Хотелось мне побить рекорд, что значило бы: до меня никто лучше здесь не плавал с основания игр. С рекордом, увы, не получилось на этот раз. А дальше будет только хуже: я в середине своей возрастной группы, и утешаю себя примерами из новостей и рассуждениями об удачном биологическом возрасте. Слабенькой надеждой остаются неисчезающее внимание к женской красоте, гендерное неравнодушие. Всё это волнует и заставляет любоваться до сих пор, хотя и скрытно, чтоб не смешить людей.
Не каждому дана физическая исключительность. Из юношеских лет запомнилось мне, как я готовился бежать трёхкилометровый кросс, берёг силы, разминался перед стартом. А мой сверстник Юрка Бондаренко играл до старта в футбол, а затем, явившись на старт, обогнал всех. И выходило правилом: всё следует исполнять, не напрягаясь, между прочим, походя. А там уже как повезёт.
В юности спорт для нас был необязательным. В школе спортивным энтузиастом был из демобилизованных, волочащий искалеченную ногу военрук. А во внешкольных спортивных юношеских секциях наставниками подвизались с виду совершенно разные: молодые, прекрасно сложенные и красивые спортивные тренеры, попавшие к нам из германской группы оккупационных войск, с которых мы и брали пример, и солидные, вальяжные с виду загадочные типы, абсолютно пошлые, с логикой для юношества губительной. Раз, когда в старших классах, занимаясь лёгкой атлетикой, нас вывели весной из залов на стадион, и мы резвились жеребятами на лугу, один из тренеров, разложив перед собой дорогие, явно трофейные хронометры, и боясь, что их могут ненароком задеть, предостерег: «Эй, полегче, а то ни отец, ни мать не расплатятся…» И с ухмылкой добавил: «Мать, может, и расплатится…»
В юности я не бил рекордов. Теперь, выходит, я как бы упущенное добираю. Три года в плавании в Северной Вирджинии финиширую первым в своей категории, завоёвывая так называемое «золото». Хотя есть ли во вручаемой красивой медали золото, или одна только символика по принципу: не то золото, что блестит. А ценен ли для меня итог по гамбургскому счёту? Да по какому там гамбургскому? По любому счёту нынешнюю победу следует посчитать поражением.
Чувствую себя лузером. Похожий пример имелся тут же, в бассейне, пока я сам ожидал заплыва, стоя у стенки. Мой ровесник из моей же возрастной группы, участвовавший в заплыве на пятьдесят ярдов вольным стилем, вёл себя свободно, разговаривал с судьями и, как опытный, не лез заранее в бассейн, хотя старт давался из воды, и в результате прозевал старт и, спохватившись пытался исправить положение, но было поздно. И вся его былая раскованность, казавшаяся опытностью, слетела с него, и он выглядел, да и по сути был, форменным неудачником. А для меня он выглядел моим зеркальным отражением. «Осёл останется ослом», а лузер – лузером.
К этому старту я тщательно готовился, почти ежедневно плавал в бассейне на крыше, хотя, признаться, большей частью формально и недостаточно, ходил после дневного сна на шестнадцатый этаж в Gym и пересиливал себя на снарядах, по пятьдесят упражнений для рук, похоже на брасс, и для ног у зеркальной стенки в конце гимнастического зала, и по пятнадцать с предельной тянущей нагрузкой для рук на снарядах у входа в зал. Я даже диету специально соблюдал перед соревнованиями: вечером накануне и утром за два с половиной часа и за час. Фруктово-углеводородную: соки, виноград, шоколад. А результат налицо – не смог побить прошлогодний собственный рекорд, который и был-то всего лишь на десятые доли секунды рекордным и показал посредственный результат на секунду с четвертью хуже прошлогоднего.
Теперь не стоит после драки кулаками махать. Соревнование позади, а впереди курортное плавание. Мы едем в Мексику. Недельку курсов языка придётся пропустить, с программой нами тоже согласовано. Ура! У нас отпуск на носу.
3
Велось много разных, ни к чему не обязывающих разговоров: с Яминой, со следователем, с сочувствующими, с коллегами. С Римкой мы избегаем на эту тему говорить. Перед отъездом разговор всё-таки происходит: вязкий, тягучий и ни о чём. Римка медлит с ответами, поджимает губы, хотя ей, видимо, есть что сказать. Но это, впрочем, для нас не ново. У нас и прежде не было доверия. Похоже, как в болотистой местности или в незнакомом лесу мы крутимся на месте, отыскивая дорогу. Ей явно что-то хочется сказать, но мы расходимся при своих. Из конкретного лишь сказанное мимоходом, что ей самой «ох, как хочется отдохнуть, но не до того, и в программе перемены, и какая-то её подруга сняла домик-виллу в Мексике, на берегу». Какая ещё подруга? – не спрашиваю. – И на какие такие капиталы?» Её откровение кажется желанием прихвастнуть и в разговоре оказаться на коне: не мне, так подруге по плечу такое. А нам это всё – копошение по барабану, спешим оторваться от всего здешнего. В Мексику, на недельку, на всё готовое, «всё включено», где море из снов: зеленоватое, прозрачное, тёплое, прекрасное, в какое тянет войти.
На этот раз мы едем с синими американскими паспортами. А это совсем иное дело. Малиновые российские были для проверяющих, как красная тряпка для быка.
Глава 19
1
Юкатан – таинственный выступ межамериканского перешейка. Мне кажется, что на карте мира он выглядит головой двух тел – Северной и Южной Америк, не двухголовым, а двутелым орлом, распластанным между пустынями океанов, точнее двух его сторон, которые можно сложить в одно по линии рядом с панамским каналом в огромную птицу с маленькой головой Юкатана. Конечно, всё это мои неуёмные фантазии, мой парафраз на тему этого сказочного уголка.
Тепло здесь в любое время года. Ласковые волны и сахарный песок. Мы едем в декабре, когда заканчиваются ураганы, и нас радует яркая вечная зелень и удивляют естественные бассейны в гигантских, сооруженных природой колодцах-сенотах, названных майя «воротами в царство смерти», хотя, скорее, сеноты – «ворота в царство красоты».
У меня на всё про всё своя теория. Да, не теория, это было бы громко сказано, а гипотеза, точнее, мысль о том, что метеоритный удар породил свои местные проходы-трещины в земной коре, ведущие вглубь Земли, по которым к поверхности поднялись интрузивные потоки магмы. Позже эти идущие из глубины планеты лавовые «столбы» были вымыты поверхностными водами, создав подобные образования на радость туристам, оценившим экзотику подземного купания, венчающего зрелище южноамериканских пирамид. В Чичен-Ице и произошёл контакт цивилизаций: пришельцев и аборигенов. Чичен-Ица стала репетицией противостояния религий, неизбежного в судьбе Земли.
Большая часть полёта в Мексику проходит над морем. И кажется, что внизу не вода, а твердь в муаровых потёках, и не дай бог случиться непредвиденному в недолгом перелёте, хотя над морем летим всего пару часов. И вот уже под нами пенистый контур берега и суша в мангровой зелени, но мы отчего-то сначала пролетаем вглубь суши и возвращаемся, и вот уже катим по бетону дорожки, выруливая к изогнутому хоботу аэровокзала.
Здесь всё нам привычно. Мы здесь в третий раз. В том же отеле с травяными крышами и мрамором полов переходов. Каменные стелы по бокам служат украшением с сюжетами диковинных фигур в странной одежде, леопардами, постройками.
На повороте тропинки от отеля к мраморному полу лабиринта крытых переходов – стела, на которой каменная змея кусает собственный хвост. Каждый раз, отправляясь сюда, я ей подмигиваю и как бы здороваюсь: кусай себя на здоровье. В символике разных народов так обозначается вечность, но что означала кусачая змейка здесь, под небом Мексики, где главным богом когда-то считался пернатый змей?
Приятно ходить по границе стихий, по самой кромке моря. Мы пристрастились к этому в Лимасоле, когда, казалось, всё разом рухнуло на родине, и я потерял работу, а мы уехали отдыхать на Кипр. В Лимасоле прибрежная ухоженная дорожка вилась вдоль райского цветения, в запахе эвкалиптов и «самого синего моря». С этого начались мои прибрежные брожения. Теперь это стало привычкой. В первое же утро я иду вдоль берега легендарного здешнего Средиземного моря Америки.
Всё здесь мне кажется вечным. С размаху бросались в воду коричневые пеликаны, и волны моря равнодушно лизали песок. Взошедшее солнце успешно боролось с узлами низких туч над Косумелем. Одетые в форму служащие торопливо закапывали в песок выброшенные морем водоросли. Любители бега трусили вдоль моря. Монотонно и неуклонно, как время, двигался по радужной кромке горизонта призрачный косумельский паром.
Я снова иду вдоль этих странных, не похожих ни на что сооружений, нежных салатовых и кремовых тонов, дивясь их необычному, но видимо, удобному нагромождению выступов и плоскостей, разновеликих окон и балконов, и далее мимо гигантских треугольных ушастых крыш, «ушастиков» местного фасона и по соседству и невдалеке изящных башен королевского отеля, а дальше за ними начинались частные владения, сначала попроще, а потом всё вычурней и интересней, с загадками владельцев.
