один из них не был достаточно хорош.
Стрелки уже совсем приближались к полуночи, когда Вулф допил пиво, закрыл книгу, выключил торшер, поставил все взятые книги на полку и спросил:
– Что делать со стаканом и бутылками?
У себя дома в такое время он бы сам отнес их на кухню, здесь же приходилось делать скидку на непривычные условия, так что я уважил его и отнес все на кухню сам. Когда я вернулся, Вулф, переместившись в другое кресло, склонился в три погибели и изучал уголок ковра. Он разбирался в коврах, так что я мог представить, о чем он думает, но он даже не хмыкнул. Молча поднялся и протопал вслед за мной к двери, которую я уже открыл. Выходя, спросил, не следует ли выключить свет, а я ответил, что нет, добавив, что выключу потом, когда вернусь.
Снаружи слабый свет, падавший из зашторенных окон, помог нам преодолеть первые двадцать ярдов, потом мы завернули за угол «Вотера» и оказались в кромешной тьме. Луна и звезды скрылись за облаками.
Остаток пути мы прошли едва ли не на ощупь. Других машин рядом с нашим универсалом не было. Ключ от замка зажигания я прихватил с собой, а дверцы запирать не стал, так что сначала, считая это элементарной вежливостью, а не баловством, я распахнул заднюю дверцу перед Вулфом. При этом зажглась лампочка освещения салона, которая принесла нам долгожданный свет. И не только свет, но и чрезвычайно неприятную неожиданность. На заднем сиденье, вернее, частично на сиденье лежало туловище, а голова и ноги свешивались вниз.
Вулф посмотрел на меня, и я открыл дверцу пошире. Я не хотел ни к чему прикасаться, но оставалась надежда: а вдруг он еще дышит? Поэтому я подпер дверцу спиной, а сам наклонился к нему. Проще всего было бы положить ему на ноздри пушинку или что-то в этом роде, но у меня ничего подобного под рукой не оказалось, и я взял его за запястье. Пульс не прощупывался, но рука была теплая. Неудивительно, ведь какой-то час назад я еще видел его в танцевальном зале. Крови не было видно, лишь на виске багровел кровоподтек. Я осторожно прикоснулся к нему, нащупал рядом глубокую вмятину и выпрямился.
– Не думаю, что он жив, – сказал я. – Я останусь здесь, а вы ступайте назад, к этому чертову шерифу. Крайне некстати. Пусть захватит врача – там их по меньшей мере двое.
Я вытащил из-под переднего сиденья фонарик, зажег и посветил в направлении прохода между двумя зданиями.
– Вот кратчайший путь. Ступайте туда.
Я протянул фонарик Вулфу, но тот помотал головой:
– А нельзя ли…
– Сами знаете, что нельзя. Есть один шанс из миллиона, что он еще жив, а раз так, то может заговорить. Но вы вовсе не обязаны признаваться Хейту, что это Сэм Пикок. Скажите: какой-то неизвестный. Берите.
Вулф взял фонарик и растворился в темноте.
Глава 10
Человеческий мозг напоминает свалку мусора – мой, во всяком случае. После ухода Вулфа следовало срочно обдумать как минимум дюжину разных вариантов; вместо этого мой мозг настойчиво спрашивал: как Лили доберется домой? Едва мне удалось найти приемлемый выход из положения и переключиться на более насущный вопрос, как в проходе загромыхали шаги. Хейт приблизился, заглянул внутрь, повернулся ко мне и спросил:
– Это ваша машина?
Будь в его распоряжении даже целая ночь, вряд ли он придумал бы более глупый вопрос. Как это могла быть моя машина, если моя машина осталась в Нью-Йорке, а ведь Хейт прекрасно это знал.
– Все документы на автомобиль в бардачке, – ответил я. – Врача нашли?
– Полезайте на переднее сиденье! – велел Хейт и переложил фонарик в левую руку, а правую опустил на рукоять пистолета в поясной кобуре.
– Я предпочел бы не прикасаться к машине, – сказал я. – Если бы я хотел смыться, то не стал бы дожидаться вас здесь. Мне не впервой попадать в такое положение. Врача нашли?
– Я приказал вам садиться вперед. – Он вытащил пистолет из кобуры.
– Катитесь к дьяволу!
Неужели он был настолько глуп, чтобы подумать, что я могу удрать или напасть на него. А может, он вообразил себя Дж. Эдгаром Гувером? Продолжить мужской разговор мы не успели, потому что в проходе послышались торопливо приближающиеся шаги, и Хейт направил туда луч фонарика. В тусклом свете я разглядел лысого мужчину в яркой спортивной куртке. Это был врач Фрэнк Милхаус, которого я знал в лицо, но знаком с ним не был. Милхаус остановился позади универсала и неуверенно огляделся по сторонам.
– Фрэнк, он в машине, – сказал Хейт.
Милхаус заглянул внутрь, потом выпрямился и посмотрел на шерифа:
– Что с ним случилось?
– Это ты должен мне сказать, – ответил Хейт.
Врач пыхтя полез внутрь. Три минуты спустя он выбрался наружу и сказал:
– Ему нанесли по меньшей мере три удара по голове тупым предметом. Думаю, он мертв, но не смогу сказать наверняка, пока… А вот и он.
Я оглянулся и увидел Эда Уэлча, который подошел, держа в одной руке фонарик, а в другой какой-то черный предмет. Приблизившись к машине, он заглянул внутрь.
– Это Сэм Пикок, – сообщил он.
Воздадим должное офицерам полиции округа Монро: мало кто мог сравниться с ними в проницательности. Милхаус взял у помощника шерифа черный предмет, оказавшийся чемоданчиком, извлек из него стетоскоп и снова склонился над телом того, кого наконец официально признали Сэмом Пикоком. Две минуты спустя он выпрямился и сообщил:
– Он мертв.
– Это окончательно? – спросил Хейт.
– Конечно окончательно. Что может быть окончательнее смерти?
– Есть еще следы, кроме ударов по голове?
– Не знаю. – Милхаус убрал стетоскоп в чемоданчик. – Смерть, безусловно, насильственная, тут сомнений нет, а остальное определит коронер.
– Мы занесем тело внутрь, где вы сможете его осмотреть.
– Не я. Как вам известно, я уже имею печальный опыт и не хотел бы его повторить.
И он зашагал прочь. Хейт что-то сказал ему вслед, но доктор не остановился и вскоре пропал из виду. Хейт повернулся ко мне и процедил:
– Вы арестованы. Садитесь вперед.
– На каком основании? – поинтересовался я.
– Как важный свидетель. Пока хватит и этого. Залезайте.
– Что ж, вам и карты в руки. – Я пожал плечами. – Но каждый дюйм этой машины… – Я замолчал, заметив, как дернулось правое плечо шагнувшего ко мне Эда Уэлча.
Я верно истолковал его жест. Увесистый правый кулак помощника шерифа вылетел из темноты, метя мне в подбородок. Правда, двигался он не по прямой, а по дуге, так что, когда кулак должен
