— Мне звонил Маттео. — Прочистив горло, она отходит к окну, делая вид, что мой отказ совершенно ее не задел. Но я слишком хорошо знаю эту женщину.
Тот факт, что гаденыш просил ее о помощи, безжалостно вспарывает мои вены. Я прикрываю глаза, пытаясь подавить гнев. Меньше всего мне хочется, чтобы в проблемы внутри семьи оказались вовлечены посторонние.
— И чего же он хотел?
— Помощи. Твой сын допустил ошибку, и ему страшно, Рафаэль.
— Ты пришла молить о пощаде этого щенка?!
— Я пришла вразумить тебя.
— Орнелла, не делай того, что заставит меня от тебя отвернуться.
— Ты себя слышишь?! — срывается она на повышенный тон, при этом выражение лица у нее боевое. — Ты собрался отвернуться от сына, меня, и ради кого? Малолетней шлюхи? Кто она вообще такая? После ее появления ты сам не свой! Приди в себя, это же твой сын! Накажи, но не убивай. Не бери себе…
— Орнелла! — цежу сквозь зубы, сдерживая желание придушить стерву. — Видимо, ты забыла, с кем разговариваешь. Рот будешь раскрывать, только когда стоишь передо мной на коленях. — Выдыхаю в попытке вернуть самообладание. — Я признателен, что ты проявляешь заботу о Маттео, но он мне больше не сын. Щенок нарушил мой запрет, предал и понесет положенное наказание. А то, что я делаю с этой девчонкой, тебя не касается.
— Зачем она тебе? — спрашивает с искренним непониманием, презрительно сузив глаза.
Я подхожу вплотную и приподнимаю ее подбородок, отчего полные губы тут же приоткрываются в желании вкусить мои.
— Повторяю: тебя это не касается, Орнелла. — Надавливаю большим пальцем на нижнюю губу и с удовлетворением замечаю, как эта мегера прикрывает глаза и выгибается, словно загулявшая кошка.
— Если ты предпочтешь мне эту девчонку, я убью ее, и ты это зна…
Договорить женщина не успевает, потому что мои пальцы в секунду сдавливают ее щеки.
— Ты не имеешь права приходить в мой дом и бросаться здесь угрозами. — Перемещаю вторую руку ей на затылок, грубо сгребая волосы в кулак, и рывком притягиваю ее к себе. — Ты поняла меня, Орнелла? — спокойно произношу ей прямо в рот.
Тихое покашливание, раздавшееся чуть позади, заставляет меня обернуться.
— Я дико извиняюсь, но мне нужно поговорить с вами, синьор Росси, — смущенно выдавливает Сола, нервно сжимая в руках телефон.
Отпускаю Орнеллу, и та отшатывается назад, растирая раскрасневшиеся щеки.
— С таким настроем больше не приходи в мой дом, — предупреждаю ее холодно.
— Приношу свои искренние извинения, синьор Росси, — как ни в чем не бывало заявляет Орнелла и гордо дефилирует в сторону выхода, но останавливается рядом с Солой, окидывая ее оценивающим взглядом. — Тебе никогда не справиться с этим мужчиной, — шипит достаточно громко, чтобы я услышал, но, больше не задерживаясь ни на секунду, уходит. С трудом подавляю желание усмирить стерву.
— Похоже, вы плохо удовлетворяете свою женщину, раз она такая нервная, синьор Росси, — с неприкрытым недовольством говорит Сола.
— Думаешь, я могу делать это плохо?
Девушка тут же опускает глаза, и я наблюдаю, как разгорается нежный румянец на ее щеках.
— Спасибо, что сказал правду, — меняет тему, поднимая на меня виноватый взгляд, и протягивает мне мобильный. — И спасибо за возможность услышать ее голос, бабушке уже лучше.
— Один звонок, и она под присмотром лучших врачей, у нее будут лучшие лекарства.
— Что ты хочешь взамен?
— Ничего кроме послушания. У меня нет времени на воспитательные работы. Взамен на повиновение я обещаю, что через пару месяцев ты будешь дома и в безопасности.
Сола скептически сужает глаза и насмешливо смотрит на меня.
— Рафаэль Росси дает обещание какой-то девчонке? Ты способен на благородные жесты?
Я шумно вбираю воздух и, на пару секунд задержав его, медленно выдыхаю.
— Единственное место, куда тебе нельзя ходить в моем доме — восточное крыло.
— А что там? — интересуется она, и я понимаю, что запрет только подвигнет стервочку нарушить его.
— Ты очень любопытная девочка, Сола, но не стоит злоупотреблять моим расположением. Я и так веду себя достаточно сдержанно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ясно. Что-то еще, синьор Росси? Или я могу идти?
— Не питай романтических иллюзий относительно меня, тебя ждет сплошное разочарование. В таких, как я, не влюбляются, это опасно для здоровья.
— Шутишь? — иронично выдает зеленоглазая. — Ты мне в отцы годишься.
Вот лживая мерзавка! Одним-единственным предложением провоцирует меня до такой степени, что зубы сводит от желания овладеть ей прямо сейчас.
— Иди к себе, Сола. И поскорее.
Она собирается что-то сказать, но все же решив прикусить язычок, направляется к выходу из гостиной. Открыв дверь, останавливается и поворачивается ко мне.
— Можно еще один вопрос? — Жестом разрешаю продолжить. — Ты получал удовольствие от того, что подсматривал, как твой сын занимается сексом?
— Нет. Я получал удовольствие, наблюдая, как это делаешь ты. — Ее щеки в мгновение вспыхивают пятнами, а я не могу отвести глаз от нежного горла, когда Сола тяжело сглатывает от волнения. — А ты получила от этого удовольствие? — Задумчиво сминаю рукой подбородок, глядя на ее сжатые в тонкую линию губы.
— Да.
Ну что за стерва! Закусываю щеку изнутри и склоняю голову набок. Одно мгновение, и я коснусь ее, испытав самый чистый кайф, от которого сводит все внутри. Пульс долбит по венам, распаляя желание вкусить запретный плод, стереть установленные грани. Сумасшедшая девчонка, и я рядом с ней становлюсь таким же. Она права, я сдохну от спермотоксикоза. Меня уже разрывает неистребимая жажда, и утолить ее могут только эти мягкие губы со вкусом дикой свежести и бархатная кожа с ароматом нежного персика. Рот наполняется слюной, и мне приходится проглотить ее, прежде чем выдавить из себя хоть что-то.
— Подойди сюда, — хриплю, раздирая горло.
— Не питайте романтических иллюзий насчет меня, синьор Росси. В таких, как я, не влюбляются, в вашем возрасте это опасно для здоровья.
Сола выходит, и я чувствую, как мои губы растягиваются в обреченной улыбке, но сдерживаю порыв догнать и отыметь девчонку. Голодовка явно пойдет на пользу нам обоим. Мне нужно научиться контролировать себя рядом с ней, а ей — в целях воспитания.
***
Не знаю, сколько я сижу на краю кровати, внимательно наблюдая за спящей бунтаркой, но занимающийся рассвет говорит, что достаточно.
Первые лучи солнца скользят по расслабленному лицу, заставляя Солу поморщиться. Тихое сопение нарушает шумный вздох. Я буквально впитываю ее пробуждение — оно как раскрывающийся бутон розы — и невольно кусаю губы, фантазируя, что бы с ней сделал. Язык сводит от желания узнать, какая она на вкус, когда спит. Поерзав от уже заметного возбуждения, я задеваю шелковое одеяло, и оно спускается немного ниже, открывая вид на спокойно вздымающуюся грудь. Рука сама тянется к упругим вершинкам, дерзко торчащим сквозь тонкую ткань майки. Прикрыв веки, подушечкой пальца невесомо обвожу острый сосок. Твою мать! Как же я хочу сейчас оказаться внутри этой девочки.
— Что ты делаешь? — останавливает мое исследование осипший со сна голос. Рваное дыхание девчонки напоминает поломанный насос и, собрав волю в кулак, я неохотно убираю руку от ее груди. В паху болезненно пульсирует от возбуждения.
— Пришел сказать, что на пару недель уезжаю.
— Думаешь, плакать буду? — вновь показывая острые зубки, Сола приподнимается на локтях, склоняет голову набок и вглядывается в меня сонными глазами.
— Думаю, ты должна быть хорошей девочкой. — Убираю с ее лица небрежно спадающий локон, и меня словно пробивает разрядом мгновенно пробежавшего между нами тока.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не надо, — шепчут пухлые губы, и я дольше положенного задерживаю на них взгляд.
Но когда в попытке убрать ее, Сола касается моей руки, спокойно отстраняюсь. Сейчас мне нельзя отвлекаться. Девчонки и без того слишком много в моих мыслях. Она не дает сосредоточиться на проблемах, которые я должен решить в ближайшие дни.
