лучше всех. По краям ряда сидят Нанна и Нингал. Урнамму, которого сопровождает его богиня-покровительница, совершает перед ними возлияния, наливая воду в вазу с плодами земли. В ответ на это Нанна протягивает ему измерительный жезл и свернутую кольцом веревку — рулетку зодчего. Тем самым он побуждает царя построить ему храм.
В следующем ряду царь выполняет повеление бога луны. От этого ряда уцелел один угол. Здесь позади сидящей фигуры Нанна, — его легко узнать по рогатому головному убору божества, — царь несет на плечах строительные инструменты: кирку, циркуль и корзину для раствора. Ему помогает обритый наголо жрец. Остальная часть ряда представлена жалкими осколками, но и на них мы видим на фоне кирпичной кладки людей на лестницах с корзинами раствора на плечах. Это строительство зиккурата. Перед нами изображенная мастером той эпохи картина закладки прекраснейшего сооружения, остатки которого мы раскопали в Уре.
Связь между жертвенным возлиянием царя и приказом бога разъясняется в надписи на глиняном посвятительном кирпиче закладки, который нам удалось найти. Надпись гласит; «Для Нанна, своего владыки, Урнамму, могучий муж, царь Ура, царь Шумера и Аккада, воздвиг храм Нанна… он спас растения в садах…» Смысл ясен; когда Нанна поселится в подобающем ему доме, тогда он обеспечит плодородие земли. На обломках рядов с другой стороны стелы изображены сцены: жертвоприношения, когда жрец вспарывает тушу быка, чтобы прочесть предзнаменования по его печени; сцена военного триумфа: пленников со связанными за спиной руками подводят к сидящему богу; сценка, на которой барабанщики бьют в огромный барабан, очевидно, также празднуя победу, и, наконец, сцена жертвоприношения, в которой роль бога, возможно, играет сам царь. Мы ведь знаем, что Урнамму был обожествлен после смерти, а может быть, еще и при жизни, Обычно, восхваляя шумерийских царей, говорили: «он почитал богов, он разбил своих недругов, он был справедлив к народу, и он прокладывал каналы». Три из этих благих деяний изображены на стеле. А где же четвертое?
