– Так это что, джин что ли? – спросил у Германа парень.
– Чудак человек, говорю тебе – ангел! Они только в такую посуду ловятся, – ответил Герман. – Они вишь как, ждут-пождут сердешные, чтобы людям в жизни помочь. Да люди молиться перестали. Просить помощи у ангелов разучились. Вот я и помогаю им, крылатым да не пристроенным с творческими чудаками навроде тебя встретиться. А где же ещё, как не на Арбате. Только здесь и можно встретиться с настоящим ангелом. Да…
Герман резво поднялся с земли, встряхнулся по-собачьи.
– Ну, что? Возьмёшь ангела? Бери, пока на тебя Божья милость сваливается. Завернуть? – спросил он. – А то потом сам искать будешь – не найдёшь, просить станешь – а не обломится.
Шуру подмывало встрять, объяснить молодому человеку, что связываться с Германом, по меньшей мере, опасно: под его чутким руководством можно влипнуть в такую историю – мало не покажется!
В это время Герман посмотрел на неё своим змеиным взглядом, и Шура будто приросла к булыжной мостовой, а язык прилип к гортани, одеревенел, словно какой-то зубной врач сделал замораживающий укол. Даже руки отнялись. Вероятно, Герман сотворил с ней такое, чтобы не мешала соблазнять ищущего свой путь. Тем не менее, Шура во все глаза смотрела на собеседников. Сейчас она могла только слушать.
– А что мне делать с этим ангелом? – пожал парень плечами. – Зачем он мне, если не секрет?
– Как что? – удивился Герман. – Принесёшь домой, поставишь на подоконник. Если чего надо – потри банку рукавом, как положено, глядишь чего и исполнит.
– Так уж прямо исполнит? – недоверчиво хмыкнул парень. – Этот лохотрон уже давно известен.
– А тереть баночку с верой надо, даже с любовью, – проникновенно убеждал Герман потенциального покупателя. – Именно с любовью всё надо делать, только тогда убедишься – лохотрон ли это. Уйти от тебя он не сможет, только крышку не открывай.
На площадке уличного ресторанчика стало шумно. Там свои артистические данные стал демонстрировать сам Сын Юриста, и собеседник Германа оглянулся на шум. Продавец ангелов между тем собрал банки в большую черную сумку. Парень снова обратился к нему.
– Слушай, ты не сказал, сколько я должен?
– Эх, ладно, – махнул рукой Герман. – Тебе – даром! Бери, пока даю. И даже благодарить меня не надо, потому как я ангелов в банки сажаю только ради того, чтобы их с людьми сблизить.
– Значит, ты даришь мне Ангела? В банке!
– В банке, в банке, – устало кивнул продавец.
– А почему даром? Ты ведь продать хотел? – вопросительно посмотрел на него парень.
– Нравишься ты мне, – мило улыбнулся Герман. – Так что бери, пока дают. Дарёному коню, сам знаешь…
Он кивнул парню на прощание, взвалил собранную сумку на плечо, и зашагал, не торопясь в сторону Смоленки. Молодой человек постоял ещё какое-то время посреди улицы, любуясь переливами разноцветных огней в банке, потом побрёл вслед Герману, что-то бормоча под нос, иногда приостанавливаясь. Неожиданный подарок явно выбил его из обычной жизненной колеи.
Гипнотическая Германова заморозка держала Шуру возле ресторанчика ещё минут двадцать. И только она почувствовала, что может двигаться, тут же – сначала с трудом, постепенно расхаживаясь – отправилась вслед парню. Она не знала что скажет, но решила догнать, предупредить. Однако ей не повезло. Ни Германа, ни его собеседника не было в помине. Шуре даже показалось, что кто-то хохотнул у неё над ухом. Оглянулась. Никого.
Что ж, у каждого свой путь, а Шуру давно ждал учитель отца Агафангела.
Мастерскую Павла Петровича она отыскала легко и тот первым делом, как на Руси водится, принялся потчевать Шурочку чаем.
– Нет уж, душа моя, – наставительно говорил он, разливая чай по глиняным, вероятно, самодельным чашкам. – Чай у меня особый, я бы даже сказал – волшебный. Мы немедленно должны его откушать: он на семи травах заваренный, может вернуть к жизни даже усопшего, так что отказываться не след.
Шура с улыбкой посмотрела на хозяина.
– Тогда считайте, что проблема бессмертия решена, – резонно заметила гостья. – Никакого эликсира долголетия и бессмертия искать не стоит. Достаточно лишь обратиться за помощью к вам.
– Не совсем, – улыбнулся в ответ её собеседник. – От этого чая могут ожить только истинные его любители. К их числу я постараюсь вас приобщить, душа моя.
И он усадил гостью в удобное плетёное кресло.
Растрогана таким вниманием Шура «уговорилась» на чай, к которому ещё был подан цикорий, несколько плодов которого пришлось съесть по настоятельной просьбе хозяина.
Его примечательная внешность – а-ля Крылов – забавляла немного гостью: седая всклокоченная шевелюра, пушистые длинные бакенбарды, пронзительный хитрый взгляд… даже жилетка имелась. Причём, именно такого глухого покроя, как носили в девятнадцатом. Может, он ещё и басни пишет? – про лисицу там, или про виноград? На худой конец – про ворону? Ну, хватит, хватит, – одёрнула себя Шура. Хозяин, добрая душа, за ней так ухаживает, «фильдеперсовым» чаем потчует, а она…
За чаем как-то сама собой возникла беседа об искусстве иконописи, об их общем знакомом монахе Андрее – Павел Петрович по-прежнему называл отца Агафангела мирским именем – и ещё о многом таком, о чём Шура раньше даже представления не имела. Хотя всё это была жизнь: здешняя, сегодняшняя, тутошняя.
– А знаете, душа моя, Андрея ведь чуть сана не лишили, – таинственным шёпотом сообщил Пётр Петрович.
– Как это? И почему вы его зовёте Андреем? – удивилась Шура.
– Это мирское имя отца Агафангела, – поморщился хозяин мастерской, – я до того привык к нему, что к новому имени, пусть даже трижды православному и красивому, как-то душа не лежит. Хотя переучиваться, конечно, придётся, потому что фактически Андрей умер, исчез, испарился. Умер в тот самый момент пострига. Ведь исполняющий инициацию настоятель монастыря держит в руках Евангелие и ножницы. Но перед постригом священник трижды роняет ножницы, а неофит[38] обязан поднять и подать ножницы священнику, исполняющему мистерию пострига, дабы подтвердить, что не отказывается распрощаться с прошлой жизнью и, не умирая ещё, прожить другую, наиболее праведную жизнь. Теперь уже всё, нет Андрея, есть иеромонах Агафангел.
– А если его чаем оживить? – улыбнулась Шура.
– Ах, душа моя, вы, я вижу, из тех, кому палец в рот не клади, – добродушно рассмеялся Пётр Петрович.
– Да, я прелесть что такое! – Шурочка даже не удивилась собственной наглости, как будто всё так и должно быть.
Просто в мастерской художника царила добрая ласковая атмосфера доверия и понимания. Такое редко встречается в нашей бедной стране. А в последнее время – и того реже.
– Так вот, – продолжил хозяин мастерской. – Случай с игуменским наездом на Агафангела вообще беспардонностью попахивает, если не сказать хуже. Признаться, от владыки Панкратия я такого не ожидал.
– С каким наездом? – подняла брови Шура, поскольку не знала о всяких там закулисных новостях православного островного монастыря.
– Когда Андрея, то есть иеромонаха Агафангела чуть сана не лишили, опираясь на вполне «законные» не церковные законы. Вы, душа моя, слыхали про последнюю перепись населения? А знаете, что она – всемирная?
– Конечно, – кивнула девушка. – Естественно, что у нас сразу же отыскались какие-то диссиденты, которые были ужасно «против». Я читала анкету, сама отвечала на вопросы. Ничего там страшного нет. Причём, все требуемые данные давным-давно имеются в любом паспортном столе, в ЖЭКе, например, или у районного участкового. Причём, и по радио, и по телевидению рассказывали причины переписи и нашумевших дополнительных номеров ИНН. Это просто для всеобщего упорядочения дел.
– Don’t listen to them. They do not know, what they are saying,[39] – поднял указательный палец вверх Пётр Петрович. – Зачем было тратить огромные суммы на оплату переписчиков, организационную часть и прочее, когда гораздо дешевле было бы сделать запрос по месту жительства? И времени, и денег затратили бы втрое меньше – это уже просчитано. Здесь же надо было от каждого получить добровольное согласие.
– Зачем? Может быть, это заурядная отмывка денег? – пожала плечами девушка. – Слуги народа привыкли воровать у того же народа, на то они и слуги! А привычка – вторая натура.
– Ну, душа моя, ты меня удивляешь, – поднял брови Павел Петрович. Он даже не заметил, что перешёл в разговоре на «ты». – Само собой, элемент отмывки имеет место – к мудрецу ходить не надо, но тут дела чуть посерьёзнее.
С книжной полки он артистичным движением достал толстую книгу, открыл, нашёл нужное место и принялся цитировать:
«И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон. Он действует пред ним со всею властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю, у которого смертельная рана исцелела; и творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми. И чудесами, которые ему дано было творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив. И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил, и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.
