В последний день, когда они обедали в маленьком кафе под открытым небом, к ним подошел престарелый господин, по одежде похожий на пастора, и, обращаясь к Залесскому, сказал: «Я рад возможности передать вам привет от ваших тетушек Ольги и Лидии, которые изволят проживать в Федеративной Республике Германии, именно здесь, в городе Гамбурге, и они были бы несказанно счастливы увидеть вас..» Старичок стоял полусклонясь у их столика и ждал ответа. Айна шепнула: «Ты просто обязан их повидать». Залесский сказал:
— Я могу повидать их только сегодня, ночью мы покидаем Гамбург.
— Тогда прошу вас проследовать со мной вот туда, до автостоянки. Они подошли к большому черному автомобилю, старичок открыл заднюю дверцу и помог сесть Айне, потом Залесскому. Сам сел рядом с шофером, и машина покатилась по узеньким улицам…
В сверхсовременном доме из алюминия и стекла Залесский увидел только одну свою тетушку — Лидию Эдуардовну и ее мужа — когда-то военного дипломата господина Класта, теперь сильно поседевшего, спортивно подтянутого мужчину, занимающегося, как он сказал, представляясь, маленькой коммерцией для поддержания домашнего очага… Другая тетушка — Ольга, к сожалению, сейчас находилась в Испании на курорте, но ей послана телеграмма, и она непременно позвонит оттуда, и пан Залесский сможет с ней поболтать.
Встречены были Залесские ласково и вместе с тем как-то осторожно, точно ждали от них какой-то неприятности и старались быть к этому готовы. Особенно — господин Класт. Не очень длинный выяснительный разговор, и Лидия Эдуардовна повела Айну показывать дом, а пан Залесский с господином Кластом закурили по тяжелой сигаре. И вдруг господин Класт сказал:
— А вы меня однажды очень серьезно подвели.
— Да что вы? Когда же это? — удивился Залесский.
Класт достал из кармана какую-то коричневую книжечку и протянул ее Залесскому. Это было собственное удостоверение личности Залесского с его фотографией, которое он получил, поступив во Львове на службу в эсэсовскую часть.
— Без моей рекомендации вы этот документ тогда получить не смогли бы…
— Я не переношу покойников… — потерянно произнес Залесский, думая, что подвох с его стороны был в том, что он однажды не перенес зрелища пыток и его вырвало…
— Мне устроить вас туда было не легко, — вздохнул Класт.
В это время в комнату, где они беседовали, вошел высокий старик, седые волосы которого были пострижены под бобрик, усы подозрительно темные — оттеняли резко очерченный рот. Он подошел прямо к Залесскому и протянул ему руку:
— Рад видеть, вас в добром здравии, господин Залесский…
Залесский ответно пожал сильную ладонь мужчины и всматривался в него с растущей тревогой, которая наконец взорвалась полной ясностью — это был полковник, в кабинете которого там, во Львове, убивали…
— Я слышал, господин Залесский, что у вас на счету минуты, — сказал бывший полковник и, опустившись в кресло, тоже закурил сигару и продолжал с усмешкой: — Но нам особенно много времени и не надо, мы позволим себе надеяться, что вам все ясно и без слов. Ваше удостоверение остается у нас. Господин Класт даст вам сейчас немного денег. Это — аванс. Если будете что-нибудь покупать сегодня в Гамбурге, сделайте предпочтение вещам мелких габаритов, чтобы не привлекать ничьего внимания на вашем корабле. Перед рождеством вам надо будет отправить из дому поздравительную открыточку тетушке по адресу, который вам сейчас дадут. Когда вы нам понадобитесь, мы вас найдем…
В это время вернулась тетушка с Айной, и разговор оборвался — Залесский осмотрелся по сторонам, точно надеялся, что все это сейчас исчезнет и он проснется. Впрочем, пока особого страха он не испытывал — тетушка так мило ему улыбалась и она так была похожа на его мать…
Когда уходили, господин Класт сунул ему в карман деньги. Машина отвезла их в центр города, и они высадились из нее на шумной торговой улице.
— Родственники раскошелились, и у нас есть деньги, — объявил Залесский жене. — Давай-ка мы их истратим.
Денег оказалось не так уж мало, и они купила несколько дорогих вещиц.
Ночью пароход оставил Гамбург, и Залесский, понаблюдав, как постепенно таяло за кормой электрическое зарево города, сказал себе: вот и прекрасно, оставайтесь вы при своих, а я — тоже при своих. И у него было прекрасное настроение.
В последующие два года Залесского никто не беспокоил, и он жил бестревожно, но затем некто, явно находившийся в Риге, опустил в их домашний почтовый ящик открыточку с поздравлением Залесского с днем рождения. То, что к поздравлению присоединились и обе тетушки, сказало все — они его не забыли, и можно ждать от них что угодно. Быть их шпионом Залесский не хотел. Это очень опасно, за это — высшая мера. Но это совсем не значило, что он стал защитником советской жизни, его идеалом была и оставалась та, другая жизнь из мечты, из рассказов матери и какую он, что называется, одним глазком увидел тогда в Гамбурге.
Залесский решил предохраниться от шпионства довольно простым способом — на их сирены он откликаться не станет и будет менять свой адрес всякий раз, когда они его найдут. Но к тетушкам он однажды все-таки переберется и для этого будет копить средства…
Сперва они переехали на юг, в город Ростов-на-Дону, где Залесский получил работу в местном совнархозе. Устроил его туда спутник по тому балтийскому круизу — Ростовцев. Сперва в поезде подружились их жены, а потом и они. В жизни он оказался славным заводным мужиком дикой пробивной силы. Занимая в Ростове какой-то небольшой пост, связанный с контрольно-ревизионной деятельностью, он устроил Залесского в группу инженерной инспекции, ведущей наблюдение за ходом строительства торговых объектов. Не прошло и трех месяцев, как они вместе начали грести деньги лопатой.
Придумал эту авантюру Ростовцев. Все было построено на том, что Залесский знал болячки каждой стройки, сообщал о них Ростовцеву — и его ревизоры немедленно «обнаруживали» эти болячки. Потом Ростовцев мог результаты ревизии с треском двинуть вверх, а мог и тихо спустить в мусорную корзину. Или Залесский делал другое — предупреждал руководителей стройки о ревизии и помогал им болячки спрятать… В это время Ростов бурно строился, и им было где поживиться. На одном только строительстве большого ресторана они положили себе в карман около 20 тысяч рублей. Несмотря на то что денег у Залесского было теперь более чем достаточно, они с Айной жили очень скромно и только раз в году, уезжая в отпуск в Сочи или на Рижское взморье, там, как выражался сам Залесский, «давали гастроль»…
Фирма Залесский — Ростовцев процветала вплоть до упразднения совнархозов, и их афера оборвалась весьма благополучно и как бы сама собой. Семья Залесских перебралась в Донецк, а Ростовцевы уехали в Москву. Айна не понимала, почему ее муж избрал именно этот город. Но Залесский знал, что делал, — сюда он переехал по сговору с тем же Ростовцевым. Была задумана простая афера, в основе которой были высокие заработки шахтеров и их желание иметь собственные автомашины. Залесский, поначалу осевший на небольшой должности в облторготделе, готовил ходатайства от шахт, шахтоуправлений и трестов в Москву с просьбой выделить автомашины для продажи за наличный расчет шахтерам-стахановцам.
Позже Залесский перешел на работу в местную «Сельхозтехнику». Его боссом снова стал Ростовцев.
Лукьянчик закряхтел, заерзал на полке, смешно ловя сонной рукой сползшее одеяло.
— Не хватит ли храпеть? — не без раздражения спросил Залесский.
Лукьянчик медленно перевернулся от стены к свету божьему и закрыл глаза, ослепленный солнцем.
— Сколько уже? — спросил он, зевая.
— Одиннадцать, уважаемый, один-над-цать. Хватит. Вставайте!
Лукьянчик почувствовал раздражение в голосе Залесского и энергичным рывком поднялся, спустил на пол ноги.
— Хорошо поспал, Юрий Янович, очень хорошо… — Он хрустко потянулся и стал одеваться. Когда он вернулся из туалета, на столике уже сверкали на солнце, позвякивая, стаканы с горячим чаем, на листе бумаги салилась жирная украинская колбаса и белели разломанные сдобные булочки.
Лукьянчик крякнул:
— Однако… красотища какая…
— Садитесь, уничтожайте красотищу, — пригласил его Залесский и начал есть сам.
Позавтракали молча. Залесский поглядывал на Лукьянчика и думал, потянет ли он серьезное дело. Сорвать взятку в сто рублей каждый дурак сможет, а если надо головой потехнарить? Но Ростовцев в том письме писал, что если южный человек (речь шла о Лукьянчике) уже в форме, то желательно привезти в Москву именно его. Вот он его и везет, не очень все-таки уверенный, что Лукьянчик способен на сложное дело. Ладно, посмотрим — увидим.
А Лукьянчик пытливо и не без опаски посматривал на Залесского. Первый раз он с ним наедине вне службы и, так сказать, на равных. Его волнует тот же вопрос — надежен ли сей товарищ? Оба они, в общем, с уже прожитой жизнью, определившей одинаковую их нравственную сущность, и их тревожит сейчас не опасение, что другой может изменить этой сущности, а только прочность его характера перед возможными трудностями.
