земляном полу, Мария – на табурете, который, видимо, всегда стоял здесь, чтобы дотягиваться с него до верхних полок с заготовками. При скупом свете масляной лампы содержимое многочисленных банок казалось зловещим. Варя почему-то вспомнила Кунсткамеру.
– Откуда у вас здесь столько стеклянной тары? – решила нарушить напряженную тишину Варя.
– Деревенские часто устраивают свалку прямо в лесу, – фыркнула Мария и поджала губы.
– Вы хотите сказать, все это проваливается сюда сквозь… портал?
– Мы их называем «вари». – Мария насмешливо взглянула на нее.
– «Вари»? Вот как. «Варя» – это портал, по-вашему?
– Это по-вашему – «портал». По-нашему – «нора» будет.
– Вот почему Дмитрий Михайлович рассмеялся, когда я назвала ему свое имя.
– Он шибко вежливый, Митрий Михалыч-то, ага… Всё улыбочки у него, да «спасибо», да «простите». – Мария заерзала на табурете, усаживаясь поудобнее.
– Обходительность не самое плохое качество.
– Вот то-то и оно: все вокруг да около любит ходить. А как чего напрямую сказать – этого не может. И сын такой же – в него, не в меня. А я у них – «баба», конечно! – завелась Мария. – Зато если б по-моему, по-бабьему-то, – гнать бы вас отсюдова сразу! Сейчас бы не сидели тут сиднем, а мужики б не волков встречали, а уже десятый сон видели!
– С чего вы взяли, что волки пришли из-за меня?
– А с того, что без тебя и твоей змеюки они сюда не приходили, вот так вот! – Она лихо развернулась на табуретке в сторону своих заготовок и принялась их пристально рассматривать.
Сверху легонько зашуршало, раздался упругий стук в ритме «Спартак – чемпион». Варя успела условиться об этом сигнале с Дмитрием Михайловичем и научить ему Куйгорожа, чтобы узнавать «своих».
– Открывай скорее, че сидишь?!
Варя потянулась наверх и, с трудом вытащив засов из проушин, приподняла дверку лаза в подпол. В образовавшуюся щель юркнул Куйгорож. От него пахнуло гарью и жженым волосом.
– Легок на помине твой трямка. – Мария разочарованно поморщилась. – Ну? Че там?
– Волки – во! Два десятка! Глазищи у них – во! Мужики топоры – р-раз-р-раз! – Он изобразил, как они их перебрасывают. – А те зубы скалят! – затараторил совозмей.
– Ва-а-ай, плохи дела! – Мария закачалась из стороны в сторону. – Никогда на моей памяти такого не было, чтоб оборотни в зверином обличье – да в деревню… Митяя моего видал?
– Видал! Плечом к плечу стоит с Серегой в первом ряду!
– Идиоты! – плюнула на пол Мария. – Ладно Сережка, у него хоть ноги здоровые, так этот хромой туда же! Если из-за вас… хоть волос… – Она всхлипнула. – Хоть волосок с его дурной бороды…
– Мария, ну не плачьте, пожалуйста! – У Вари тут же пропала на нее вся обида. – Вдруг Куйгорож как-то сможет помочь?
– Да как он поможет, сама подумай, дуреха? – Она убрала ладони с расплывшегося от слез лица. – Они ж когда обернутся – звери и есть звери! Быстрые, сильные! Рвут, дерут! Некоторые даже речь человеческую еле разумеют.
– Сыре Верьгиз вроде очень даже разумел. Прям диспут вел этно… графический, – с умным видом вставил Куйгорож.
Варя закусила губу и опустила глаза.
– Старый Волк, как обернется, разум полностью сохраняет. Ему привычно, он древний. А остальные? – Мария махнула рукой.
– А как они оборачиваются? Можно их как-то заставить… ну… назад превратиться? Там серебряную пулю пустить. В лапу.
– Ага, и кол в сердце, да? Не неси чушь-то! Нагляделись вы этих фильмов дурацких, в которых все одно и то же: серебро, да кол, да чеснок… И в умных себя записываете. Кто это все только напридумывал-то? А про то, что у вас под носом, ничегошеньки не знаете! А потом воротите дела.
Варя вспыхнула. Упрек попал в цель.
– А что я должна была увидеть у себя под носом? – все-таки переспросила она, радуясь, что плохое освещение скрывает ее покрасневшие щеки.
– Ты где родилась?
– В Мордовии.
– Вот! А про наших древних божеств и всяких выродков типа твоего трямки ничего не знашь. Ни по-эрзянски, ни по-мокшански не говоришь, обычаев не соблюдаешь. И панар на тебе задом наперед! Вай!
Где-то в углу тихонечко хихикнул Куйгорож. Варя потрогала ворот сорочки.
– Я думала, разрез сзади должен быть… А если его вперед, то вся грудь видна.
– Думала она! Прям не верится, что ты вообще думать умеешь! Вон даже трямке твоему смешно! – Она помолчала, обмахнула лицо ладонями. – Нормально надень. А то верьгизы тебя сразу почуют, если до того дело дойдет.
Варя повернулась спиной к Марии. Не снимая панара полностью, быстро перекрутила его на шее и снова продела руки в широкие рукава. Сорочка была ей велика, и разрез оголял ложбинку на груди и часть бюстгалтера. Когда она повернулась лицом к Марии, та внимательно оглядела ее, вздохнула и отстегнула от своего панара большую булавку с подвешенными к ней нитями бисера и монетами.
– На вот. – Она протянула Варе украшение. – Сюлгамо. Застегни. Прикроешь стыдобу. Я-то в твоем возрасте дородная была, не такая худая. Да и росточком ты не вышла.
– Пяк мазыста![55] – Куйгорож закачал головой, видимо, одобряя Варино преображение.
Варе показалось, что уголки губ Марии тронула улыбка.
– Сюкпря[56]. – Варя провела кончиками пальцев по монеткам, и они отозвались глухим медным звоном.
– А мезень кис[57], – кивнула Мария. Немного помолчала и добавила: – Когда же эти проклятые кискинеть[58] уйдут?..
Варя вздрогнула. Она уже слышала похожее слово.
– А если сказать «инескеть… садор»? – поспешно спросила она. – Это тогда что значит?
– Наверное, «инескеть, садо»? «Добро пожаловать». Видать, кто-то все же был рад твоему визиту.
– Я бы так не сказала. После этого приветствия я чуть не погибла в лесу… – Варя нервно заперебирала пальцами. – Хотя вы бы, конечно, предпочли, чтоб сгинула.
– Я смерти никому никогда не желала и не пожелаю, – покачала головой Мария.
– А меня ты, кажется, хотела извести, – с вызывающим видом вставил Куйгорож.
– Извести и убить, как ты знаешь, не одно и то же. – Мария внимательно посмотрела на Куйгорожа. Тот состроил рожу и запрыгнул Варе на колени.
– Вы, кстати, так и не сказали, как заставить волков снова обернуться в людей.
– Вай, – отмахнулась Мария, – пустое дело! Они сами должны захотеть. Как захотят – вернутся туда, где двенадцать ножей в землю воткнули, и через них перепрыгнут.
Варя непонимающе взглянула на Марию.
– Чего пялишься-то? Перепрыгнул через ножи в одну сторону – обернулся волком. Перепрыгнул в другую – снова человеком стал.
Варя сразу представила, как волк подбегает к воткнутым четырьмя рядами и тремя столбцами ножам, обнюхивает их, словно пересчитывая, упругим прыжком перемахивает на другую сторону, а когда приземляется – оказывается человеком. Например, твоим соседом по дому.
– А если… если кто-то эти ножи случайно найдет и заберет?
– Если вынуть хоть один из двенадцати, то человек, прыгнувший через них, навсегда останется в волчьем обличье. Даже если вставить нож обратно, уже не поможет. Поэтому дураков играться в оборотней мало, а место с ножами никому не известно. Люди знающие рассказывают, за амбаром такое место быват.
– Я пока летал, насчитал у вас тут амбаров штук пятнадцать. Могу поглядеть! – оживился Куйгорож.
– Вряд ли они прямо в селе ножи кинули. Это ж на каждого из двух десятков да по двенадцать… – Мария задумалась. – Тут целая поляна нужна. Надо искать на отшибе, ближе к лесу, откуда волки пришли.
– Думаете, они все в одном месте обратились?
– Сыре Верьгизу ими так управлять проще. А то сразу после обращения они немного того. – Она покрутила у виска. – Да и охрану тогда можно хорошую выставить. Место ж одно.
– Ну предположим. А какой нам с того толк, если найдем ножи? Волки же все равно сначала ничего не будут знать и продолжат драться, – спросила Варя.
Куйгорож распушил перья и покрутил перед Вариным носом воображаемым
