Петру нужны были рабы, потому что только они могли слепо выполнять и его кощунства, и его сумасбродные проекты. Для того, чтобы вырастить рабов, ему потребовалось лишить людей нравственной опоры в прошлом своей родины, лишить веры, достоинства и стыда. И вот эти-то помощники, эти «нарочитые монстры» и принялись за уничтожение того, что еще оставалось в стране от прежних социальных институтов и морали. Россия превращалась в концентрационный лагерь, в котором такие понятия, как частная собственность, личная жизнь, религиозность — не имели значения и смысла. В следующий раз подобный разгром повторился в России только спустя два столетия — в период большевистской революции и красного террора, и он во многом был подготовлен петровской эпохой.
Переворот Петра — это не реформа, как обычно именуют его, и не «преобразование». Это настоящая революция, непримиримая и жестокая. У новой империи, созданной в результате революции Петра, не существовало никакой преемственности по отношению к старой русской культуре и государственности. Они были основаны на противоположных нравственных и социальных принципах. Старая государственность представляла собой православную монархию — общество христиан, объединившихся вокруг фигуры государя, как воеводы, для того, чтобы сообща служить делу сохранения и защиты истинной веры. Новая государственность была абсолютистской диктатурой, рассматривавшей жителей империи не как граждан и христиан, а как рабов, смыслом жизни которых является обслуживание интересов правительства и правящего сословия.
Эпоха Петра стала временем, когда прежняя крепостная зависимость крестьян от помещиков, имевшая раньше множество ограничений, превратилась в самое настоящее рабство. Именно при этом императоре, «демократичностью» которого не устают восхищаться историки и писатели, русских крестьян начали продавать на рыночных площадях русских городов, как рабочую скотину, с разделением семей, без земли. Причем про исходило это в вопиющем противоречии с законодательством, поскольку продолжала действовать никем не отмененная статья Соборного Уложения 1649 года, гласившая совершенно недвусмысленно: «Крещеных людей никому продавати не велено»!
Но эти слова Уложения были слабым отзвуком старых общественных понятий, основанных на уважении и к имени христианина, и к человеческому достоинству соотечественников, иначе говоря — остатком «варварства», которое следовало, но мнению реформатора, как можно скорее искоренить и насадить новые представления.
В правление Петра отдельный человек, как личность, вообще теряет всякую ценность. Люди имеют значение для императора только как рабочая сила, и чем больше ее согнано, тем лучше. Для этой безликой людской массы скоро нашлось свое слово — «сволочь», т.е. те, кого приволочили, сволокли на рабский труд.
На «стройки века» при Петре сгоняли десятками и сотнями тысяч, но этого оказывалось недостаточно, и постоянно требовались новые жертвы. Работные люди, прежде всего крестьяне, под вооруженным конвоем покидали дома и семьи и отправлялись на государственную каторгу — строительство крепостей и верфей, затеянных Петром по всей стране. Иностранный резидент Фридрих Вебер, посетивший «преображенную Россию», писал: «Это как бы бездна, в которой изнемогает и гибнет бесчисленное множество русских подданных. Люди, знающие основательно это дело, уверяют, что при возведении крепости в Таганроге у Черного моря погибло более 300 000 крестьян, и еще более на петербургских и кроншлотских работах, частию от голода, а частию вследствие болезней, развившихся от болотистой почвы».
На строительстве петербургской крепости только за первый период, в течение 1703—1705 годов, погибло не менее ста тысяч человек от постоянного голода, непосильного труда, цинги. Их безымянные кости и сейчас лежат под чугунными набережными «града Петрова», о настоящей цене строительства которого весьма выразительно высказался В.О. Ключевский: «Едва ли найдется в военной истории побоище, которое вывело бы из строя больше бойцов, чем сколько легло рабочих в Петербурге и Кронштадте. Петр называл столицу своим «парадизом», но она стала великим кладбищем для народа»{85}.
Но, кроме гибельных строек, люди требовались для постоянного пополнения потерь в армии. Шла Северная война, в которой сгорело множество жизней.
Такого кровопускания, которое сделал России Петр Первый, страна не знала никогда раньше. Ни одно неприятельское нашествие, ни одна война не уносили столько жертв, сколько потребовал от народа этот правитель. Еще в самый разгар войны со шведами появились тревожные статистические данные, свидетельствовавшие о том жестоком разгроме, который император сумел нанести своей собственной державе. В 1714 году Сенат представил Петру результаты подворной переписи населения. В целом по стране число жителей сократилось более чем на четверть, в некоторых местах еще больше, а это значит, что людские потери исчислялись миллионами! Только в Казанской губернии, например, за несколько лет, с 1710 года, «убыло» 35 тысяч тяглых дворов, что составляло около трети населения этой губернии{86}.
Как правило, в оправдание всех чудовищных жертв приводят победу в Северной войне. Но и освещение самой войны, ее причин, целей, хода военных действий, и, наконец, «победа» в ней Петра — являются одними из самых вопиющих историографических недоразумений. По соотношению результатов и затраченных усилий — это одна из самых неудачных войн, которые вело когда-либо российское государство. 21 год небывалых лишений потребовался на то, чтобы шведы согласились продать часть принадлежавшего им побережья Балтийского моря!
Швеция действительно уступала России права на территорию Лифляндии, Эстляндии и часть Карелии. Но за эти земли Россия должна была заплатить «побежденным» шведам огромную контрибуцию — 2 миллиона таллеров, или более 50 тонн чистого серебра. Кроме того, Швеция получала право ежегодно вывозить из России зерна беспошлинно на сумму 50 000 рублей, а секретное соглашение к договору увеличивало эту сумму еще на 100 000 рублей.
В стоимость петровской «победы» необходимо также включить все экономические расходы, буквально разорившие страну, загубленные человеческие жизни. Итоги военной авантюры Петра подвел в свое время В.О. Ключевский: «Упадок переутомленных платежных и нравственных сил народа… едва ли окупился бы, если бы Петр завоевал не только Ингрию с Ливонией, но и всю Швецию, даже пять Швеции»{87}.
Экономика России не испытывала никакой потребности в наличии портов на Балтике, а общий упадок хозяйственной деятельности в ходе войны сделал эти территориальные приобретения совершено ненужными. Вся внешняя торговля совершалась через Архангельск, который прекрасно справлялся со своей задачей еще и в 20-х годах XVIII века. Только принудительные меры правительства фактически насильно перенесли центр российской внешней торговли в Петербург.
Если бы те колоссальные усилия и затраты, которые были сделаны на войну за бесплодные болота Карелии, оказались направлены на развитие отечественной промышленности и сельского хозяйства, положительные результаты роста экономики сами собой, в случае необходимости, поставили бы вопрос о новых местах сбыта произведенных товаров. В конце концов, для того, чтобы купить часть побережья, у России тогда нашлись бы средства без необходимости уничтожения миллионов своих жителей.
Но урон, нанесенный военной и прочей деятельностью Петра, был столь сильным, что еще много времени спустя российская экономика находилась в кризисе, а потом еще долго залечивала его последствия. Экспорт России на протяжении всего восемнадцатого столетия состоял почти исключительно из самых примитивных товаров, сельскохозяйственного и производственного сырья. Свиная щетина, пенька и лен — вот чем торговали в купленных столь дорогой ценой петровских гаванях.
Вплоть до второй половины XIX века в стране так и не возникло развитой промышленности. И причина этого заключена во внутренней социальной и экономической политике Петра Первого. Дело в том, что в основание промышленного производства «великим» преобразователем был заложен принцип рабского труда, который отбрасывал российскую экономику далеко назад по сравнению с европейскими странами.
Большинство рабочих на вновь создаваемых предприятиях были крепостными крестьянами. Указ 1721 года разрешал не только дворянам, но и купцам и фабрикантам покупать деревни с крестьянами для обслуживания производства. Работа на фабриках для крепостных была обязательной. Заработная плата им, как правило, не выплачивалась, и они работали за еду. А в некоторых случаях предприимчивые рабовладельцы заставляли своих рабочих еще и держать небольшие огороды, чтобы кормиться самостоятельно и не «проедать» хозяйского хлеба.
