возле стола. Ника преобразилась. Натянула на лицо улыбку, насколько ей позволял вколотый ботокс, растянула силиконовые губы пельмешки, чтобы было видно весь сияющий белый зубной ряд. Горделиво выпятила вперед грудь размером с две трехкилограммовые дыньки. По лицу Ярослава пробежала судорога ни то улыбки, ни то гримасы.
Через некоторое время к столу подтянулись остальные. Прибыли дамы — это жены партнеров, опять лобызание, взаимные приветствия. Оценивающие взгляды. Ледяная стужа в глазах.
— Ярослав, а чем ваша девушка занимается? — спросила одна из дам, пряча за дружелюбной улыбкой снисходительность.
— Я — дизайнер интерьеров, — представляюсь я.
— И кто был вашим клиентом? — скептически спрашивает вторая дама.
Я называю имена наиболее богатых своих клиентов, знаю, что все остальные для них просто толпа.
— Ооооо, Звягинцевы, у них шикарный интерьер в загородном доме, — кивает одна из дам, после этого на меня смотрят чуть потеплевшим взглядом, хотя дают понять, что я им неровня.
Сложно все в этом высшем обществе. Вот точно из грязи в князи!
— Не переживай ты так, — шепчет мне на ухо Ярослав. — Они надувные куклы, вот та слева, ещё три года назад в пятерочке на кассе работала, теперь корчит из себя даму высшего света. А эта (он кивает на даму, что сидит напротив) всю жизнь в библиотеке проработала, если бы муж не стал бы крупным чиновником, до сих пор бы книжки выдавала.
Но мне от этого не легче. Сейчас это ярмарка тщеславия. Дамы меряются количеством бриллиантов, денег, возможностями.
Вечер плавно течет. За столом обсуждают поездки на курорты, учебу Ники в Англии, обсуждают каких-то мне неизвестных людей, кто-то обанкротился, кто-то взлетел вверх и перебрался в Европу. Ничего интересного. Все пустое.
В середине ужина извиняюсь и ухожу. Надо уже отдохнуть от этих разговоров ни о чём, ищу туалетную комнату.
В туалетной все такое же пафосное, навороченное и дорогое. Как говорят клиенты: Дорого — богато!
— Ой, девушка, — слышу я за спиной, — тут я нечаянно гель для мытья пола разлила…
Я оборачиваюсь, позади меня стоит тётенька в фирменном синем костюме подсобного рабочего со шваброй и тряпкой, и показывает на пол. А там лужица прямо посередине комнаты, прилично геля натекло.
— Скользкий он, осторожнее ходите, я пойду, воды принесу да тряпок, соберу его с пола…
И тетка уходит. А я остаюсь одна. Смотрю на себя в зеркало и поражаюсь. Всегда считала себя некрасивой, рыжей, с соломой на голове. Может потому, что первый муж на мне женился, когда я была беременная, второй просто хотел жалостливой тетке сына подбросить, а третий женился, так как пришло время обзаводиться семьей. И никто из них комплименты мне не говорил, даже ласкового слова не сказал. Мама же повторяла мне снова и снова: на мне никто никогда не женится; и дылда я; и некрасивая; и фигурой бог обидел. Вот и выросла вся в комплексах.
Из зеркала на меня смотрит высокая рыжеволосая девушка с кошачьими глазами, высокие скулы, пухлые губы. Молодцы визажисты, они только чуть подчеркнули красоту, ни мазка лишнего. Волосы из копны превратили в роскошную гриву локонов блестящих и здоровых. И фигура у меня очень даже ничего. Хоть грудь и маловата, зато талия тонкая, ноги длинные. Зря я всю жизнь взращивала в себе комплексы.
И тут дверь в туалетную комнату с громким стуком открылась, и на пороге возникли два мужика и Ника.
— Ну, что, стерва? Думала мужика у меня увести? Фигушки тебе! — Ника брызжет слюной и показывает мне фигуру из трех пальцев. Где там сказал ее папаша, она училась? Вот по лексикону, так закончила она ПТУ в Мухосранске, причём еще в девяностые годы, и манеры такие же — гопника из Зажопинска.
— Ника, я думала, интеллигентные девушки так не выражаются, вы же в Кембридже учились.
— В Кембридже — хуембриндже, а какой х… разница, у меня ни одна телка парня не уводила. Так, мальчики, девочку взяли и увези далеко-далеко, поучите немного, чтобы знала, как чужих мужиков уводить, — рявкает Ника и смотрит на меня презрительно, свысока.
— Мальчики, осторожно ступайте, не поскользнитесь, — предупреждаю я молодых людей, а сама рукой тереблю кулон, что одела на меня бабушка перед отъездом, как чувствовала неприятности.
Но амбалы хищно улыбаются и вразвалочку идут ко мне. Ой, зря они под ноги не смотрят. Шаг в лужи, тонкая подошва фирменных ботиночек скользит по мокрому полу. Рожи качков вытягиваются, они таращат глаза, как песчаные крабы на мелководье. И ну махать руками не хуже любой мельницы. Только не удержаться на скользкой поверхности. Тут вода, сдобренная густым гелям, да на скользкой плитке. Их ботиночки скользят, как коньки по льду. Они пытаются схватиться друг за друга, но это только усугубляет ситуацию. И один из амбалов Ники падает, ударяясь лицом о столешницу, разбивая в кровь нос и губы. Второй же падает навзничь и барахтается в луже, лежа на спине, как черепаха, которую волной перевернуло и выбросило на берег. Эх, мышцы накачали, про мозги забыли!
— Вы чо, идиоты совсем! — орет на них Ника и делает шаг вперед.
— Осторожно, не упади! — кричу я ей и выставляю вперед руку, но Ника только злобно вращает глазами и делает еще один шаг. Скользкий пол не прощает беспечности.
Тонкий каблук ее дорогих золотых туфелек попадает в гель, как в западню. Нога скользит и уходит вперед, Ника судорожно взмахивает руками и с грохотом падает на спину, ударяясь при этом головой об пол. Миг, и она теряет сознание.
И тут в туалетную вваливается уборщица, таща швабру и кучу тряпок, и замирает на пороге с вытаращенными глазами. На полу валяется Ника с раскинутыми в разные стороны руками и в бессознательном состоянии, мужик ползает на корячках в луже, второй стоит спиной к ней у раковины и водой кровь с рук смывает, кровавая вода уже наполнила раковину до половины, а на белом кафеле подтеки почти черной крови. И я у стеночки прижалась, от страха голову в плечи втянула. Вот что там, в голове у уборщицы пронеслось — не понятно.
— Ироды, девчонок убивают! Ах вы, ироды, — и она со всей своей мощи опустила швабру на голову мужика, который смывал кровь. Тот крякнул, глаза его закатились, и он упал рядом с Никой, тоже разбросав руки по сторонам. Затем последовал удар, тетка шваброй угодила второму амбалу как раз по причиндалам, тот уже было встал, и даже стоял устойчиво, но удар его добил. И второй мальчик Ники валяется на полу, жалобно скуля
