счастья, есть иллюзия. Ни в коем случае нельзя действовать, нельзя ничего менять, нельзя ни за что отвечать, потому что добром это все равно не кончится.
Парадоксальным образом то же травмированное сознание предполагает по умолчанию, что, даже если ничего не предпринимать, ничем не рисковать и ни за что не бороться, все равно ничего хорошего впереди не будет. От будущего можно ждать только плохого (что становится самореализующимся прогнозом, если ничего не делать для формирования более или менее позитивного развития, создавая свое будущее). Пассивно плывя по течению, постсоветский обыватель в глубине души уже смирился с тем, что хорошее впереди его не ждет, но все равно предпочитает самостоятельно не шевелиться, потому что так будет еще хуже. Даже если мы тонем, есть основания считать, что процесс погружения продлится достаточно долго, а при попытке выбраться из трясины есть риск утонуть быстрее.
Массовая психология постсоветского человека должна изучаться не социологией, ибо опросы лишь констатируют патологические состояния коллективного сознания, которые недалеко ушедшие от своих респондентов эксперты принимают за общественное мнение, а психотерапевтами и психоаналитиками, а возможно, и психиатрами.
Вполне понятно, что в обществе, где нет общественной жизни, нет и не может быть и общественного мнения. Есть лишь совокупность частных настроений и мнений, в большей или меньшей степени неадекватных и не дающих нам представления о том, как будут действовать и поступать индивиды в меняющейся ситуации, ибо их сознание в принципе не предполагает даже возможности сознательного выбора и уж тем более самостоятельного и осмысленного действия.
Самое печальное, что и погружение в трясину не может быть бесконечным. А ситуации, возникающие из-за объективно развивающегося у нас на глазах экономического кризиса, не оставляют возможности для длительного сохранения текущего положения дел. Обывателю становится страшно, но единственный способ преодолеть этот страх — перестать быть обывателем.
В 2020-2021 годах мы, скорее всего, подходим к концу не только исторического, но и психологического цикла. Сам по себе факт, что сформировалось, повзрослело и даже становится доминирующим поколение, не пережившее травмы 1990-х, еще ни о чем не говорит. Психологические матрицы удивительным образом наследуются, продолжая функционировать и воспроизводиться даже после того, как их первоначальная причина исчезла, они передаются с воспитанием и групповым, семейным опытом. Тип травмированного постсоветского обывателя с большой вероятностью можно встретить и среди людей, которые родились уже после событий 1991-1993 годов, даже среди тех, кто по недоразумению считает себя активистом или политиком. Однако параллельно мы видим, как новая социальная реальность, с одной стороны, порождает новые психологические типы, а с другой стороны, подрывает защитные механизмы обывательского сознания.
Три десятилетия еще не прошло, но, похоже, мы находимся на пороге нового цикла. И разворачивающиеся в Белоруссии события дают основания говорить о том, что постсоветские страны исчерпали отнюдь не «лимит революций», а лимит стабильности. Сохранить старый порядок невозможно, вне зависимости от того, нравится он нам или нет. И не удивительно, что гимном белорусского народного восстания стала песня Виктора Цоя «Перемен!», которая выразила настроения молодежи в конце 1980-х годов. Того самого поколения, которое, дав себя обмануть один раз, поверило затем в невозможность, ненужность перемен и вредность любого самостоятельного действия (вернее, в бессмысленность общественного действия как такового).
Фактически Белоруссия начинает заново, пытаясь переиграть по-новому историческую драму, которую уже один раз ставили и с треском провалили на постсоветском пространстве. Может ли народ сам управлять собой, может ли он взять свою судьбу в собственные руки, могут ли люди включиться в политику, не дав себя обмануть? И возможна ли в принципе политика, представляющая собой не сумму симуляций и манипуляций, а борьбу организованных общественных сил за свои осознанные интересы.
То, что белорусы начинают в значительной мере с той же исходной позиции, с которой начиналась вся постсоветская история, отнюдь не означает, что они опять начинают с чистого листа. И тем более нет причин думать, будто все в очередной раз повторится. Гарантией тому объективно произошедшие за 30 лет изменения. Структура общества и структура интересов в нем уже иные. И есть накопленный коллективный опыт, знание которого постоянно дает нам как минимум подсказку, «чего не делать». Обывательское сознание отчаянно противилось осмыслению опыта, здесь работали не аналитические, а психологические механизмы — замещение, сублимация и вытеснение. Но опыт есть, он доступен всякому, кто захочет им воспользоваться и желает его критически изучить.
Если в позднем СССР единственной организованной силой, способной понять, сформулировать и отстаивать свои интересы, была все та же советская номенклатура, осознанно превращавшаяся в буржуазию и олигархию (пусть и за счет включения в свой круг новых групп и людей), то сегодня мы имеем дело с обществом, уже прожившим три десятилетия в условиях капитализма и рынка, а потому вполне способным понять соответствующие социально-экономические расклады, сделать из них адекватные политические выводы.
Нужно только захотеть это сделать. Не прятаться от реальности, не мириться с покровительственным деспотизмом очередного начальника и не мечтать о добром начальнике в принципе, а взять свою судьбу в собственные руки посредством коллективного действия.
Сказать проще, чем сделать.
Но делать придется.
2020 г.
Детонатор процесса
Революция менеджеров
Вопрос о том, что будут делать люди, уволенные с работы, является самым болезненным для современного российского общества.
Речь, ясное дело, не о потерявших работу металлургах или слесарях-сборщиках, которые трудились на остановленных конвейерах автозаводов в Тольятти и Ижевске. Ими российская интеллектуальная публика не интересуется, а по поводу рабочих ВАЗа даже злорадствует: мол, нечего кормить бракоделов, которые живут за наш счёт. О том, сколь полезен и ценен продукт, производимый самой интеллектуальной публикой, кто за него в итоге платит и во что обходятся интеллектуалы рабочим АвтоВАЗа, мы лучше промолчим, дабы никого не обидеть.
Итак, речь идёт исключительно о среднем классе. Его судьбы очень интересуют интеллектуалов, поскольку последние сами себя к среднему классу причисляют и испытывают к нему острое чувство социальной солидарности.
А между тем именно среднему классу осень готовит много неприятных сюрпризов. Мало того что грядёт новая волна увольнений, но увольнять на сей раз будут не тех и не так.
Есть некоторые специальности, которым, казалось бы, ничего не грозит. Если есть фирма, значит есть и бухгалтер. И разумеется, целый штат начальников и руководителей. У них, кстати, часто имеются персональные помощники, секретари и консультанты, которые останутся на своих местах, пока жива компания.
А что если компания закроется?
Без работы оказываются не сотрудники низшего звена, а менеджеры, управленческий персонал, руководители. Положение дел усугубляется двумя
