– Я уже приступил к поискам, но желающих пока не находится. Все, кто принял заказ, кончили плохо, так что с этим брячиславским боярином никто не хочет связываться.
– Ерунда. Все дело в награде. Если никто не хочет рискнуть за большие деньги, значит, найди того, кто сделает это за очень большие. Когда я вернусь из посольства, то хочу, чтобы Смолин был в замковом подземелье. Как это произойдет, меня не интересует. Понадобится – возьми штурмом Обережную, но доставь его мне.
– Значит, просто устранить его вы уже не хотите?
– Теперь уже нет. Да, совсем забыл. Вот, возьми.
– Что это, господин барон?
– Грамота, в которой указано, что с первого числа этого месяца ты являешься дворянином гульдской короны.
Вот и объяснение перемены решения. Как видно, барон понимал: первое, что сделает капитан, это направится в Брячиславию и вызовет боярича на поединок, а Андриса барон ценил почти как сына и не мог позволить ему вот так рисковать.
– Господин барон…
– Не нужно меня благодарить, ты заслужил это, как никто другой.
– Как скажете, господин барон. Я только хотел высказать свое сожаление по поводу того, что это дворянство несколько припоздало.
– Ты о бароне Лиепиньше? Ха-ха-ха. – Кабинет огласил дребезжащий хохот старика. – Не стоит расстраиваться, мой мальчик, как видишь, я и сам справился. – Затем он посерьезнел и продолжил: – Жаль, я не смогу объявить тебя своим наследником, король не позволит отдать баронство в твои руки. К сожалению, нет у меня и лишних земель. Но никто не запретит мне вознаградить тебя по заслугам.
– Мне не нужна иная награда, кроме возможности служить вам.
– Знаю, но тут уж позволь мне поступить так, как я посчитаю лучшим. Кстати, прими совет. Как только сделаешь все распоряжения относительно эскорта, отправляйся в таверну и устрой попойку, чтобы весть о твоем дворянстве разнеслась далеко и очень быстро. Не хотелось бы терять дворян только потому, что кто-то окажется не в курсе, что верный пес барона Берзиньша уже не слуга, а их ровня.
– Я всегда буду служить вам.
– Отрадно это слышать, но только ты будешь не служить мне, а состоять у меня на службе. Это огромная разница, мой мальчик. И пусть для нас с тобой это ничего и не меняет, ибо ты никогда не был мне просто слугой, остальные должны ощутить разницу.
– Я все понял, господин барон.
– Вот и хорошо. Иди.
Новоявленный дворянин четко, по-военному коротким кивком изобразил поклон, после чего повернулся кругом и, печатая шаг, вышел из кабинета. Вот еще одна отличительная черта гульдской армии, в которой жестко насаждалась дисциплина и муштра. Король мог экономить на чем угодно, но он никогда не экономил на армии. Однако заработок солдаты отрабатывали сполна, легким их хлеб назвать было нельзя. Изнывая на плацу и учебном поле, обильно сливая на землю пот, одуревшие от беспрерывных занятий, они мечтали только об одном: поскорее отправиться на войну, потому как только там, в боевой обстановке, они могли надеяться на послабление и возможность жить более или менее вольготной жизнью.
Вообще-то это село тянуло на небольшой город, потому как никто из живущих в нем никогда не пахал землю: этим занимались крестьяне, проживающие в раскинувшихся окрест фермах. Принцип прост: один род, одна ферма, и в основной массе это арендаторы на землях барона. Есть и свободные, которые обрабатывают свою землю, но таких мало, и год от года их становится все меньше. Неурожаи, падеж скота, потеря кормильца – все это ведет к недоимкам по налогам и, как следствие, к утрате земли. Большинство остаются в своих же домах, вернее, в домах, некогда принадлежавших им, но теперь они уже выступали в качестве арендаторов.
А в этом поселении, как-то уж так традиционно сложилось, проживали одни ремесленники. Повелось это издавна, еще три века назад предок нынешнего барона в деревне при замке стал селить лишь мастеровых, рассудив, что крестьянам лучше быть поближе к своим полям. К тому же продукция мастерских приносила более ощутимый доход, нежели взращенная на полях. С веками деревня разрослась в село, со своей церковью и устоявшимся укладом, с районами, где преобладали те или иные ремесла. Здесь не было прославленных мастеров, они предпочитали селиться в больших городах, а то и столицах, но никак не в глухом селе. Но те, которые были, не зря ели свой хлеб, производя вполне приличную продукцию. Так, например, был целый квартал, где несколько домов занимались изготовлением карет, в основном уходивших на продажу в славенские княжества. Этим дикарям пришелся по душе западный вид транспорта, и они давали весьма приличную цену. Вот и ладили элитные повозки для них, хотя торговать с ними открыто не получалось и ни один каретник не сказал бы, что готовит свой товар именно для славен. Все знали, куда пойдет продукция, но упорно делали вид, что ничего подобного не происходит. Торговцы доводили закупленные кареты до потребителя через Латгалию или Фрязию, иначе никак, потому как иной переправы и не было.
Вообще-то дурацкая ситуация, которая была во вред и Гульдии, и Брячиславии. В продукции друг друга они нуждались, но вынуждены были торговать через подставных лиц, наживавшихся на перепродаже. Но вражда была давняя и крепкая.
Имелся в селе и оружейный квартал. Опять-таки ничего выдающегося, но оттуда выходили весьма добротные мушкеты и пистоли. Были и пороховых дел мастера. А вот тут, пожалуй, имелся и выдающийся дом, потому как уже сотню лет его представители изготавливали порох по собственному рецепту, который держали в секрете. Мелкозернистый, он сгорал настолько полно, что практически не оставлял нагара. Великолепный порох, такого больше нигде не делали.
Одним словом, по всему выходило, что село могло претендовать на статус города, но таковым не обладало, как не обладало и городскими стенами. Баронский замок, как и века назад, возвышался на господствующем над местностью холме, являясь оплотом безопасности поселения. Народ здесь жил весьма зажиточный и прижимистый, как и все гульды. Но, может, на развлечения они не пожалеют монету.
На центральной рыночной площади сегодня был ажиотаж. Циркачи нечасто забредают в эти края, а то, что вытворял этот акробат, заслуживало того, чтобы остановиться и поглазеть на происходящее. Виктор старался от души, не рассчитывая на достойный заработок. Он питал надежду получить несколько иную плату. В виде информации.
Славенину появляться в Гульдии вообще-то не рекомендовалось, уж больно их здесь не любили, но Добролюб в роду имел кого-то из иноземцев, потому как вполне мог выдать себя за фрязича. К тому же, как выяснилось, он довольно прилично разговаривал на их языке. Не без акцента, но мало кто сможет уличить его в этом, здесь не так чтобы много людей, владеющих иностранными языками.
Интересно, почему это гульды так недовольны тем, что циркачи и комедианты стараются не появляться в их землях? Как оказалось, не такие уж они ханжи и с удовольствием взирали на представление, охая и ахая от охватившего их возбуждения. Это же с ума сойти, что только ни вытворял этот человек, у которого, казалось, отсутствуют кости. Продолжалось это до той поры, пока Виктору не пришло время пойти по кругу с перевернутой шапкой в руках. Конечно, он старался совсем не подавать виду и сохранял мину с приклеившейся лебезящей улыбкой, но то, как быстро эти селяне начали расходиться по окончании представления, не могло не вызвать презрения. Стало быть, халяву любим. Едва ли треть осталась и бросила акробату мелкую монету, причем они сделали это с таким видом, будто как минимум одаривали его золотым. Всего заработка в перерасчете вышло едва ли десять копеек. А ведь у суетливо прячущих взор и спешно уходящих зрителей были деньги, людей с достатком видно. Но вот платить за то, что никак нельзя взять в руки, они считали неправильным. А хорошее настроение в руках не подержишь.
Как ни странно, но в трактире ему были рады. Виктор припомнил трактирщика. Тот был среди зрителей и оказался среди тех немногих, которые не побоялись расстаться со своими кровно заработанными денежками. Едва он оказался на пороге, как хозяин тут же подошел и, взяв под руку, поволок его к дальнему столику. У него был разговор к этому акробату, а потому незачем остальным подслушивать. Не хватало, чтобы украли идею.
– Как тебя зовут, акробат?
Трактирщик говорил на фряжском с сильным акцентом, который был гораздо сильнее, чем у Добролюба. Но оно и к лучшему: значит, некому будет его изобличить. Уже большая удача, что хоть кто-то говорит на этом языке, здесь с образованностью было несколько сложно, а с изучением иностранных языков и тем паче.
– Виктор.
В западных странах не видели ничего предосудительного в том, чтобы называться именами, полученными при крещении. Разумеется, местные жители тоже были суеверными, как и все представители Средневековья, и верили во многое, но не придерживались мнения, что истинное имя нужно скрывать. Так что Волков просто назвался своим настоящим именем. Случись что – и у него не выйдет никакой заминки, зачем городить сложности там, где можно обойтись простым решением.
