Информация была тенденциозной, а иногда и противоречивой. И шла она на самый «верх» без серьезного анализа. Это было естественно, так как анализировать военно-политическую информацию в ИНО было некому. Берзин хорошо знал структуру центрального аппарата политической разведки, знал, что никакого аналитического центра там нет и его создание не планируется даже в перспективе. Влезать в работу чужого ведомства и давать свои рекомендации он не мог, да и с его мнением в руководстве ОГПУ никто не стал бы считаться. Не мог он и открыто выступить перед высшим партийным и военным руководством страны с критикой работы политической разведки и с обвинениями в тенденциозности ее оценок военно-политической обстановки в Европе. Такое выступление никогда бы не допустил Ворошилов — для него указующее и руководящее мнение Политбюро (то есть Сталина) было законом и руководством к действию. Поэтому свое мнение и свои оценки тенденциозности в разведке Берзин мог высказать только в завуалированной форме, без конкретных указаний на информацию ИНО и перед такой аудиторией, где его выступление выглядело бы естественно и не вызвало резкой критики наркома.
Такая возможность представилась осенью 1932 года. Начался новый учебный год в Военной академии, и начальник кафедры разведки попросил Берзина прочесть лекцию для слушателей выпускного курса. Была предложена свободная тема по общим принципам ведения стратегической разведки, и не ограничено время лекции. Поэтому начальник Управления мог сказать то, что считал нужным, высказать свое мнение и проанализировать информацию военной разведки для оценки военно-политического положения страны, не вызывая нареканий и упреков со стороны руководства наркомата. А в том, что содержание лекции будет доложено и наркому, и начальнику Штаба РККА, он не сомневался.
Стоя около трибуны, Берзин вглядывался в зал. В первых рядах сидели преподаватели кафедр разведки и истории военного искусства. Почти всех он хорошо знал, особенно сотрудников кафедры разведки, которые довольно часто бывали в Управлении, решая свои вопросы, связанные с разработкой лекций и проведением семинарских занятий. А дальше почти весь зал был заполнен слушателями академии. Лекция не афишировалась, объявление не вывешивали — хотели собраться в узком кругу в одной из аудиторий. Но молва о приезде начальника разведки разнеслась быстро, слушателей собралось много, и пришлось перейти в актовый зал. Перед таким количеством людей он выступал очень редко и, конечно, сильно волновался.
— Я хотел бы поговорить о некоторых проблемах работы военной разведки. О ее работе, функциях, направлениях деятельности в мирное и особенно в военное время, к сожалению, говорят мало и на лекциях, и на семинарских занятиях. Поэтому мое выступление считайте как бы дополнением лекционного курса по разведке.
Берзин посмотрел в зал. Слушали внимательно, заинтересованно. Некоторые ироничные улыбки преподавателей — не в счет.
— Людендорф, конечно, прав: «война не учебник арифметики». Но алгебры в ней много. Каждая война, каждая операция и бой — это уравнение со многими неизвестными. Даже очень хорошо поставленная разведка бессильна решить все из них. Но она должна, она обязана возможно более уменьшить их число.
Разведчик постоянно и очень тщательно изучает войска возможных противников. Обобщает, систематизирует и анализирует всю информацию о них, которая поступает в Управление по легальным и нелегальным каналам. Но это о противнике. А вот «свои войска» часто отпадают для разведчика как предмет специального исследования. Его ищущая мысль по необходимости лежит по ту сторону фронта. Но опасность впасть в абстрактное изучение, оторванное от запросов и возможностей потребителя, заставляет и разведчика если не специально изучать, то, во всяком случае, хорошо, по-настоящему знать свои войска, свою армию, без этого разведчик становится мертвым добытчиком и держателем ценнейших сведений о противнике, не зная, для чего, когда, кому и какие из них нужно добыть и отдать. Это, конечно, все элементарно. Но еще не везде и не всегда создается эта абсолютная необходимость обязательного знания разведчиками своих войск, и еще попадаются разнокалиберные разведывательные чудаки, все в «стратегическом» масштабе, похваляющиеся тем, что «мы, мол, изучаем только противника». Эти чудаки редки — это правда. Они вымирают — тем лучше. Но хотя и в единичных экземплярах, они еще сохранились.
Берзин основывался на собственном опыте. Как руководитель стратегической военной разведки он отлично знал численный состав и вооружение Красной Армии, знал все достоинства и недостатки в организации и боевой подготовке. Не было для него тайной и перспективное планирование развития армии на вторую пятилетку. В руководстве Штаба РККА хорошо знали «Старика». Он получал нужную ему информацию и у начальников ведущих управлений, и у заместителей начальника штаба. Так что ему было что сравнивать, сопоставлять и анализировать при подписании обзоров по вооруженным силам возможных противников. Он хорошо знал, кому из руководящих работников и что именно надо было добывать, чтобы эта информация была использована при текущем и перспективном планировании.
— Хочу затронуть еще одну тему разведки. Клаузевиц писал: «Современная война расплывается во все стороны, не находя определенных рубежей», а разведка «расплываться» не может, и ей необходимы рубежи. Но не отстанет ли тогда разведка от потребностей и запросов войны? Нет, не отстанет. Вопрос в использовании работы других и в рационализации собственной работы, вопрос в том, чтобы заставить работать на себя, за собой оставить лишь те задачи, которые никто, кроме военного разведчика, выполнить не может. Все то, на что не нужны специальная и узкоразведывательная подготовка и квалификация, пусть делают другие. Я — разведчик — соберу и использую. Все то, на что нужна специальная подготовка военного разведчика, и только это, не больше, сделаю я сам. Только этот принцип разделения и рационализации труда и ограничения потуг «объять необъятное» может оздоровить современную разведку и оставить за ней задачи, строго пропорциональные ее силам.
Но для этого надо четко разграничить деятельность основных видов разведки. Грубо говоря, их три: военная, экономическая и дипломатическая. Можно было бы выделить еще политическую, но фактически политическая разведка определяет и направляет все три остальные и входит в понятие каждой из них точно так же, как и они частично перекрывают друг друга. Все перечисленные виды разведки уже существовали и существуют всегда во всех странах и имеют свои готовые рабочие аппараты. Вспомним хотя бы поучения полковника Николаи: «За свое будущее может быть спокойно лишь то государство, политические, хозяйственные и военные руководители которого и в области разведки выполняют свой долг совместно». Разве дипломатия одной из двух самых активных задач не имеет выяснение вопроса о войне, о соотношении и состоянии враждующих сил, о всех комбинациях, связанных с расстановкой последних? Эта часть чисто стратегической задачи («дипломатического плана войны»), бесспорно, в руках дипломатов. Армия в лице своего главного (генерального) штаба использует, а часто и направляет эту работу.
Берзин говорил о разгрузке работы военной разведки, о том, что за ее добывающим и обрабатывающим аппаратом остается прежде всего изучение армии противника и вероятного театра военных действий, а также использование результатов дипломатической и экономической разведки. Задачи и без того огромные, чтобы к ним можно было еще что-либо добавить. И, конечно, недопустимо стремление некоторых военных работников растрачивать время, средства и силы на самостоятельное изучение дипломатических и экономических проблем, прямой ответ на которые уже лежит или, во всяком случае, должен лежать, и этого можно потребовать, в соседних гражданских наркоматах. Начальник Управления считал, что каждый вид разведки должен иметь свой строго определенный сектор работы, и перебегать друг другу дорогу они не должны.
— Всякое наслаивание разведывательных органов военной, экономической и дипломатической разведки может быть только вредным. Это эшелонирование в глубину было бы плохой системой. Каждый вид разведки должен иметь свой строго определенный сектор работы. У них единая цель, но разные объекты и разные пути. Перебегать друг другу дорогу они не должны. Единый орган выпускает их на работу, и он же отбирает и использует ее плоды.
Пожалуй, впервые Берзин высказал мысль о том, что нужен единый информационный центр, который бы обобщал, систематизировал и анализировал всю информацию, поступающую в Москву. Возможно, он имел в виду какую-либо структуру в составе Совета труда и обороны? А может быть, предполагал наличие чего-то похожего при аппарате председателя Совнаркома? Трудно сейчас ответить на эти вопросы. Ясно одно: до войны единого органа, собирающего и анализирующего всю военную, политическую, дипломатическую и научно-техническую информацию, не существовало.
