– Точно так. Но в Уитни не может быть много пабов и гостиниц, я хочу сказать, приличных.
– Какое имя нас интересует на сей раз?
– Никакое конкретно. Мы просто попытаемся выяснить, останавливался ли там кто-нибудь в позапрошлое воскресенье.
Их усилия были вознаграждены в первой же гостинице из тех, куда вы заходите в первую очередь. К удивлению Бридона, здесь вели список постояльцев, а потому он довольно быстро обнаружил, что в воскресенье пристанища здесь просил один человек. Через плечо мужа Анджела прочитала: «Л. Уоллес, 41 Дигби-роуд, Кавентри».
– Люк Уоллес! – воскликнула она. – Это же наш старый добрый Феррис! Блестящая идея, Майлз. Но почему он сменил адрес? В прошлый раз был Криклвуд. Провались я на этом месте, если понимаю, как ты его здесь вычислил.
– Куда ты все время торопишься? А тебе не пришло в голову, что я его не вычислил. Мне вовсе не нужен здесь никакой Люк Уоллес. Только все портит. Феррис! Что, черт подери, он здесь делал? И зачем он, черт подери, сменил адрес? По-моему, я схожу с ума.
– Лично я точно сойду, если ты мне не объяснишь, что ты тут ищешь. А знаешь, мне даже нравится смотреть, как ты теряешься в догадках. Сам виноват, держишь меня на голодном пайке. Хоть зубы на полку клади.
– Зубы на полку! Люк Уоллес на полке для писем – вот оно что! А теперь пойдем спросим у этого юного существа за кассой, помнит ли она мистера Люка Уоллеса.
Но ни у дамы за кассой, ни у портье мистер Уоллес ярких воспоминаний не оставил. Он прибыл в воскресенье поздно вечером и выехал рано утром на следующий день – вот и все. Багажа у него с собой практически не было, он сказал, что не забирал его из Оксфорда. Постоялец попросил расписание поездов на Оксфорд и выбрал самый ранний поезд в понедельник утром. Больше ничего.
Когда супруги вернулись к «Пескарю», Лейланд как раз писал дневник за столом у окна, а мистер Феррис, сидя на неудобном стуле с плетеным сиденьем, читал местный справочник.
– Ну, – весело начал Бридон, – теперь дело за вами. Анджела сейчас поднимется наверх и задаст Найджелу пару вопросов. Когда я буду знать на них ответы, то смогу передать всю эту катавасию в ваши надежные руки.
– Что от меня требуется? – спросил Лейланд.
– Ну, например, сделать запрос в полицию на континенте для получения любой информации о путешественнике, который пересек Ла-Манш дней десять назад под именем Люка Уоллеса.
Лейланд бросил на Ферриса встревоженный взгляд, полагая, что Бридон этого не заметил. Феррис же вскочил со стула с видом крайнего недоумения.
– Ла-Манш? Континент? Но уверяю вас, я не покидал пределов Англии с Рождества. Честное слово, мистер Бридон.
– Разумеется, к вам это не имеет никакого отношения. Кроме того, что, по-видимому, кто-то позаимствовал ваше вымышленное имя. Вряд ли мы можем говорить о том, что этот кто-то выдавал себя за вас, хотя, конечно, вы вправе толковать сей демарш как нарушение авторского права. Правда, на вашем месте я бы больше не использовал этот псевдоним, поскольку человек, который его у вас одолжил, надо думать, скоро окажется в руках полиции.
– Это все прекрасно, – заметил Лейланд, – но у этого человека, конечно же, хватило здравого смысла взять свежий псевдоним, как только он оказался на том берегу. Зачем цепляться за старое имя, когда можно в любой момент изобрести новое?
– Может, и так. Но он, преследуя вполне определенные цели, положил столько сил, чтобы его считали Люком Уоллесом, что у меня есть все основания предполагать, что он все-таки за него уцепится. Видите ли, он думает, что этот маскарад направит нас на ложный след.
– А настоящее его имя?
– Разумеется, Дерек Бертел.
Глава 24
Две подушки
Не успел никто среагировать на эту информацию, как вошла Анджела.
– Франция, Бельгия, – сказала она. – Приличный путь вверх по реке, возле Дичем-Мартина, сразу после завтрака. Да, снимали друг друга, причем каждый сделал по три снимка – идея Дерека.
– Все сходится, – кивнул Бридон. – Лейланд, думаю, вы можете вернуть Найджелу его штаны. Однако сейчас он нам не нужен, поскольку, боюсь, мне придется произносить его имя всуе.
– Дерек Бертел! – воскликнул потрясенный Лейланд. – И давно вы догадались?
– Только вчера. А додумал все сегодня утром. Но, конечно, мы могли бы и понять, что все это нагромождение тайн его рук дело. Или кого-то его поля ягоды.
– Какого поля? Какой ягоды?
– Наркомана. Если присмотреться, эта история все время ставила перед нами неразрешимые загадки, поскольку налицо были все признаки невероятной изобретательности, а стройная схема все-таки не выстраивалась. Мы не делали ложных выводов, как явно было задумано. Мы вообще не могли прийти ни к каким выводам. Все отдавало какой-то фантастикой, как во сне. А все потому, что это в самом деле был сон – опийный сон, только перенесенный в реальную жизнь.
Дерек, насколько нам известно, не обладал богатым воображением. Но он в изрядных количествах принимал эту бурду. А если что-то точно и известно относительно эффекта, производимого наркотиками, так это то, что они превращают людей в перворазрядных врунов. Сам по себе Дерек был слишком глуп, чтобы врать, по крайней мере врать по-умному. Но наркотики придали ему способностей. Говорят, каждый может рассказать замечательную историю, и Дерек ее рассказал, только не написал, а сыграл. Не думаю, что она могла сложиться в его воображении сама собой, если бы не предстала ему в момент экзальтации, когда наркоман все видит ясно и без усилий плывет по волнам воображения. Ну, как «Кубла-хан»[32]. Однако на сей раз никакой человек из Порлока не помешал, и сон был претворен в жизнь. Костяк истории представлял собой великолепный мошеннический трюк; детали же были продуманы небрежно, поскольку, занимаясь организационными вопросами, Дерек наркотики не принимал.
Он ненавидел своего кузена. Мы это знаем и знаем также почему. Однако его ненависть получила какую-то нравственную подкладку. Дерек, видите ли, был убежден, что его кузен почти что убийца, поскольку виновен в смерти той женщины. Он не собирался убивать Найджела; он хотел лишь, чтобы Найджела казнили по законам нашей страны. Но поскольку его нельзя было приговорить к смертной казни за убийство, которое он совершил, нужно было сделать так, чтобы его приговорили за убийство, которого он не совершал. Его должны были казнить за убийство Дерека, а Дерек должен был исчезнуть, причем так, чтобы все были уверены, что его убили.
– Секундочку, Майлз, – прервала Анджела. – Неужели Дерек собирался плюнуть на свои пятьдесят тысяч? Ведь если бы Найджела повесили, наследство-то тю-тю.
– Я считаю, Дерек подложил себе сразу две подушки. Если Найджела повесят – прекрасно, месть слаще любого наследства. Но если он выходит сухим из воды, в ход идет другой план: Найджел вступает в права наследства, Дерек налаживает с ним связь, и они делят авуары. Эту часть плана Дерек изложил кузену полностью, а вот в остальном держал его в неведении. Я думаю, старший Бертел и помыслить не мог, что у Найджела хватит духу рассказать то, что он рассказал нам вчера утром, а если и хватит, то ему просто никто не поверит. Все решат, что он выдумал весь этот сговор, спасая свою шкуру. Мне кажется, вы так и решили, Лейланд.
– Я все еще жду, что мне объяснят, почему я должен был решить иначе.
– Потому что мистер Люк Уоллес побывал в Уитни. До этого мы еще дойдем. А пока я прошу вас просто поверить, что рассказ Найджела о его приключениях в воскресенье и в понедельник – чистая правда. Не рассказал он нам того, чего не знает сам.
Перед Дереком стояла одна проблема: он не хотел совершать самоубийство не столько даже потому, что дорожил своей жизнью, сколько потому, что не хотел оставлять наследство Найджелу. Поэтому ему – при помощи Найджела – нужно было сделать так, чтобы все решили, что он умер, а потом, уже без помощи Найджела, сделать так, чтобы все решили, что его убили. Как он справился с задачей номер один, Найджел нам уже рассказал. Дерек нашел не слишком оригинальное решение; полагаю, придумал его в нормальном состоянии. Бросить лодку, исчезнуть, залечь на дно, пока тебя не объявят умершим, и потом начать все сначала где-нибудь в колонии, взяв новое имя, – довольно грубая схема, причем сотня случайностей может сорвать весь ваш план. Но вторую задачу – сделать так, чтобы все решили, что его убили, он в целом выполнил блестяще; за изобретательность я ставлю Дереку Бертелу пятерку. Это в самом деле был его «Кубла-хан». Скажите, Лейланд, почему мы с вами до сих пор считали, что это убийство?
– Потому что нам представлялось несомненным, что на шлюзе, когда Берджес уже не мог видеть лодку, кроме Дерека был еще кто-то.
– Именно. А какие мы имеем доказательства того, что кроме Дерека Бертела там был кто-то еще?
– Фотографию, точнее, две. Можно, конечно, снять собственные следы. Но невозможно сфотографировать собственное тело, растянувшееся в каноэ. И не говорите мне, что он что-то такое смастерил из веревочек, все равно не поверю.
