либо к спасению, либо к гибели. Колонны, ставшие невольными участниками сражения, падали за его спиной одна за другой.
Но града из обломков, отламывавших куски брони с тела голема, и разбитого пола, вздыбившегося каменными шипами, все еще не хватало, чтобы свалить исполина.
— Проклятье, — прошипел тяжело дышащий Хаджар и огляделся по сторонам.
Если не колонны, то…
Глава 1892
Голем, колосс из бронзы, впервые с начала их поединка, замер. Он стоял как памятник забытым войнам, и если бы Хаджар не знал, то в данный момент, даже в разгар битвы, счел бы все наваждением — ведь не могла же эта статуя и в самом деле являться «живой».
И именно в этот момент в голову Хаджара пришла очередная светлая мысль. Развалины колонн в достаточной степени исказили рисунок поля брани, так что массивный размер титана теперь играл с ним злую шутку и генерал собирался этим воспользоваться.
Он превратился в мимолетную тень, шепот ветра, пронесшийся в опасной близости от массивных ног голема, вновь пришедшей в движение. Земля сотрясалась от каждого шага голема, а осколки колонн, вековыми валунами, упавшими вниз, крошились под его поступью.
Движения же Хаджара резко отличались от движений голема. Если от голема исходили сила и ярость, то от Хаджара — какое-то несуразное, в текущей обстановке, спокойствие и обычно не присущее ему изящество. Он шнырял туда-сюда, словно не боролся за жизнь, а играл в детские салочки.
Но это лишь на поверхности.
На деле же…
Его стратегия заключалась в том, чтобы сбить голема с толку, сделать того жертвой собственной громоздкой формы. Запутать голема в собственных ногах и движениях, каждый раз заставляя наносить удары в разные стороны, ради чего исполину пришлось бы вертеться волчком.
Вот только опасность такого плана вновь была огромной: один неверный шаг, одно мгновение колебаний, — и можно оказаться раздавленным под тяжестью пусть не молота, но бронзовой ноги голема, что ничуть не менее… неприятно. Но если бы Безумного Генерала страшила опасность, то… да и не было бы тогда никакого такого генерала.
Каждый раз, когда Хаджар нырял под голема, то оказывался на расстоянии лишь одного вздоха от изрядно заждавшейся его костлявой старухи. Все вокруг, казалось, застыло в напряжении, созданном сумасшествием его авантюры, а пещера, как прежде колонны, обернулась безмолвным зрителем этой смертельной гонки.
Голем же, при всей своей мощи, не был предназначен для такого боя. Он был созданием сокрушительной силы, способной проламывать крепостные стены, а вовсе не скорости или ловкости. Пока Хаджар продолжал свои неуловимые маневры, от голема, казалось, исходило разочарование. Он пытался приспособиться, топал ногами и крутился, пытаясь поймать проворного человека, но его движения были слишком междленными и громоздкими. Им не хватало точности, необходимой для противодействия тактике генерала.
Но, увы, эта стратегия не прошла даром для Хаджара. Постоянное движение на границе человеческих возможностей; неустанная сосредоточенность; близкие встречи со смертью — все это требовало от него физической и умственной выносливости, находящейся на уровне, когда даже такие воины, как Хаджар, не могли слишком долго продолжать сражение.
Пот смешивался с пылью на его коже, мышцы кричали от напряжения, дыхание стало прерывистым. Но его решимость не ослабевала, взгляд оставался зорким, движения — целеустремленными.
Эта фаза боя стала ярким воплощением классического поединка маленького и проворного, против сильного, но громоздкого. Некоторым свидетельством превосходства ловкости и ума над грубой силой.
По мере продолжения их схватки попытки голема схватить или раздавить Хаджара становились все более отчаянными. Он дико размахивал руками, его молот вновь и вновь создавал порывы ветра, рассекая воздух. Но при всем своем неистовстве он не мог сравниться с плавностью и непредсказуемостью движений Хаджара. В этой смертельной игре в кошки-мышки генерал не оставлял и шанса своему противнику.
Битва в самом сердце грота превратилась в зрелище сродни цирковому и, в тот момент, когда генерал уже почти достиг цели и запутал ноги исполина, тот, внезапно, раскинул руки в сторону и закричал. И если бы Хаджар не видел источник звука, то подумал, что где-то высоко в горах сошла лавина или же поблизости что-то взорвалась.
Почему взорвалось?
Потому что ударная волна, внезапно, поймала генерала и, подхватив его подобно пушинке, отбросила в сторону, протащив по полу и изорвав плоть и одежду. Вспышки боли белыми пятнами ослепили на миг генерала, а горячая кровь хлынула из новых ран.
Но даже в момент полета, Хаджар не переставал цепки высматривать любую возможность для победы.
Первое, что он заметил — после крика големы руны на его теле изрядно померкли, а молот опустился вниз так, словно у исполина стало меньше сил, чтобы держать оружие поднятым.
А еще…
Хаджар обратил внимание на стихии, окружавшие их в этой древней пещере. Его глаза уловили отблеск больших кузниц, выстроившихся вдоль пещеры, в которых с первобытной свирепостью пылали костры. Их оранжевые языки отражались на поверхности пузатых чанов с водой, стоявших поодаль.
Поднявшись на ноги, генерал позволил себе кровожадную усмешку, которой, наверное, мог бы восхититься даже Хельмер.
Сколько веков прошло с тех пор, когда он в последний раз использовал в битве что-то кроме чистой силы и мастерства?
— Неплохо, — сплюнул кровью Хаджар. — для разнообразия…
И с этими словами он развернулся и побежал.
Голем, будто тоже переведший дыхание, последовал за Хаджаром, подняв молот для сокрушительного удара. Генерал же, силы которого постепенно иссякали, но решимость была как никогда сильна, мчался к кузницам, зайцем петляя по ландшафту пещеры и прямо на ходу прокручивая в голове очередной план. Кузницы теперь стали ключевым элементом его новой тактики.
Оставалось надеяться, что Хафотис и Архад-Гален строили на совесть и за эпохи простоя нигде не появилось лишних трещин, иначе вместо триумфа генерала будет ждать фиаско, достойное не песен, а оскорбительных частушек.
И вновь на голову посыпались удар за ударом, а за спиной взрывались каменные овраги. Движения Хаджара немного замедлились, но все еще оставались вне досягаемости голема. И генерал, подобно охотничьему манку, все ближе и ближе заманивал противника к кузням. Исполин же, движимый единственной целью — уничтожить, следовал за ним, казалось, не замечая изменения рисунка боя. Его массивные ноги, заставлявшие землю вздрагивать от каждого шага, теперь все быстрее приближались к чанам.
И в момент, когда голем оказался максимально близко, Хаджар сделал ложный выпад, взмахнув мечом в ножнах в сторону голема. Голем, инстинктивно среагировав, взмахнул молотом по широкой дуге, стремясь уничтожить Хаджара. Но генерала там уже не было: он успел отпрыгнуть в сторону, и его удар привлек молот голема вовсе не к вертлявой, назойливой мошке, а к чану с водой.
Удар разъяренного титана был попросту колоссальным.
От огромной силы молота чан разорвался надувным шариком, выпустив потоки холодной, горной воды. Та вырвалась наружу и каскадом хлынула на стоящую рядом кузницу. Столкновение стихий было мгновенным и жестоким.
Вода встретилась с огнем и забурлила, закипела, а затем, облаком пара вырвалась наружу, наполнив грот обжигающим туманом.
И этот столп пара стал шоком не только для Хаджара, но и для голема. Пещера, некогда наполненная призрачным светом кристаллов, теперь была окутана горячей, слепящей дымкой. Голем, пусть и металлический, на мгновение оказался окутан и пленен раскаленным паром. Его движения, и без того медленные и громоздкие, и вовсе застыли во внезапно возникшем тумане.
Хаджар, хотя и был так же ослеплен, но давно привык драться, полагаясь далеко не только на зрение. В его памяти тут же появилась картина поля битва, а осязание, слух и обоняние обострились, заменив собой зрение.
Он помчался вперед ничуть не медленнее, чем прежде. И обжигающий туман вокруг него стал одновременно и щитом, и оружием. Он маскировал движения генерала, давая краткую передышку от неустанного преследования голема.
Для голема же пар оказался дезориентирующим водоворотом, затягивающим создание все глубже и глубже в тягучий омут. Его механические « органы чувств», рассчитанные на прямое столкновение, оказались и вовсе не приспособлены к тому, чтобы сражаться в условиях внезапной потери видимости. Голем, пока пытался вернуть зрение и сориентироваться, зашатался, а его шаги стали еще неуверенней.
При таком стечении обстоятельств Хаджар на мгновение уравнял шансы. Пар, поднимающийся от битва огня и воды, все кружил и кружил, столпами взвиваясь
