Несколько месяцев дипломатической работы Мельникова прошли, и в середине 24-го Берзин потребовал вернуть обратно своего сотрудника. Но дипломаты уже считали его своим и расставаться с новым способным работником не желали. 8 сентября Чичерин обращается с письмом к секретарю ЦК Кагановичу, в котором пишет, что «Разведупр покушается на отнятие у нас заведующего отделом Дальнего Востока т. Мельникова. Я не только самым решительным образом против этого протестую, но рассчитываю на Ваше содействие и убедительно прошу Вас помочь в этом деле».
Ввел в действие «тяжелую артиллерию» и Берзин, убедив своего куратора Уншлихта обратиться в Организационно-распределительный отдел ЦК. В письме от 18 сентября он, мотивируя отзыв Мельникова из Наркоминдела, указывал: «Разведупру, в силу объективных условий, необходимо срочно заменить ряд ответственных работников на западе, для чего требуются люди с военной подготовкой, знанием языков и солидным опытом разведработы. Таковых работников в резерве Разведупра не имеется, не может их выделить и армия». Мельникова готовили к серьезной разведывательной работе в Европе, и за него Берзин дрался до конца, используя все средства воздействия на кадровиков из ЦК.
На этот раз история с Мельниковым закончилась компромиссом. В течение двух лет он совмещал дипломатическую работу с разведывательной, работая и в Наркоминделе, и в Разведупре. С 1926 года ему пришлось заниматься только дипломатической работой. С 1928 по 1931 год он генеральный консул в Харбине, а в 1931 году поверенный в делах полпредства СССР в Японии. Но Берзин надеялся вернуть Мельникова обратно в Разведупр. И в начале 32-го ему это удалось. Может быть, он использовал вес и влияние нового зампреда Реввоенсовета Яна Гамарника в цековских кабинетах, а может быть, помог и Ворошилов. Мельников вернулся в «шоколадный домик», в котором начинал свою работу в разведке десять лет назад. Но вернулся зрелым квалифицированным работником, обогащенным большим опытом дипломатической работы и ценнейшими знаниями проблем Дальнего Востока. В Управление пришел человек, способный успешно руководить агентурной работой и курировать дальневосточное направление деятельности военной разведки.
Любая разведывательная операция любой разведки не начинается на пустом месте. Нужны серьезные события в дипломатической, политической или военной областях, которые дали бы толчок для возникновения идеи операции и определили бы ее замысел. Знаменитая операция «Рамзай» — не исключение. События, начавшиеся 19 сентября 1931 года в Маньчжурии, привлекли к этому району внимание всего мира. Первый очаг Второй мировой вспыхнул на азиатском континенте за восемь лет до начала войны в Европе. Встрепенулись и навострили уши разведки крупнейших стран мира: английская, французская, американская. Японская разведка развернулась в полную силу. Лучшие ее представители, такие как Доихара и Итагаки, отправились на азиатский континент в сопровождении целой свиты более мелких разведчиков.
В «шоколадном домике» — штабе советской военной разведки — внимательно следили за событиями. Для получения более точной информации использовалась китайская резидентура Рихарда Зорге. Но пока неясно было, как развернутся дальнейшие события. После захвата Южной Маньчжурии японские войска могли повернуть и на запад, в сторону китайской провинции Чахар, чтобы получить выход к центральным районам Китая. В этом случае необходимо было усиливать разведывательную сеть и создавать новые резидентуры в этой стране. Конечно, в Москве не исключали и такой вариант, когда японская агрессия на материке распространилась бы в северном направлении, к границам Советского Союза. Но в последние месяцы 1931 года ясности еще не было.
К весне 1933 года японская разведка, получив маньчжурский плацдарм и прямой выход к советским дальневосточным границам, начала активную разведывательную и диверсионную деятельность против дальневосточных районов страны, используя свои филиалы в крупнейших маньчжурских городах. Филиалы были прикрыты вывесками военных миссий и руководили многочисленными белоэмигрантскими организациями в Маньчжурии, используя членов этих организаций в качестве своей агентуры. Обо всем этом знали в Разведывательном управлении Штаба РККА. Руководитель военной разведки Берзин и его ближайшие помощники понимали, что активность японской разведки будет нарастать. Такой была обстановка, когда началось осуществление операции «Рамзай».
Мельников был ближайшим помощником Берзина вместе с начальником информационно-статистического отдела Александром Никоновым. Еще одним помощником «для особых поручений» был Василий Давыдов. С ними Берзин начал разработку операции «Рамзай».
Документальным подтверждением участия Мельникова в разработке операции могут служить собственноручные показания Берзина, данные им во время следствия 7 февраля 1938 года: «…B связи с трудностью организовать агентурную разведку на Японию у меня возникла мысль использовать его (Зорге. — Е.Г.) для работы на Японию, так как с положением на Дальнем Востоке он ознакомился и создал там себе прочное положение журналиста. В 1932 году в конце или в первой половине 1933 года Рамзай был вызван в Москву для доклада и выяснения возможности его работы в Японии. Он считал работу в Японии (под маркой немецкого журналиста) вполне возможной и считал успех обеспеченным. Разработку плана организации нелегальной резидентуры Рамзая в Японии и инструктаж самого Зорге, насколько мне помнится, вел мой заместитель по агентуре Мельников. В задачи Зорге ставилось: создать нелегальную резидентуру в одном из крупных центров Японии (где ему удобнее по местным условиям проживать), установить радиосвязь с нами и вести военную разведку по Японии…»
Почему в литературе о Зорге не упоминается фамилия Мельникова? Ответ могли бы дать сотрудники Главного разведывательного управления, ведь это они в 1964–1965 годах разрабатывали «образ» первого советского военного разведчика, о котором разрешили писать нашей прессе. Можно не сомневаться, что все газетные и журнальные статьи, а также книги, написанные в те годы, тщательно просматривались в кабинетах этой организации, и из них выкидывалось все, что не соответствовало заданному «образу». Наивно думать, что журналистам и писателям предоставили папки с документами операции «Рамзай» и позволили их использовать в своей работе. Это могли сделать только в 90-х годах, хотя основная масса документов, особенно касающаяся организационного становления резидентуры «Рамзай», до сих пор находится на секретном хранении и неизвестна исследователям и историкам.
Фамилия Мельникова в те годы не вписывалась в заданную идеологическую схему. И его заменили в газетных и журнальных статьях и книгах Оскаром Стиггой — человеком далеким и от проблем Востока, и от разработки операции «Рамзай». С 1931 года Стигга возглавлял научно-техническую разведку Разведупра, работал в крупнейших европейских странах, создавая там свои опорные пункты и свою агентурную сеть. Вполне возможно, что он мог оказать какую-то помощь Зорге в Германии, используя свои возможности в этой стране, и не более того. Но читателю в те годы нужно было показать помощников и соратников руководителя советской военной разведки. Не мог же Берзин один, не советуясь, не обмениваясь мнениями и не дискутируя ни с кем, разработать эту сложнейшую операцию. В такую гениальность «Старика» не поверили бы даже тогда. И ввели в оборот фамилию Стигги, чтобы создать сплоченный коллектив единомышленников.
Если бы в те годы назвали фамилию Мельникова, то появились бы, естественно, вопросы и у журналистов, и у читателей о его дальнейшей судьбе. И тогда надо было бы сказать, что после работы в Разведупре он в 1935–1937 годах был заведующим Службой связи Исполкома Коминтерна, то есть работал в партийной разведке. А существование этого засекреченного отдела и ротацию руководящих кадров военной и партийной разведок в те времена охраняли как государственную тайну. Так же, как ни малейшим намеком не писали о том, что Зорге работал в ОМСе Коминтерна с 1927 по 1929 год и пришел к Берзину по рекомендации руководителя ОМСа Пятницкого уже опытным нелегалом и конспиратором, а не кабинетным ученым, в котором Берзин якобы распознал будущего гениального разведчика.
После трех лет пребывания в Шанхае Зорге раньше других, в том числе и некоторых военачальников в Москве, увидел и понял, что сильного и коварного противника, каким уже в то время была Япония, надо изучать изнутри, находясь в самом логове врага. Так родилась идея создания сильной разведывательной организации в Токио. Вначале идея Зорге была изложена в письме на имя Берзина, а после его возращения в Москву в конце 1932 года разрабатывалась во всех деталях в Управлении.
В какой-то мере Берзин и Мельников планировали операцию «Рамзай» как экспериментальную. В отличие от крупных европейских стран в Японии почти не было нелегальных резидентур Разведупра. И Зорге стал первым, кто должен был попробовать ее создать. Нужно было проверить возможность действия под журналистской «крышей», наладить прямую радиосвязь между японскими островами и Владивостоком, убедиться в создании агентурной сети из местного населения. Конечно, все это требовало значительного времени, и на быстрый успех в Москве не рассчитывали, так как эти мероприятия приходилось осуществлять впервые в специфических условиях Японии.
