Мои пальцы заскользили по волосам и сдавили голову в тиски.
Что же я делал?
Нужно было все выяснить раньше и не позволить ситуации дойти до критической отметки.
— У меня нет никого, — ее тихий голосок разрезал тишину и подкрался к моему сердцу.
Я все еще придерживал свою голову руками. Она дробилась на половинки, и чувство удушья ощущалось в разы. Только бы не сейчас. Пусть бы я мучался позже, но не тогда, когда хотел все знать.
— У меня нет семьи. Нет дома. И никогда не было, — ее подбородок дрожал. — Правда в том, что ты подобрал незнакомую девушку, которая может не догадываться о настоящем отце своего будущего ребенка. А если и подозревает о нем, то ненавидит его всей душой.
Слова, произнесенные с уверенностью, резали слух.
Она стояла в трех шагах от меня, а казалось, в пределах километра, и проговаривала одними губами. А я как будто читал по ним и вглядывался в ее нечеткий размазанный образ. Перед глазами плыло, но все, что видел и слышал, происходило на самом деле.
Вивиан, наконец-то, говорила, и я поглощал каждое ее слово.
Кивнув головой в знак согласия, тут же отрицательно помотал.
— Это не все.
Я мог подозревать о ее положении. То, что она носила под сердцем едва зародившуюся жизнь — было потрясающей новостью, несмотря на ее теперешнее положение. Здесь дело касалось другого — бесконечного унижения по отношению к ней. Вероятнее всего, ублюдок предпринимал действия сексуального характера против ее воли. И пусть бы Вивиан не скрывала факт избиения, и бог знает еще чего, перед тем, как я обнаружил ее полуживое тело, поскольку именно этот момент усугублял положение всех вещей.
— Что ты хочешь знать обо мне?
— Все, — шагнул навстречу девушке. — Для начала, Вивьен — это твое настоящее имя?
Блеск надежды сверкнул в ее глазах, а затем потух, едва она кивнула головой. Подобный разговор должен был состояться еще месяц назад, когда я с определенным любопытством взглянул на нее и мысленно подобрал его. Не имело значения, как имя звучало. Вивьен или Вивиан. Не угадал, просто почувствовал. Свою Вивиан.
Она сделала шаг вперед, и я не отступал, повинуясь своему твердому намерению.
— Почему ты оказалась в этом положении, Вивиан?
— Это долгая история.
— У нас много времени, я не тороплюсь.
— Ты никогда не интересовался.
— Ты сама никогда не делилась.
— Ты не захочешь знать, Бьорн.
— Теперь хочу.
Она смотрела на меня с невыносимым страдальческим выражением на лице. Но я должен был знать, иначе, к чему был весь этот спектакль.
— Кто ты, Вивиан?
Шумно сглотнув, девушка приоткрыла губы. Моя грудь вздымалась от напряженного дыхания, в то время как боль покинула голову и направилась в центр тела к самому главному и чувствительному — сердцу.
— Я шлюха, — прогремел ее голос вместе с громом за окном.
Незаметно пот начал просачиваться сквозь поры кожи, образовываться в районе лба и стекать маленькой струйкой по вискам.
— Все считают меня таковой… Развратной девкой, потаскухой.
— Это не правда, — ей меня не запугать. — Ты просто позволяла этому случаться…
— Тебе не нравится это слышать, Бьорн? Что девушка, которую ты подобрал и которой помогаешь жить дальше, смирилась и терпела к себе низменное отношение, побои, безнравственность?
Нет, мне было наплевать, но я молчал.
— Я слабая, — горько продолжала она. — И моя жизнь — ничто. Абсолютно ничего не представляет собой.
— Не говори так.
— Я даже не пыталась сбежать. А, значит, мне нравилось такое отношение.
— Нет…
— Меня продали, как вещь.
Так и знал, но пусть бы не старалась. Ее слова хлестали по щекам, а мне все равно было наплевать. Я видел в этих прекрасных глазах и мягких губах, выплевывающих о себе нелестное, существовала обыкновенная беззащитная девушка. Но ничего не ответил.
— Передали из одних предательских лап — в другие — еще более безумные, — с каждым словом она делала шаг вперед.
Боль звенела в ушах, отдаваясь по всему телу. Позвонки скрутило, будто с треском вырвало их из тела в районе поясницы. Она приблизилась вплотную, глядя на меня с вызовом и блестящими от слез глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я именно такая, Бьорн. И не заслуживаю даже находиться рядом с тобой.
Все это было ярким и несправедливым блефом, но мое сердце неустанно барабанило, подсказывая, что некая доля в ее словах все же являлось правдой. Кто-то был виновен в том, что она считала себя такой, если только не была виновна в этом сама. Моя жалость к ней не позволяла до конца во все верить, и я готов был уже послать свое любопытство к чертям, когда дрожащая рука Вивиан протянула мой блокнот с записями. На автомате я принял его с какой-то глупой задумчивостью, и она вытерла слезы на щеках тыльной стороной ладони. Земля ушла из-под ног, волна негодования сбила и унесла течением подальше от реальности. Внезапно место боли заняло недоумение, озлобленность, чувство ожесточения.
Выходило так, что она прикоснулась не только к моей поэзии. Она дотронулась до моих мыслей, вошла в мое сердце, копалась в моем прошлом. А ведь с легкостью могла достичь познания о моем настоящем и будущем, которого… со мной у Вивиан не могло быть.
Все изначально было неправильным. Я не должен был приводить ее сюда. Не должен был подходить к ней в ту злополучную ночь, когда ее выкинули из машины. Мне не нужно было оказываться в том месте и в тот час. Всего этого могло не быть, если бы два года назад вернул свою жену. И я бы сейчас не говорил то, что собирался сказать Вивиан своим поганым ртом.
— Бьорн?
Голос девушки вернул меня в реальность, но только не мой разум.
— Если ты так решила, — сипло ответил, освобождая путь к двери.
Слезы в который раз блеснули в ее глазах, приоткрывшийся рот от неожиданности ловил воздух. Я был безнадежным. Даже сейчас, мое состояние отказывалось ей помочь, поскольку сам отчаянно нуждался в этой помощи.
Женская фигура поравнялась со мной. Вивиан повернула голову, как будто хотела взглянуть на меня в последний раз.
— Уходи, — чуть громче прозвучали мои слова, обжигая изнутри своей горечью. Возвышаясь надо мной словно призрак, девушка продолжала молча стоять на месте.
Она до сих пор была здесь.
В моем доме.
В моей душе, мыслях, записях.
И не переставала присутствовать в моей жизни.
Какого, спрашивалось, черта?!
— Проваливай из моего дома! — в последний раз прозвучало слишком омерзительно и громко, отчего молния разорвала не только небеса, но и мою душу.
На сердце от боли загнивала рана, и я не мог смотреть в ее потрясенные глаза цвета болотистой зелени. Она бы сразу все поняла.
Глухой скрип дверной ручки, хруст открывающихся петель и звук позади захлопывающегося замка раздались заключительным аккордом в печальной мелодии наших сердец.
Оказывается, мне не составило большого труда, чтобы за считанные секунды суметь добиться того, чему я активно противостоял в самом начале.
Вивиан ушла.
***
Всю прошлую неделю погода стояла по-настоящему осенняя, за окном прохладный влажный воздух сменил тепло, и вот-вот собирался барабанить дождь. Душу не отпускала тоска, а в груди печаль проигрывала свою мелодию. Все это и многое другое сказывалось на настроении, соответственно, и стихи мои не отличались сердечностью. С распадом музыкальной группы все исчезло, а наша с Линдой семейная жизнь продолжала трещать по швам.
Сборник моего поэтического творчества последний раз вышел в свет еще до того, как закончился курс лечения. Больше предложений не поступало. Как будто для всех я перестал существовать. Остался только для себя. Или умер, но мне пообещали, что буду жить. Можно было выбрать любое определение тому, что происходило с моей жизнью в последнее время.
Все было смутным и непонятным. Но я преодолел себя и постарался начать все заново.
Обрадовавшись новости о моем выздоровлении, мы с Линдой бросили все силы на зачатие ребенка. Когда у жены впервые случилась задержка, были уверены, что вот оно — начало новой жизни. К сожалению, рано радовались. Последующие разы были безуспешными. Зациклившись на идее с ребенком, жена при каждом отрицательном тесте расстраивалась и уходила в себя. Знакомое безмолвие пролегло между нами, оно влекло за собой недопонимание, раздражение, обиду и, как следствие, отдаляло друг от друга. Спустя какое-то время мы перестали мечтать о потомстве и не стремились жить счастливой семейной жизнью. Каждый из нас продолжал существовать сам по себе.
