что мы уже говорили… или будем говорить… как враги. И я даже буду угрожать тебе, что уничтожу Седьмое Небо.
— А это то, чего бы ты хотел? — судя по голосу, Император не был ни встревожен, ни удивлен услышанным. — Хотел бы сжечь Седьмое Небо?
— Зачем? — удивился генерал. — здесь нет моих врагов. Здесь мой дом. Здесь я нашел свой путь. Зачем мне уничтожать это место?
— Но, все же, твое сердце стремится уйти отсюда, не так ли?
Черный Генерал молча продолжил смотреть на башню.
— Там нет записей о твоей судьбе, старый друг, — произнес Император. — Ибо у богов нет судеб. Она появится лишь тогда, когда ты спустишься к смертным. Но, увы, ты не сможешь её увидеть, потому как не сможешь вернуться сюда — отказавшись от наших даров, отринув участь бога, ты станешь смертным, рожденным мертвой землей.
— Я снова стану деревом?
— Нет, ты уже давно не древо, генерал. Тело человека и твоя душа останутся с тобой, но не думаю, что ты сможешь создать потомство, хоть и был бы рад, если бы у тебя получилось.
— Вот оно как…
Черный Генерал провел пальцами по кромке лезвия, а затем вернул клинок обратно в ножны и с силой вонзил их в землю, прямо рядом с башней Кестани.
— Он теперь мне ни к чему, — произнес генерал, после чего закрыл глаза и, раскинув руки, истаял в потоках северного ветра, унесшего павшего бога вниз, навстречу участи простого смертного.
Около башни из воздуха появилась рука, держащая в руках листок, который в равной степени мог при надлежать как дубу, так и ясеню, березе, тополю или клену.
— Он всегда уходит, — произнес Император.
— Каждый раз уходил… каждый раз уходит… каждый раз будет уходить… ты этого не изменишь… не изменил… не изменял…
— Но это не значит, что я не могу пытаться, мой верный собеседник.
* * *
Генерал стоял перед башней Кестани и путь ему преграждали сотни солдат небесного воинства. Что же…
Он посмотрел на Черный Клинок.
Если они решили встретить его с оружием, то пусть будут готовы пасть от его руки.
* * *
Из-за гула шумящей воды Хаджар очнулся от своих размышлений. Они стояли перед быстрым горным потоком, утекающим куда-то под скалу. А впереди, перед ним, поднималась каменная стена.
Тупик.
Глава 1889
Вид реки, бурлящей и пенящейся, бушующей в неустанной попытке сломить сковавшие её каменные объятья, навеяли Хаджару давние воспоминания о Элейн.
Когда-то очень давно, в самом начале пути, когда Имперский Наместник своей магией заставил сестру Хаджара забыть прошлое, они вдвоем, брат и сестра, оказались в такой же ситуации.
Кстати.
Может именно поэтому с тех самых пор генерал и испытывал неприязнь к магии?
— Кажется, здесь, все же, нет ни прохода, ни потайной двери, — резюмировал Ли, после того как почти битый час исследовал стену тупика.
Он разве что не облизал её, настолько тесно к ней прижимался, исследуя каждый сантиметр её поверхности. Причем на одной только стене гиртаец не остановился и, весьма скрупулезно, проверил стены на глубину в несколько метров.
— Если бы не этот поток, можно было бы подумать, что мы пропустили скрытый механизм где-то позади, — добавила Амик. — но…
— Но это может быть ловушкой, — перебил Та, скрестив руки на могучей груди. — Возможно механизм действительно был где-то сзади, но теперь мы слишком предвзяты и не сможем его отыскать, потому что постоянно будем думать о реке.
— Которая вообще может впадать куда угодно, — поддакнул Ли. — начиная подземным озером, в котором не будет воздушного мешка, заканчивая жерлом вулкана.
— В этих горах нет вулканов, Ли, — напомнил Тар.
— Это ты так думаешь, — не сдавался Ли. — а у гор может быть свое, немного горячее и огнедышащее мнение на этот счет.
Тар Ар Кир на эти слова лишь улыбнулся. Чуть более снисходительно, чем этого требовала ситуация. Так, что его улыбку можно было принять за обвинение в трусости, но Ли не обратил это ровно никакого внимания.
Видимо они действительно хорошо друг друга знали.
— У нас есть мешки, — с этими словами Тар достал из заплечного мешка с десяток желтоватых, мутного цвета свертков, бережно убранных в ткань. — Мы сможем продержаться в реке достаточно времени, чтобы…
— Чтобы что? — снова перебил Та. — Тар, ты знаешь, что мы целиком и полностью разделяем твою веру в другие миры, но посмотри, — здоровяк указал на реку. — мы понятия не имеем, как глубоко она уходит. У нас десять мешков на пять человек. И даже если ни один не порвется и не лопнет, этого хватит максимум на шесть минут.
Пока гиртайцы жарко обсуждали, что им делать, Хаджар подошел к воде. Если бы он владел своими силами, то ему бы не составило труда позвать ветер и попросить того разведать ситуацию впереди, не говоря уже о том, чтобы вызвать тропу и последовать за потоком.
Но он не обладал, в данный момент, таким возможностями. И все же…
Хаджар, когда-то давно, в момент схватки, ощутил, как в его мече выразились не только его эмоции и ощущения, но и, будто, в Синем Клинке оказался заключен весь окружающий мир. В тот момент генерал осознал ступень мастерства под названием Единый с Миром. И с тех пор мечом для него мог стать любой предмет, будь то лист дерева или же стебель травы.
К чему он сейчас это вспомнил.
Если все вокруг являлось его мечом, значит…
Хаджар опустил ладонь в горный поток и тот едва не сшиб его с ног своей первобытной силой и неудержимой мощью, но генерал удержался на ногах.
Не закрывая глаз, он вслушивался в свои ощущения. Острые капли кололи его кожу, пытаясь оцарапать глаза. Холод, такой глубокий, что облизывал кости, морозил плоть. А сила потока едва не рвала сухожилия.
Но это все ложные чувства. Чувства, вызванные самим потоком. А значит, они принадлежали не Хаджару, а тому, что их создало. И генерал вернул эти ощущения обратно потоку. Он отказался от них, но не как от ненужных или неуместных, а просто не подходящих конкретному моменту.
На мгновение сознание Хаджара погрузилось в тишину, а затем он ощутил что-то. Что-то далекое. Глухое, как воспоминание о забытом эхо, шумевшим среди горных колодцев.
Генерал потянулся к этому ощущению, взялся за него и, с удивлением, не обнаружил в нем меча. Как не обнаружил и Ронг’Жа. Лишь… смех. Смех его сестры и родителей. Смех друзей. Смех наставников. Смех простых жителей, бесчисленных обитателей Безымянного Мира.
Их песни и танцы. Праздники. Гомон таверн, гул ярмарок, тяжелые вздохи на полях, стук стали на тренировочных плацах, шуршание перьев о пергаменты.
Все это звуки — они звенели где-то внутри Хаджара, а он не мог понять откуда они там взялись и, самое главное, для чего.
Но смех и прочие звуки звенели и звали его за собой, попутно протягивая меч так, словно тот не имел практически никакого значения.
Хаджар попытался его ухватить, взять, но поймал лишь пустоту. А вместе с этой пустотой ощущение, что он еще чего-то не понял. Чего-то очень важного. Чего-то, что позволит ему взять в руки этот меч, выданный ему тем, что таило в себе, что удивительно, его собственное сознание.
Но, наваждение, пусть и многословное в понимании генерала, продлилось долю мгновения, после чего Хаджар увидел, как если бы сам был потоком. Он узрел глазами сотен капель. Увидел пологие стены, увидел острые пороги, небольшой водопад, а под конец — широкий пруд посреди огромной пещеры.
Генерал вытащил руку из воды и, отряхнув, повернулся к гиртайцам.
— Первые несколько сотен метров особой угрозы не представляют, — произнес он, стараясь не думать о смехе и прочих звуках. — затем пара порогов, а под конец водопад, впадающий в пруд в пещере. Под водой придется провести не больше четырех минут.
Гиртайцы переглянулись и слово взял Та Лик.
— А откуда, Хаджар, ты знаешь…
— Он ученый, — теперь уже Амик перебила здоровяка. Причем сказала она эта таким тоном, будто бы объясняла ребенку какие-то совсем прописные истины.
Они ненадолго замолчали, после чего Тар развернул свертки и явил их содержимое.
— Это мочевые пузыри лосей, — начал он пояснять Хаджару. — Они
