— Не предполагал я, ничтожный инок, что вы пожалуете нынче для принесения жертв, сударыня, потому и не встретил вас как полагается, — поднося гостье чашку чаю, говорил Даоцзянь. — Прошу покорно меня простить.
— Причинила я вам с панихидами хлопот, отец настоятель, — отвечала Чуньмэй.
— Что вы, сударыня! — говорил без передышки настоятель. — Какие могут быть разговоры! Ведь вы наша благодетельница! Какие деньги вы пожертвовали нам на свершение служб, сударыня! Я звал восемь монахов. Они целый день читали сутры, отправляли службы и панихиду. Панихида окончилась вечером сожжением жертвенных предметов, после чего я послал троих монахов к вам в город с уведомлением.
Чуньмэй выпила чаю, и послушник убрал чашки. А сидевший рядом настоятель все продолжал беседовать с Чуньмэй, оставив Юэнян и остальных сидеть во внутренней комнате. Близился вечер, но Юэнян было неловко выйти. Она стала волноваться и попросила послушника пригласить настоятеля, чтобы попрощаться и двинуться в путь. Однако настоятель никак не хотел их отпускать.
— Я бы хотел вам кое-что сказать, сударыня, — войдя в гостиную, обратился к Чуньмэй настоятель.
— Я вас слушаю, отец настоятель, — отозвалась Чуньмэй.
— Видите ли, сударыня, у меня в келье остановились прихожанки… Они прибыли полюбоваться обителью и никак не полагали, что пожалуете вы, сударыня. Им уже пора отправляться в обратный путь. Хотелось бы знать ваше драгоценное мнение, сударыня.
— Что же вы не пригласили их сюда, отец настоятель? — удивилась Чуньмэй.
Даоцзянь поспешил пригласить Юэнян, но та никак не решалась выйти.
— Уж поздно, отец настоятель, — говорила Юэнян. — Может, обойтись без встречи? Разрешите нам откланяться.
Настоятелю было неловко. Он принял от Юэнян серебро, но не удостоил ее должного приема, а потому продолжал настаивать на своем. У Юэнян, Мэн Юйлоу и жена У Старшего в конце концов не устояли и вышли в гостиную.
— О, оказывается, это вы, мои матушки, и тетушка У Старшая! — едва завидев вошедших, воскликнула Чуньмэй и предложила супруге У Старшего сесть в кресло, а сама склонилась перед ней, как ветка под тяжестью цветов.
Госпожа У в свою очередь поклоном приветствовала Чуньмэй и сказала:
— Вы меня ставите в неловкое положение, сударыня! Достойна ли я таких почестей! Теперь ведь совсем не то, что было раньше.
— Зачем вы так говорите, дорогая моя тетушка! — заверила ее Чуньмэй. — Я не из тех, кто пренебрегает старшими. Уважать старших требуют правила приличия.
Отвесив ей низкий поклон, Чуньмэй чинно склонилась перед Юэнян и Юйлоу. Те хотели было ответить ей тем же, но она удержала их.
— Не ожидала вас здесь встретить, матушки, — говорила Чуньмэй после четырех поклонов. — А то б давно пригласила. Поговорили бы.
— Не обижайтесь на меня, сестрица! — заговорила Юэнян. — Так и не навестила я вас, как вошли вы в дом воеводы, не выразила почтения.
— Да кто я есть такая, матушка! — воскликнула Чуньмэй. — Могу ли я на вас обижаться! — Она обернулась в сторону кормилицы Жуи и, увидев у нее на руках Сяогэ, добавила. — А сынок-то как вырос, а?
— Жуи, Сяоюй! Подойдите и поклонитесь сестрице! — распорядилась Юэнян.
Кормилица и горничная, улыбаясь, приблизились к Чуньмэй и отвесили ей полупоклоны.
— И сынок мой свидетельствует вам свое почтение, сестрица, — заметила Юэнян.
Чуньмэй вынула из прически пару серебряных с позолотой шпилек и воткнула их в шапочку Сяогэ.
— Поблагодари тетю за подарок, сынок, — обратилась к малышу Юэнян. — Как ты поклонишься, а?
Жуи с Сяогэ на руках отвесила Чуньмэй поклон, чем доставила Юэнян немалую радость.
— Если б не ваше прибытие в монастырь, сестрица, мы б, наверное, так и не встретились, — заметила Юйлоу.
— Конечно! — подтвердила Чуньмэй. — Я недавно похоронила здесь свою матушку. Сколько лет вместе прожито! А у нее нет ни родных, ни близких. Если не я, так кто ж ее вспомнит, кто сожжет деньги над ее могилой?
— Да, припоминаю, — вставила Юэнян. — Ваша матушка умерла несколько лет тому назад. Разве ее здесь похоронили?
— Вы не поняли госпожу Пан, матушка, — сказала Юйлоу. — Речь идет о сестрице Пань. Ее погребли здесь, за монастырем, благодаря заботам госпожи Пан.
Услыхав о Пань Цзиньлянь, Юэнян не проронила ни слова.
— Кто еще проявит столько милосердия, как вы, сестрица! — воскликнула старшая невестка У. — Вы не забыли прошлое и предали ее земле, а нынче, в день поминовения, прибыли почтить прах ее и возжечь жертвенные деньги.
— Дорогая тетушка! — отвечала на это Чуньмэй. — Я хорошо помню, как она, покойница, ценила меня. А какую тяжкую смерть приняла! Под открытым небом лежала брошенная без погребения. Кому же, как не мне, было о ней позаботиться!
Когда кончился их разговор, настоятель велел послушникам накрыть два больших стола на восемь человек. Появились в изобилии всевозможные весенние яства и овощные блюда, выпеченные на пару пирожки и сладости. Заварили на сладкой воде лучший чай из молодых лепестков, нежных, как воробьиные язычки. После трапезы посуду убрали. Дядю У Старшего угощали отдельно, в другой келье, но не о том пойдет речь.
Первой из-за стола поднялась Мэн Юйлоу. Она решила сходить на могилу Цзиньлянь и сжечь жертвенные деньги. Ведь сколько лет они жили, как сестры!
Убедившись, что Юэнян не собирается делать то же самое, Юйлоу достала пять фэней серебра и попросила послушника купить жертвенных денег.
— Не извольте беспокоиться, сударыня! — предупредил ее настоятель. — У меня найдутся и серебряные и золотые. Я вам дам для сожжения.
Юйлоу передала настоятелю серебро и попросила послушника проводить ее на могилу.
Под тополем возвышался трехфутовый[1664] могильный холмик желтого песка, на котором зеленели редкие кустики полыни. Юйлоу воткнула благовонную палочку, подожгла жертвенные деньги и отвесила несколько поклонов.
— Не знала я, сестрица, что здесь твоя могила, — говорила она. — Я, Мэн Третья, случайно попала в монастырь и вот сжигаю связку монет у тебя на могиле. Живи на небесах спокойно, а станет трудно, пригодятся деньги.
Юйлоу достала платок и громко зарыдала.
Тому свидетельством романс-плач на мотив «Овечка с горного склона»:
Сгорели жертвенные деньги, слезы — градом!Зову тебя, сестра, моя отрада!Голубки Пань свежа могила!Ты помнишь, я тебя любила,Твое, мое — не разбирали,Друг дружке тайны поверяли.Была красива и упорна,А я — тебе всегда покорна,Но вот нагрянула беда,И ты исчезла навсегда.Тебя на кладбище сыскала,Поведать хочется немало!Когда-то под одним крыломГодами жили были неразлучны.Пронесся вихрь и буреломВсе небо застелили тучи.Мы разлетелись в рассыпную,Но не забыть сестру родную.
Кормилица Жуи тоже собралась последовать за Юйлоу, но Юэнян, разговаривавшая тем временем с Чуньмэй, хотела запретить ей брать с собой Сяогэ, так как опасалась испугать младенца.
— Не волнуйтесь, матушка, я буду осторожна, — заверила ее Жуи и с Сяогэ на руках отправилась на могилу, где видела, как Юйлоу сжигала жертвенные деньги и оплакивала Цзиньлянь.
Когда они воротились, Чуньмэй и Юэнян попудрились, подрумянились и переменили туалеты. Чуньмэй распорядилась, чтобы ее слуги открыли коробы со съестным. Из них были извлечены всевозможные редкие фрукты, сладости и яства. Особый короб был с пирожными и печеньем. Накрыли два стола. Подали обтянутый холстом кувшин вина, серебряные чарки и палочки слоновой кости.
Чуньмэй пригласила супругу У Старшего, Юэнян и Юйлоу занять почетные места на возвышении. Сама она села за хозяйку, а кормилица, Сяоюй и старшие служанки расположились по обеим сторонам.
Для дяди У Старшего был накрыт особый стол в другой келье.
В самый разгар угощения появились два денщика от воеводы Чжоу. Войдя в гостиную, они опустились перед Чуньмэй на колени.
— Его превосходительство пожаловали в Новое поместье, — докладывали они. — Велели нам пригласить вас, матушка, на представление забавников и скоморохов. Матушка Старшая и матушка Вторая уже в поместье. Пожалуйста, матушка, мы вас ждем.
— Хорошо! Ступайте! — не спеша, чинно ответила Чуньмэй.
— Слушаюсь! — крикнули денщики и вышли, но уйти не решались и стали поджидать младшую хозяйку около настоятельских покоев.
Трапеза подходила к концу.
— Не смеем вас задерживать, сестрица, вставая из-за стола, проговорили госпожа У и Юэнян. — Время позднее, и вам пора готовиться к отбытию. Мы пойдем.
Чуньмэй никак не хотела их отпускать и велела слугам подать большие кубки, чтобы выпить на прощание.
— Мы теперь с вами в разлуке, — говорила она. — Встречи так редки. А раз нам выпал случай повидаться, так не будем забывать друг друга. У меня ведь тоже нет ни родных, ни близких. Я была бы рада нанести вам визит и поздравить вас, когда наступит ваш день рождения, матушка.
