словно простой пастух.
— Предупредить тебя, племенник, — она посмотрела на то ли слишком маленький дом, то ли слишком большой сарай. — У тебя, теперь, есть судьба. И ты сам выбрал, чтобы она появилась. Так что… если ты не станешь следовать ей, то пострадают те, кто тебе дорог. И, в первую очередь, твоя жена. Как кстати её звали?
* * *
Хаджар отпрыгнул в сторону и едва удержался на ногах после того, как громоздкий молот врезался в пол, раскалывая его и вздымая в воздух град из острой каменной крошки.
— Может решим все словами⁈ — выкрикнул генерал.
Но ответом ему стал лишь гулкий рев голема.
Глава 1891
Хаджар, со все тем же печальным вздохом, отвязал от пояса ножны с мечом.
В то же мгновение в пещерном сердце древнего грота закипел бурлящим котлом танец жизни и металла. Хаджар, держа меч в ножнах, стоял перед исполинским бронзовым противником. Голем, возвышающийся над смертными, выкованный из состаренной бронзы, держал в руках молот, способный раздробить камень, и литой щит, светящийся тусклым, угрожающим светом.
Когда голем сорвался, Хаджар, как всегда проворный и быстрый, помчался по камням с грацией грацией дикого хищника. Его шаги легко летели по усланному мехами полу. Молот голема, словно напитанный силой самой земли, взвился в воздух с мощью, звенящей раскатами сотен ударов по наковальне. Каждый взмах оборачивался громовым провозглашением силы, а каждый промах — землетрясением, отдававшимся в стальных костях грота.
Каждый раз, когда проворный генерал уходил за долю мгновения до того, как молот, размерам с небольшой дом, размазал бы его по камням, те, в свою очередь, взрывались дождем острой гальки и камней.
Но Хаджар, все так же, оставался лишь дуновением ветра, лишь тенью, мерцающей и танцующей на краю безумия.
И его танец был не только физическим, но и умственным, эдаким своеобразным испытанием на смекалку и выносливость. Разум Хаджара был так же проворен, как и тело, неустанно просчитывая каждый шаг, каждый вздох, предугадывая траекторию полета неумолимого молота. Когда-то давно для этого ему требовалась помощь нейросети, теперь же он был и сам способен на подобное даже не столько на уровне разума, сколько подсознания — оголенных инстинктов, срабатывающих быстрее, чем генерал успевал о них подумать.
Земля содрогалась от ярости голема, не способного поймать верткую мошку. При каждом ударе исполине в воздух взлетали мелкие камешки и пыль. Гром движений голема звенел ритмичным боем кузнечных молотов, извещающих о приближающейся гибели, на который Хаджар отвечал тихим шепотом собственных движений, шелестящих зимним ветром.
Будь в гроте хоть кто-то, сведущий в путях меча и поля брани, то оказался бы заворожен мастерством генерала. Тот словно не сражался, летя вдоль поля, а будто демонстрировал нечто, напоминающее скорее искусство, чем поединок.
Движения Хаджара представляли собой серию плавных, бесшовных переходов, плавно перетекая одно в другое, сливаясь в неистовых по скорости сериях, чтобы затем замереть в практически безмолвной покорности, лишь чтобы вновь взорваться пожаром блеска и скорости.
Он двигался в ритме, который, казалось, совпадал с биением сердца грота, перекликаясь древними камнями, окружавшими сражавшихся. Его взгляд, острый и сосредоточенный, не отрывался от голема, улавливая каждый его порыв, каждый нюанс движения.
Голем, при всей своей неоспоримой мощи, был существом вполне предсказуемым, а его удары пусть и мощными, но лишенными изворотливости и хитрости, свойственной человеческому противнику.
Хаджар, разумеется, пользовался этим.
Его тело изгибалось и раскачивалось с легкость, которая резко контрастировала с грубой силой голема. И в этом контрасте заключалась своя, особая красота: изящество человеческой ловкости против неумолимой механической силы голема.
Но как бы ни был ловок и быстр Хаджар, лишенный терны, мистерий, Имен и силы души, он оставался смертным с пусть и натренированным, но смертным телом.
По мере того, как длилась битва, дыхание Хаджара становилось все более затрудненным, мышцы стонали в знак протеста, но дух его оставался непреклонным. Каждое ближащееся столкновение с молотом голема, каждый миг, когда смерть была на волосок от гибели, казалось, только разжигали огонь в его голубых глазах.
Он был подобен листу в бурю: его швыряло и кружило, но каким-то образом он всегда оставался вне досягаемости сокрушительного ветра и не менее сокрушительного молота, превратившего пол в череду громадных выбоин.
И даже просто в движении молот голема, подобно летящему снаряду катапульты, поднимал вокруг себя вихри пыли. Но Хаджар, подобно эфемерному призраку или простому дуновению ветра, оставался невредимым.
В разгар битвы пещера вокруг них, казалось, пульсировала в ритме их противостояния. Пол дрожало, стены трясли и колонны вибрировали, что натолкнуло генерала на определенную мысль.
Без терны он, вооруженный полоской стали, не смог бы сломить титана из бронзы, так что…
— А я предлагал решить все словами, — процедил генерал.
Хаджар, с колотящимся в груди сердцем, резко поменял стратегию. Поглядывая на древние колонны, стоявшие вокруг грота, он бросился в их сторону.
Эти колонны, высеченные из самой сердцевины земли, величественно возвышались, храня на своих каменных плечах высокий свод.
Тяжелые шаги голема гулко отдавались в гроте, а Хаджар начал огибать колонны. Он шнырял между ними, шаги его были легкими, но продуманными. Он старался двигаться так, чтобы каждый раз лишь на мгновение уходить из-под атаки, заставляя противника чувствовать вкус добычи на губах, но не иметь возможности вкусить чужой плоти.
Так, увлекая голема в погоню, генерал продолжил игру в кошки мышки с исполинским молотом. Голем, обладая огромными размерами и мощью, несся за ним, но его движения были менее отточенными, и каждый шаг заставлял землю содрогаться.
Когда голем в очередной раз замахнулся массивным молотом, намереваясь, наконец, сокрушить Хаджара, тот ловко сманеврировал, и выпад пришелся прямиком по колоннам. От удара молота о древний камень по пещере прокатился каскад вибраций. Осколки камня и пыль разлетелись, падая вниз каменным ливнем. Вой трескающегося камня стрелой пронзил воздух.
Кто-то сказал бы, что замысел Хаджара был в равной степени опасен и безумен одновременно. Но что еще ожидать от Безумного Генерала…
От сокрушительных ударов голема колонны слабели и стонали под нагрузкой.
Хаджар понимал, что если просчитается хоть на йоту, то окажется под обвалом. Но риск был необходим. При каждом столкновении молота голема с колоннами от него откалывались куски камня — то крупные, то мелкие, и все они падали на бронзового исполина, оставляя на броне искусственного стража глубокие трещины и порезы. Этот каменный дождь служил как физическим, так и визуальным отвлекающим фактором, не только мешающим голему следить за быстрыми движениями Хаджара, но и причиняющими вполне себе ощутимый вред противнику.
Голем, несмотря на всю свою мощь и металлический состав, не спешил менять тактику, а может и вовсе не был на это способен. Его цель заключалось лишь в одном — сокрушить противника. Но при этом он не словно не видел последствий своих действий. По мере разрушения колонн целостность самой пещеры начала постепенно трещать по швам. На некогда прочных сводах, простоявших целыми эпохами, зазмеились первые трещины.
Хаджар среди этого бурлящего варева стали и камня сохранял холодную расчетливость. Его взгляд метался от голема к колоннам. Как и наставлял некогда Орун, генерал превратил окружающую его действительность в участника их поединка, сделав ту молчаливым союзником в борьбе с бронзовым колоссом.
С каждым неудачным ударом голем все больше разъярялся, его атаки становились тяжелее и быстрее, но менее точными. В воздухе уже висел покрыв пыли, а теперь к нему добавились еще и отзвуки крошащегося камня и скрежет металла.
По мере продолжения боя Хаджар все смелее перемещался между колоннами, отталкиваясь и словно перелетая с одной на другую. Он легко перемахивал через упавшие обломки, используя неровности рельефа в своих интересах. А вот голему, несмотря на его силу, не хватало ловкости, чтобы передвигаться по все более коварному полю брани. Его массивное тело больше не являлось преимуществом, а скорее наоборот — служило помехой.
В то же время и Хаджар преркасно понимал, что в своей стратегии ставит слишком многое на кон. Любая ошибка, любая заминка, и молот размажет его тело в тонкий, кровавый блин. Генерал двигался быстро, но четко, прекрасно понимая, что каждый шаг приближает его
