— Романова, — представилась я, — рабочий псевдоним Радагаст.
Председатель комиссии, худой высокий мужчина с длинным узким лицом, обрамленным редкими волосами неопределенного цвета, отчего-то ужасно походивший на ящерицу, предложил занять место в зале. Я заняла указанный стул, а на столик водрузила свой ноутбук.
— Итак, Радагаст, — неприятным голосом обратился ко мне председатель комиссии, — у комиссии по внутренним расследованиям накопилось к вам несколько вопросов…
А дальше началась натуральная фантасмагория. Мне зачитали список обвинений, длиной не менее пятнадцати пунктов. Как то: превышение возложенных на меня полномочий, мошенничество и подлог, благодаря которым я столь долгое время оставалась в МК, невыполнение должностных инструкций, неприкрытая конфронтация с инспекторскими проверками, поставленными надзирать за деятельностью таких как я, угроза жизни, правда, я так и не разобралась чьей именно, и так далее и тому подобное…
Слушая эту чушь, я непроизвольно подперла подбородок кулаком, чтобы челюсть не приведи Бог не затерялась на полу, мельком удивляясь, как это мне не вменили в вину непреодолимое желание подорвать галактион?
— У вас есть какие-нибудь возражения по выдвинутым вам обвинениям? — со змеиной улыбочкой поинтересовалась дамочка, сидящая по правую руку председателя.
— Вы знаете, да, — медленно проговорила я, — во-первых, считаю своим долгом напомнить вам, что я один из самых надежных инспекторов МК. На моих участках запланированные потери сведены к минимуму, а незапланированные и вовсе отсутствуют и не потому, что у меня самые безопасные участки, а потому, что имеется шестилетний опыт работы, когда как у большинства опыт не превышает девяти месяцев, от месяца до полутора из которых вновь поступивший доктор проходит дополнительную подготовку. Это, я вам напомню, срок положенный для работы в экстремальных условиях по обновленному уставу правительственной организации, занимающейся устранением последствий стихийных бедствий и предотвращению техногенных катастроф, именуемой 'Медицина катастроф'. Что касается мошенничества, то с этим обвинением я категорически не согласна, поскольку я не нарушала ни одного пункта устава вышеозначенной организации. По истечении положенного шестимесячного срока я всякий раз увольнялась…
— Да, — подтвердила дамочка, подправив искусно уложенную прическу, — но тут же писали заявление о принятии вас на работу!
— Все верно, — не стала я отрицать очевидный факт, — но, поправьте меня, если я не права, ни одним пунктом устава МК это не возбраняется!
— Действительно, не возбраняется, — после некоторого молчания подтвердил неприметный лысоватый мужчина, сидящий по левую руку.
— Так где же здесь мошенничество? — задала я вполне резонный вопрос, отвечать на который, впрочем, никто не собирался.
— Ладно, оставим пока это, — со скучным видом проговорил председатель, — а что вы ответите на обвинение управляющего шахтами Ценсы которого вы, под угрозой огнестрельного оружия, то есть пистолета, вынуждали покинуть его рабочее место, о чем он любезно сообщил комитету по расследованию?
— Ложь, — пожала я плечами, — да, я заходила к нему в кабинет, с целью убедить его в необходимости эвакуации персонала шахт в убежище, но никакого огнестрельного оружия при себе не имела. Инспектору, самому принимающему участие в спасательных мероприятиях, приходится таскать на себе массу специфического оборудования, достаточно тяжелого, смею заметить, так что обременять себя еще и огнестрельным оружием нет никакой возможности, а то, что он принял за пистолет была всего лишь портативная плазменная пушка для расчистки незначительных снежных завалов и не более…
— А какие снежные завалы вы собирались расчищать в кабинете управляющего? — в попытке поймать меня за язык поинтересовалась дамочка.
— Никаких, — честно ответила я, — но на планете начинался 'ледяной шторм' и на эвакуацию шахт было отведено достаточно короткое время. Не более пятнадцати минут…
— Кем отведено?
— Стихией. Развитие такого явления как 'ледяной шторм' происходит стремительно. При самых сильных его проявлениях от начала шторма до момента, когда выходить на открытый воздух не рекомендуется, проходит не более двадцати минут и это при самых благоприятных обстоятельствах. Обычно на окончательное развитие, шторму хватает и пяти минут…
— Вы себе противоречите, — сердито заявил председатель, — то пять минут, то двадцать!
— Никаких противоречий здесь нет, — со вздохом пожала я плечами, — просто все зависит от опыта, системы опознавания и оповещения.
Я открыла ноутбук и, не спрашивая разрешения, подключилась к системе комнаты, выводя информацию на большой экран, висящий на стене. Перед глазами комиссии возникло огромная, пенно-белая спираль зарождающейся стихии. Пока спираль ничем не отличалась от обычного безобидного циклона. Но у профессионала, привыкшего иметь дело с метеорологическими картами и стремительными изменениями погоды, картинка если и не вызвала бы паники, но нервы потрепала бы. По некоторым, на первый глаз незначительным признакам, уже можно было опознать необузданного зверя, набирающего силу.
— Если вы посмотрите вот сюда…
Дальше я стала тасовать колоду разноцветных ярких снимков, как заправский шулер вычерчивая красными линиями ядро и предполагаемый маршрут. Я не ограничилась одной Ценсой. Без лишней скромности принялась подробно демонстрировать самые яркие командировки, на которых мне выпало работать, приводя графики и таблицы запланированных и фактических потерь, явно говорящих в мою пользу. Мне задавали глупые вопросы, я на них отвечала по возможности подробно, уже понимая, где-то на грани сознания, что участь моя решена, меня не слушают, им наплевать на все доводы. Нет, даже не так, им было все равно. У них была определенная цель, выдворить меня вон. Это неприятное понимание пришло уже к концу допроса. Но все еще не в силах остановиться, продолжала вытаскивать из памяти компьютера отчеты, схемы, карты…
Это заказ. Меня заказали! Кто-то совсем недавно говорил мне нечто подобное… Кто это был? Эжен, кажется… Да, точно он. И еще обещал отловить подлеца и по своему обыкновению морду набить, или ноги повыдергивать, не помню точно… Что я ему ответила? Ах, да, что это все глупость, не найти ему этого мудака, как бы ни старался…
— Что ж, мы закончили, — вырвал меня из задумчивости голос председателя, — и после совещания сообщим вам результат.
Они поднялись, с шумом отодвигая кресла, и цепочкой потянулись к боковой двери. Многочасовая пытка закончилась. Оставшись в одиночестве, я принялась собирать разбросанные бумаги. Я складывала метеорологические карты и ворох выкладок, с дотошностью автомата, горечь поражения была настолько велика, что боль почти не чувствовалась. Я была готова делать все, что угодно, лишь бы не копаться в причинах и следствиях. Все одно толку никакого.
Через полчаса, когда ожидание стало почти невыносимым, в зале появились члены комиссии. Они торжественно расселись по своим местам. Председатель откашлялся, и зачитал приговор.
Мне запретили возвращаться в МК и занимать там любые должности, даже уборщицы. Медицинской практики, уж так и быть, не лишили. 'Мы же не звери', - с натянутой улыбкой сообщил председатель, имя которого я так и не удосужилась узнать.
Комиссия поднялась и, более не говоря ни слова, удалилась.
Я смотрела на закрывшуюся дверь и не ощущала ничего, даже ненависти. Я была выпотрошена, как пойманный на охоте заяц. Можно жарить и есть.
Медленно поднявшись и, тупо глядя перед собой, сгребла в охапку ноутбук, пакет документов, вышла высоко подняв голову. Никакой гордости или подобных глупостей, просто больно очень. И плакать никак нельзя, не сейчас. Потом, когда доберешься до порта и задраишь люк 'Беркута', вот тогда можно и повыть, но никак не раньше!
У высоких стеклянных дверей стояла каменная урна. Проходя мимо я, не глядя, разжала руки. С тихим шелестом посыпались бумаги, мягко шлепнулся ноутбук. Словно в тумане выбралась на широкий тротуар, с удивлением отмечая — солнце осталось на своем месте и продолжает светить. Я подняла руку подзывая такси.
…Парень, болтавшийся по холлу 'Медицины катастроф', едва не пропустил девицу. Она, обняв какие-то бумаги, бесшумно прошла мимо. Приостановилась у урны, выбросив все, даже дорогущий ноутбук, с видом сомнамбулы двинулась к выходу. Дождавшись, пока она сядет в такси, парень подошел к урне и, не стесняясь, запустил туда руки, выудил ноутбук, хозяйственно потер крышку рукавом, вышел на улицу.
Теперь можно отправляться домой, даже к председателю комиссии он заходить не будет. Ему и так есть что сказать — человек в нормальном состоянии, не станет бросаться такими дорогими вещами! Он любовно уложил ноутбук на соседнее сиденье арендованной машины, завел двигатель и не спеша двинулся в сторону порта.
