Нет. Нет-нет. Не утопить.
— Бильгильдис, я все равно убью его, нравится это тебе или нет.
Ох, горе тебе, старик, мой плаксивый Лазарь.
— Что ты предлагаешь?
Яд.
— Ты хочешь отравить мальчишку? Тоже неплохо.
Не мальчишку, а графиню, и не насмерть, а так, чтобы она не могла встать с кровати.
Именно так я и сделала. Подмешала ей мелко порубленные листья болотной калужницы в салат из капусты, по вкусу они ничем не отличаются. Ночью графиня пожаловалась на тошноту, утром ее рвало, днем начался понос, а так как я подбавила ей еще яда, у нее разболелась голова.
Эстульф разволновался. Он сразу же предположил, что это могло быть отравление, но я переубедила его. «Это все волнения, — написала я. — Графиня сама навлекла на себя болезнь своей тоской по Оренделю». Чтобы успокоить его, я пообещала ему в дальнейшем пробовать всю пищу, которую приносят графине.
— Моя жена должна радоваться тому, что ты рядом, Бильгильдис, — сказал он.
Графиня хворала шесть дней. Я ухаживала за ней, точно заботливая мамочка, вытирала ее рвоту, ее пот, ее сопли, ее дерьмо. Клэр вставала с лежанки всего раз в день — с наступлением темноты она отправлялась на стену, чтобы помахать факелом. Мне приходилось вести ее под руку, «бедняжечка» совсем ослабела.
Но ее состояние улучшилось — чего и следовало ожидать. Графиня вновь принялась болтать о том, что хочет увидеть Оренделя. Этого тоже следовало ожидать. Поэтому вот уже несколько дней я давала графине отвар красавки, подмешивая его в овощной бульон. Самое лучшее в красавке то, что она почти не действует на тело, только на душу, а если болезнь затрагивает только разум, никто не думает об отравлении. Графиня будет страдать от беспокойства и плаксивости, а это признаки женского недомогания. К сожалению, нужно какое-то время, чтобы красавка подействовала, и давать ядовитый отвар нужно постоянно, чтобы он подействовал. Мой план состоял в том, что Эстульф, заботясь о беременной жене, запретит ей покидать замок. Но успеет ли яд подействовать? Нельзя торопиться, нужно быть очень осторожной, нужно правильно рассчитать дозу. Немного больше яда, чем нужно, и состояние графини изменится слишком резко, она впадет в безумие, и Эстульф может вновь подумать об отравлении. И кого ему тогда винить, как не меня, ведь это я якобы пробовала все принесенные графине блюда. Но есть ли у меня выбор? Я уже ничего не знаю. В глазах Раймунда вновь горит жажда убийства, а его руки трясутся от желания сомкнуться на горле мальчишки. Как только графиня соберется покинуть замок, Раймунд убьет Оренделя, и даже я не смогу удержать его. Он цепляется за свое будущее свободного человека, пускай ему и осталось от силы два-три года. Чтобы заполучить свободу, Раймунд готов был бы убить кого-то даже за день до собственной смерти.
Все сейчас висит на волоске. Я еще могу действовать, но кто знает, сколько времени мне осталось. Я должна принять решение, вероятно, самое тяжелое решение в моей жизни. Либо я…
Мальвин
Я не стучал. Крепостным не позволяется запирать дверь, потому мне достаточно было сделать пару шагов, чтобы очутиться в центре душной, скудно обставленной комнатки. Раймунду и Бильгильдис вообще повезло, что им досталась собственная комната, пусть и такая маленькая. Эту привилегию можно объяснить лишь особым расположением к ним их господ. Старуха сидела над какими-то бумагами, и мне стало любопытно, зачем служанке что-то записывать. А поскольку Бильгильдис была крепостной, я мог задать этот вопрос не только себе, но и ей.
— Что ты там делаешь? Что это такое? Покажи мне.
Черта с два. Вначале она уставилась на меня, словно лань на волка, но уже через мгновение в ее глазах блеснула ярость.
— Ты не услышала, что я сказал? Я хочу посмотреть эти бумаги.
Я протянул руку, но Бильгильдис закрыла бумаги собственным телом, а когда я не отступился, она сунула их себе под одежду. Что ж, я тоже всегда ношу свои записи при себе…
— Это тебе не поможет. Сейчас ты отправишься со мной к Элисии, и тогда мы посмотрим, хватит ли у тебя дерзости ослушаться и ее приказа. Если так, то я прикажу ее служанкам обыскать тебя.
Бильгильдис, подумав немного, взяла перо и нацарапала пару строк на чистом листе бумаги.
«Я пишу письмо от имени моей госпожи, графини. Сейчас она слишком слаба, чтобы писать самой, и потому попросила меня заняться ее личными письмами, в том числе и письмом отцу настоятелю монастыря Св. Трудперта. Он ее исповедник».
Я должен был решить, верить мне ей или нет. Если слова этой немой служанки были правдой, то я пытался заполучить личные письма графини, что можно посчитать оскорблением, а если речь идет о письменной исповеди, то и святотатством. Конечно же, я мог бы сразу же спросить у графини, не лжет ли мне Бильгильдис, но Клэр сейчас была тяжело больна, и мне не хотелось тревожить ее. К тому же я пришел к этой служанке не для того, чтобы говорить с ней о каких-то писульках. Потому я пришел к выводу, что мало что выиграю, но много чем рискую, если заберу эти письма.
— Ну хорошо. Отложи бумаги и иди за мной.
Первую часть приказа она выполнила, а от второй попыталась уклониться. Казалось, Бильгильдис чувствует опасность, которой я мог ее подвергнуть. Она принялась издавать какие-то звуки, зная наверняка, сколь пугающее и даже отталкивающее впечатление они производят. Но я подумал: «Нет, старуха, тебе от меня так просто не избавиться!» Впервые за несколько недель я вновь занялся тем делом, ради которого я приехал в замок Агапидов. Я искал убийцу Агапета и шел по следу, который привел меня к Бильгильдис.
— Ты пойдешь со мной, или я прикажу тебя выпороть, — решительно заявил я.
Она сдалась. Мы направились в покои Эстульфа, ранее принадлежавшие Агапету. Я намеренно выбрал время, когда Эстульфа тут не было.
Служанка вопросительно посмотрела на меня.
— Где-то здесь должен быть потайной проход. Ты прожила в замке половину своей жизни и наверняка знаешь, где он находится. Покажи его мне.
Бильгильдис пожала плечами.
— Как хочешь. — Я взял ее за руку и потянул ее к сундуку. — Может быть, теперь ты припоминаешь? Нет?
Я открыл проход и заставил служанку спуститься передо мной. Взяв факелы, мы прошли по узкому коридору и оказались в потайной комнате.
— Значит, ты раньше никогда не бывала здесь?
Бильгильдис и дальше делала вид, будто ничего не понимает.
Я достал письма, которые нашел здесь ранее.
— Но эти бумаги тебе знакомы, не так ли?
Она бросила на письма мимолетный взгляд и покачала головой.
— Лгунья! — завопил я, ударив кулаком по столу. — Еще одна такая ложь, и я брошу тебя в яму! Ты не выйдешь оттуда, пока я не узнаю правду! Тебе ясно?!
На самом деле я вовсе не вышел из себя. Я прекрасно осознавал, что я делаю. Люди привыкли к тому, что я всегда веду себя спокойно, и я пользуюсь этим. Когда я начинаю угрожать им, причем в таком тоне, который им еще не доводилось слышать от меня, они понимают, что дело обстоит для них не наилучшим образом. Подобное поведение творит чудеса — допрашиваемые настолько пугаются, что рассказывают мне все, о чем в иной ситуации умолчали бы.
— Кроме Элисии, Эстульфа и графини ты единственная жительница этого замка, которая умеет читать и писать. Письма адресованы графу Агапету, но он не умел читать! К кому бы еще он обратился, как не к тебе? К Эстульфу, быть может? Не станешь же ты убеждать меня, что Агапет проводил ночи на этом ложе любви вместе с Эстульфом? Или с графиней? Зачем скрываться с супругой в зловонной потайной комнате, если есть свои просторные покои? Про Элисию и речи быть не может. Значит, Агапет спал здесь с тобой и ни с кем еще. Ты будешь это отрицать? Подумай о том, что я только что сказал о лжи и темной яме.
Бильгильдис посмотрела на меня, затем на письма, подумала немного и отважилась открыть мне правду.
Она кивнула.
— Хорошо. Правильное решение. Ты знаешь, что я держу в своих руках? Это черновик письма, адресованного герцогу Швабии, ответ на одно из полученных писем. Пара слов здесь вычеркнуты. Наверное, граф Агапет что-то диктовал тебе, а потом ему не понравилось звучание фразы. Мне достаточно сравнить эти строки с посланием, которое ты сегодня писала от имени своей госпожи. Полагаю, почерк будет тот же.
Бильгильдис кивнула.
Что до содержания писем, тут мне спрашивать Бильгильдис было не о чем. Они говорили сами за себя. Пять из шести писем были от герцога. Бурхард добивался расположения графа Агапета, пытаясь заручиться его поддержкой на тот случай, если начнутся распри с новым королем, Конрадом. Герцог собирался провести следующим летом военную кампанию в Венгрии — более масштабную, чем все предыдущие. Он рассчитывал на свое самое мощное графство и надеялся объединить войско Агапета с армией баварского герцога. Но король не согласился на этот военный поход, он хотел провести переговоры с Венгрией. Об этом, в сущности, знали все, и шестое письмо лишь подтвердило мои предположения. В нем король Конрад пытался переманить Агапета на свою сторону. В качестве подтверждения своего расположения король прислал графу кое-какие подарки…
