Объявив Антанте войну, Турция, в свою очередь, превратилась в заложницу изменчивой военной удачи. Хотя Германия и считала Турцию полезным приобретением для Центральных держав, британцы отнеслись к новому противнику с определенной долей презрения. 5 ноября Асквит заявил в Гилдхолле: «Не мы, а само османское правительство звонит в похоронный колокол по османскому господству не только в Европе, но и в Азии». Через два дня 4500 солдат в составе британских и индийских частей, покинувших Бомбей тремя неделями раньше, высадились в Фао, неподалеку от Персидского залива, в отдаленной турецкой провинции Месопотамия. В те дни жена Асквита писала в своем дневнике: «Я терпеть не могу турок и очень надеюсь, что их выгонят из Европы. Германия шантажом вынудила Турцию присоединиться к ней, но не думаю, что, не считая угрозы для Египта, Турция способна нам сильно насолить». Черчилль хотел, чтобы Россия отправила 50 000 солдат морем из Архангельска и Владивостока для захвата Галлипольского полуострова. Он писал сэру Эдуарду Грею: «Никакой другой военной операции не понадобится. Цена, которую придется заплатить за взятие Галлипольского полуострова, несомненно, высока, но она положит конец войне с Турцией. Добротная армия в 50 000 человек при поддержке с моря покончит с турецкой угрозой».
Никаких военных операций на Галлипольском полуострове той зимой не проводилось. Результаты учета в русской армии оказались тревожными: на фронт можно было отправить около 800 000 солдат, но оружия не хватало, а многие офицеры жаловались, что «их люди, может, и продержатся зиму, питаясь собранной мороженой картошкой и репой, но боеприпасы в поле не растут». Черчилль предложил Греции «атаковать Галлипольский полуостров от имени союзников», но греки, несмотря на их давние виды на Константинополь, не желали отправлять войска в Турцию: если греческий премьер-министр Венизелос симпатизировал союзникам, то царь Константин, чья жена София приходилась кайзеру сестрой, склонялся на сторону Германии. Так что атака против турок ограничилась Месопотамией: 7 ноября высадившиеся в Фао британские и индийские войска заняли Басру, а двумя неделями позже достигли Курны у слияния Тигра и Евфрата. Погибло пятеро британцев, шестьдесят индийцев и три сотни турок. Более тысячи турок попали в плен. Один из самых удаленных уголков Османской империи оказался под британским контролем, а британским нефтяным месторождениям в Абадане больше ничто не угрожало.
В Константинополе, где британское посольство по сей день представляет собой впечатляющий памятник викторианской империи, жена военного атташе Бетти Канлифф-Оуэн описала невероятное зрелище: «В саду посольства полыхал огромный костер: все документы, связанные с британскими достижениями в Турции более чем за сто лет, догорали на глазах у посла и его секретарей. То был погребальный костер исчезающего британского влияния в Османской империи».
Живший в эмиграции в нейтральной Швейцарии лидер большевиков Владимир Ленин пристально наблюдал, как разгорается война. «Эпоха штыка наступила», – писал он. По его прогнозам, война должна была породить гражданскую межклассовую войну, которая станет прелюдией к революции и победе пролетариата. 12 ноября однодневная забастовка в Петрограде стала лишь прообразом большевистских замыслов. Куда опаснее для стабильности России были раскрытые охранкой большевистские ячейки в армейских частях, особенно в железнодорожных батальонах, от которых зависела транспортная безопасность российской армии.
В Германии небольшая группа интеллигенции во главе с Георгом Николаи, созданная 16 ноября и получившая название Союз нового отечества, призывала к «скорейшему заключению справедливого мира без аннексий» и к созданию после войны международной организации, целью которой станет предотвращение будущих войн. Эйнштейн был основателем и активным приверженцем Союза. Посещавшая собрания Союза доктор Франциска Баумгартнер-Трамер пятьдесят лет спустя вспоминала, что Эйнштейн «всегда с большим пессимизмом говорил о будущем человеческих отношений». «Однажды мне удалось поговорить с ним, когда я была подавлена регулярными новостями о военных успехах Германии и растущим высокомерием и напыщенностью жителей Берлина. Я взволнованно спросила у него: «Что же теперь будет?» Эйнштейн посмотрел на меня, поднял сжатый кулак и сказал: «Вот что будет править!» – рассказывала она.
18 ноября перегруппированные немецкие войска на Восточном фронте почти окружили Лодзь: 150 000 русских солдат, обороняющих крепость, противостояли 250 000 немцев. Когда один из командующих приказал отступить, чтобы избежать полного окружения, великий князь Николай Николаевич, Верховный главнокомандующий русской армией, приходившийся дядей царю Николаю II, отменил этот приказ.
В Лодзинскую операцию были вовлечены огромные силы. В определенный момент трем немецким дивизиям самим пришлось вырываться из едва не сомкнувшихся клещей вместе с захваченными ранее 16 000 пленных и 64 тяжелыми орудиями. В ходе прорыва 1500 немецких солдат были убиты. Подкрепления, срочно вызванные с Западного фронта, прибыли слишком поздно, чтобы воспользоваться замешательством русских. Воодушевлявшая Германию возможность победы, еще более великой, чем в битве при Танненберге, уходила из рук. «Колоссальная армия, которую они пытались обратить в бегство, лишь слегка подалась назад и застыла на месте, – писал историк. – Силы обеих армий были на исходе, они устали от поражений, боев и суровой болотистой местности; их терзал мороз с ледяными ветрами и ночными температурами, не превышавшими двенадцать градусов ниже нуля. Наступающая зима в равной степени парализовала обе действующие армии» [55].
Тем не менее за победу при Лодзи Гинденбург получил звание фельдмаршала. Удрученный полковник Нокс, британский военный атташе при российской армии, 25 ноября записал в дневнике: «Похоже, в России не думают о необходимости восполнять огромные потери, неизбежные в современной войне, хотя, если мы будем наступать зимой, потери окажутся в три раза больше». Все воюющие армии испытали ужасы зимы. «Ночью несколько человек насмерть замерзли в окопах», – отмечал Нокс. Из дневниковой записи пленного австрийского офицера известно, что «за одну ночь от холода погибли один офицер и шестеро солдат из его роты». В расположении русских войск был отдан приказ снабжать солдат горячим чаем, но российский командующий говорил, что «такие приказы легко писать, но нелегко исполнять, когда не проходит и дня, чтобы какой-нибудь санитар не был ранен, когда нес обед в офицерский окоп».
На австрийском участке фронта российские войска быстро достигли австрийской Силезии и во второй раз вошли в Венгрию. 26 ноября генерал Конрад, зная о желании национальных меньшинств империи воспользоваться ослаблением Австрии, предложил создать военные правительства в Богемии, Моравии и Силезии. Это предложение было отклонено Францем Иосифом, уверенным, что военный кризис не пошатнет его многонациональную империю. Однако Конрад при составлении военных планов никогда не забывал, что на части, состоявшие из славян – поляков, чехов, словаков, словенцев или хорватов, – едва ли можно полагаться в битвах против русских войск [56].
28 ноября известие о том, что русские войска находятся всего в 12 километрах от Кракова, столицы австрийской Польши, вызвало в Вене панику. Однако в семнадцатидневной битве при Лиманове 4-я австрийская армия нанесла русским поражение и вытеснила их на восток. С началом битвы у Лимановы 3-я австрийская армия вынудила российские войска оставить северный словацкий город Бардеёв, затем вытеснила их с Карпат и за две недели отбила стратегически важный Дукельский перевал. Военная угроза Австро-Венгрии была устранена.
Россия начала пополнять войска и обратилась к Британии за помощью в виде поставок оружия и боеприпасов. Такая помощь была предоставлена только на коммерческой основе: за два года Британия должна была продать России тысячу самолетов и самолетных двигателей, 250 тяжелых орудий, 27 000 пулеметов, миллион винтовок, восемь миллионов гранат, 64 000 тонн железа и стали, 200 000 тонн взрывчатки и 2,5 миллиарда единиц боеприпасов.
1 декабря был издан приказ о мобилизации студентов, которая позволила пополнить войска, но в то же время привела к проникновению в армию студентов-большевиков. В том же месяце восточносибирская полиция докладывала в Петроград, что солдаты, следующие по Транссибирской магистрали, подвергаются антивоенной пропаганде. В самом Петрограде, как докладывал начальник штаба 6-й армии, раненые солдаты, прибывшие с фронта, подвергались преследованию неизвестных гражданских лиц, которые «под видом сочувствующих заводят с ранеными беседу и в конце вручают им листовки, которые на поверку оказываются прокламациями, призывающими к окончанию войны». 21 декабря командующий 1-й армией доложил, что с прибытием резерва «вскрылись попытки пропаганды социалистов» и что он принимает меры по ее искоренению.
