— Где ж ты столько лет пропадал? — спрашивала Сюээ. — Чего же не показывался? Вон как растолстел!
— Меня ведь тогда, если помните, в родной город Сюйчжоу отправили, — рассказывал Лайван. — Дела мне там не находилось, и я пошел в услужение к одному господину, который отбывал на службу в столицу. Не успели мы добраться до места, как господин мой получил известие о кончине отца и по случаю траура вынужден был воротиться домой.[1669] Я тогда устроился в лавку к здешнему ювелиру Гу, в деле немного понаторел, стал сам серебряные безделушки да всякие украшения выделывать. Торговля пошла вяло, вот хозяин и отправил с коробом на улицу. Вижу, вы, матушки, у ворот стоите, а подойти не решился, если б не позвали. Подумаете еще, ходит, мол, тут да выглядывает.
— То-то гляжу: лицо знакомое, а никак не узнаю. Ты ж человек свой, чего ж бояться! — заметила Сюээ и продолжала. — Так чем же торгуешь? Зайди-ка во двор, покажи товар.
Лайван внес короб во двор и достал из него коробочки, в которых лежали головные украшения. Серебряные, позолоченные, инкрустированные, они поражали удивительной тонкостью отделки.
Только поглядите:
Вот одинокий гусь с веткой камышовой в клюве, а это в зарослях резвятся рыбки. Сверкает слегка крапленый золотом пион работы филигранной. Увенчанная малахитом пламенем горит отполированная шпилька. А вот узорный мяч катает львенок. Дары несет верблюд. Тут головное украшение — целый чертог — всеми цветами радуги переливается. А там накладка к буклям алеет, словно персиков долина. Кругом рассыпаны цветы. Благополучия символ — красная бархотка, рядом кисть плодов личжи. Тут и там приколки, броши. Вот лотосовый трон, где, скрестив ноги, восседает Гуаньинь. А вот на ветке сливы сидит пташка, терпит стужу. Игру затеяли пара фениксов.
Да, найдется тут
И пояс с белками коралла и яшмы зеленой,И ультрамариновый шарик, высоко на шапку взнесенный.
— Ну, а искусственные цветы из перьев зимородка принес? — спросили женщины, осмотрев безделки.
Лайван достал коробку, в которой лежали всевозможные цветы, отделанные перьями и бусами головные сетки, а также приколки в виде цветов, жучков и бабочек.
Симэнь Старшая выбрала себе две пары цветов для украшения локонов и тут же расплатилась с Лайваном. Сунь Сюээ взяла пару бирюзовых фениксов и пару ярко-зеленых с позолотой рыбок, за которые осталась должна лян и два цяня серебра.
— Я с тобой завтра утром расплачусь, — сказала она. — Сейчас хозяйки нет дома. Они с Третьей и малышом отбыли на кладбище. На батюшкиной могиле жертвы приносят.
— О кончине батюшки я еще в прошлом году дома услыхал, — говорил Лайван. — Сказывали, у матушки Старшей сын родился. Должно быть, большой стал.
— Полтора годика сравнялось, — пояснила Сюээ. — Его все от мала до велика лелеют. Как драгоценный перл берегут. Вся надежда на него.
Пока они говорили, во двор вошла жена Лайчжао, Шпилька, и угостила Лайвана чаем. Лайван поблагодарил ее поклоном. Появился Лайчжао, и между ними завязался разговор.
— Завтра приди, — наказывал Лайчжао. — Матушке Старшей надо будет засвидетельствовать почтение.
Лайван поднял короб и удалился.
Под вечер с кладбища воротились в паланкинах Юэнян и остальные. Сюээ, Симэнь Старшая и служанки приветствовали их земными поклонами. Дайаню с коробами съестного пришлось нанимать осла. Он добрался до дому позднее и отпустил носильщиков.
Юэнян рассказала Сюээ и падчерице, как они встретились в монастыре с Чуньмэй.
— Мы-то ничего не знали, — говорила Юэнян, — а Чуньмэй, оказывается, Пань сзади монастыря похоронила. Жертвенные деньги на ее могиле сжигала. Мы встретились случайно. Вот она нас не забыла. Сперва мы разделили постную трапезу с настоятелем, потом Чуньмэй распорядилась накрыть два стола. До полсотни, должно быть, блюд расставили, вина подали. Чего только не было! Мы всего и попробовать не смогли. Потом она обратила внимание на Сяогэ. Пару шпилек ему в шапочку воткнула. И была такая ласковая! А с какой пышностью выезжает! Большой паланкин, огромная свита. А как расцвела. Ее теперь не узнаешь: побелела, холеная стала, полная.
— А все такая же! — вставила невестка У. — Прежних хозяек не забыла. Да и я бывало замечала: душевнее она остальных служанок. И рассудительнее. Словом, умом не обделили. И вот, глядите, пришло богатство, улыбнулось счастье.
— Вы, сестрица, у нее не спрашивали? — обратилась к Юэнян Мэн Юйлоу. — А я поинтересовалась. Полгода не прошло, а она ребенка ждет. То-то мужа порадует! Не зря, видать, тетушка Сюэ сватала.
Наступившее молчание прервала Сюээ.
— А мы с падчерицей Лайвана у ворот встретили, — заговорила она. — Он, оказывается, здесь обитает, по улицам с коробом ходит, головными украшениями торгует. Он ведь ювелирному делу обучился. Мы его не сразу узнали, потом разговорились, цветы купили. Он про вас спрашивал, матушка. На могилу, говорим, отбыла.
— Зачем же его отпустили-то? — удивилась Юэнян. — Велели бы меня обождать.
— Мы ему наказал завтра придти, — отвечала Сюээ.
Во время их разговора появилась кормилица Жуи и обратилась к Юэнян.
— Сяогэ в себя не приходит, все бредит. Знобит его, а у самого жар, так и пылает.
Обеспокоенная Юэнян бросилась к кану и, взяла сына на руки, прижала его к себе. На лбу Сяогэ выступил холодный пот, а сам он метался в жару.
— Вот негодница! — заругалась на кормилицу Юэнян. — Это ты его в носилках простудила.
— Я его в одеяльце держала, — отвечала Жуи. — Как следует закутала. Где ему было застудиться!
— Значит, у этой на могиле испугала, — продолжала Юэнян. — Как я тебе наказывала! Не носи ребенка! А ты все свое! Понесло тебя!
— Вот сестрица Сяоюй скажет, — оправдывалась кормилица. — Я только взглянула и назад. Кто его там мог испугать?!
— Замолчи! — оборвала ее хозяйка. — Глаза пялила и ребенка испугала.
Юэнян велела Лайаню сейчас же пригласить старуху Лю.
Немного погодя явилась лекарша.
— С испугу это его знобит, — заключила она, когда проверила пульс и ощупала младенца. — От порчи страдает.
Она оставила две красных пилюли и велела принять их с имбирным отваром, а кормилице наказала закутать младенца и положить на теплый кан. Старуху угостили чаем, наградили тремя цянями серебра и попросили зайти на другой день.
Весь дом был поднят на ноги. Беготня и хлопоты не прекращались до самой полуночи, пока у Сяогэ опять не выступил холодный пот, после чего жар, наконец, спал.
Однако вернемся к Лайвану.
На другой день он, как обычно, вышел с коробом и направился к дому Симэнь Цина, где приветствовал Лайчжао.
— Госпожа Сунь цветы у меня взяла, — начал Лайван. — Нынче собиралась расплатиться. А потом я хотел бы засвидетельствовать почтение матушке Старшей.
— Лучше в другой раз приходи, — посоветовал Лайчжао. — Вчера младенцу плохо стало, как они с кладбища воротились. Врачей да лекарок звали. Такой переполох — всю ночь бегали. С утра полегчало, но им, пожалуй, сейчас не до тебя.
Тут Юэнян, Юйлоу и Сюээ вышли за ворота проводить старуху Лю и увидали Лайвана. Он пал ниц и отвесил Юэнян и Юйлоу два земных поклона.
— Давно тебя не видно было, — проговорила Юэнян. — Что ж ты нас не навестишь, а?
— Хотел навестить, да неловко было, — отвечал Лайван, рассказав о своем житье-бытье.
— Чего ж неловко! — возразила Юэнян. — Не чужой, небось. А хозяина твоего уж нет в живых. От смутьянки Пань тогда вся беда пошла. Это она, распутница, языком своим злым весь дом перевернула, жену твою невинную до петли довела, а тебя в ссылку отправила. Но и саму ее не пощадило Небо — за ней же вслед ушла.
— Так всегда бывает, матушка! — отвечал Лайван. — Только вы одна, матушка, понимали тогда, кто прав.
— А ну-ка покажи, чем торгуешь, — после некоторого молчания спросила Юэнян. — Может, и я себе чего выберу.
Она отобрала несколько головных украшений и на весах отвесила за них три ляна серебра, потом пригласила в дом и наказала Сяоюй поставить гостю кувшин вина и сладостей.
Сунь Сюээ тоже старалась на кухне как могла, и вскоре перед Лайваном очутилось большое блюдо только что разогретого мяса, которое она подала сама. Когда он, сытый и хмельной, поблагодарил ее земными поклонами и направился к воротам, Юэнян с Юйлоу уже скрылись в дальних покоях, и Сюээ оказалась с ним наедине.
— Заходил бы почаще, чего боишься? — говорила она украдкой. — Мне с тобой поговорить нужно. Жена Лайчжао все скажет. А я завтра вечером буду тебя ждать. Вон там в пристройке за воротами у стены.
И они многозначительно подмигнули друг другу.
— А внутренние ворота будут открыты? — спросил он, сразу поняв ее намерение.
— Слушай, что я тебе скажу, — объяснила Сюээ. — Лучше у жены Лайчжао до вечера обожди, потом залезай по лестнице на стену, а я тебя там встречу. Так и увидимся. Мне надо будет тебе кое-что по секрету сказать.
