– Полагаете, он и вправду все сделает?
– А куда ему деваться?
На его, Портера, месте я не был бы так уверен. Однако, в конце концов, это его дело.
Мы подъехали к боковым дверям «Хилтона». Портер мигом оказался на тротуаре и стоял теперь как массивная колонна, ожидая с плохо скрываемым нетерпением, пока Джик, Сара и я выберемся из машины. Сплоченной группой мы прошли через холл, а оттуда – через служебную дверь добрались до конторы управляющего отелем.
Высокий мужчина в униформе пригласил нас сесть и принес кофе и сандвичи. Портер взглянул на часы и сказал, что придется подождать.
Было шесть часов с минутами. Через десять минут мужчина в рубашке с галстуком принес Портеру маленький радиотелефон. Портер сунул наушник в ухо и начал слушать.
Контора, освещенная лампами дневного света и скудно меблированная, была собственно рабочей комнатой. Стены были увешаны графиками и расписаниями дежурств. Окон не было, и ничто не указывало на то, что день уже клонился к вечеру.
Мы сидели, пили кофе и ждали. Портер съел один за другим три сандвича. Время приближалось к семи. При таком освещении Сара выглядела утомленной. Джик тоже. Даже его борода теперь лежала на груди. Я сидел и размышлял о жизни и смерти и «бабочке» в горошек.
В семь одиннадцать Портер плотнее прижал наушник и сосредоточил свое внимание на потолке. Расслабившись, он передал нам потрясающую новость:
– Уэксфорд сделал все, как мы и надеялись, гак что машина закрутилась.
– Какая машина? – спросила Сара. Портер безразлично взглянул на нее.
– Ну, все идет, – не совсем понятно объяснил он, – как мы и запланировали…
Он снова взялся за свой наушник, а потом обратился ко мне:
– Он клюнул…
– Потому что дурак, – отозвался я.
Портер почти усмехнулся, что было для него настоящим подвигом.
– Все преступники глупы по-своему…
Половина восьмого. Я вопросительно поглядел на Портера. Он мотнул головой.
– По радиотелефону много говорить нельзя. Мало ли кто может слушать?
«Как в Англии, – подумал я. – Журналисты могут оказаться на месте преступления раньше полиции. И мышка учует ловушку».
Мы ждали. Стрелки часов, казалось, не двигались. Джик зевал, а глаза Сары потемнели от усталости. За дверью бурлила жизнь большого отеля, постояльцы возбужденно готовились к завтрашним заездам, уже последним в этом году.
Дерби в субботу, кубок во вторник, Элсомские скачки, которые мы пропустили, в четверг и международные заезды в субботу. По возможности ни один любитель скачек не уезжал домой до конца всех состязаний.
Вдруг Портер поправил наушник и замер.
– Он уже тут!
Хотя видимой опасности не было, сердце у меня забилось чаще. Портер вытащил наушник, положил радиотелефон на стол и вышел в фойе.
– А нам что делать? – спросила Сара.
– Ничего. Только слушать.
Мы все трое подошли к двери и приоткрыли ее дюймов на шесть. Мы слышали, как люди спрашивали свои ключи от комнат, интересовались корреспонденцией.
И вдруг знакомый голос, от которого меня словно электрическим током ударило. Уверенный голос человека, не ожидающего опасности:
– Я пришел за пакетом, который здесь в прошлый вторник оставил мистер Чарльз Тодд. Он сдал его в камеру хранения. У меня письмо от него, в котором он просит администрацию отеля выдать пакет мне. Вот письмо… – Зашуршала бумага.
Глаза у Сары округлились от удивления.
– Ты действительно писал? – шепнула она.
– Нет, конечно.
– Хорошо, сэр, – ответил служащий. – Подождите минутку, я принесу пакет.
До нас донеслись шаги служащего, который отправился за картинами.
Сердце громко стучало у меня в груди. Через несколько минут служащий вернулся:
– Прошу вас, сэр. Картины, сэр.
– Все правильно.
– Сейчас я подам их вам, сэр. – Голос прозвучал совсем рядом. – Вот, пожалуйста, сэр. Вы сами донесете, сэр?
– Да-да, благодарю! – Теперь, когда он держал пакет в руках, в его голосе прозвучало нетерпение. – Спасибо. До свидания.
– И это все? – с оттенком разочарования начала было Сара, но тут зычный голос Портера словно топором разрубил бархатный покой отеля.
– Если вы не возражаете, мы сами позаботимся об этих картинах, – сказал он. – Портер, мельбурнская полиция.
Я шире приоткрыл дверь и выглянул. Портер, грузный и массивный, стоял, требовательно протягивая руку. По обе стороны от него двое полицейских в штатском, возле парадного входа еще двое в форме. Полагаю, все остальные выходы тоже охранялись. Полиция зря не рисковала.
– Что такое… инспектор? Я только выполняю поручение… э-э… моего молодого друга… э-э… Чарльза Тодда.
– А что это за картины?
– Понятия не имею. Он попросил меня принести их, вот и все. Я тихонько вышел в холл. Он стоял передо мной в каких-нибудь шести футах. Я мог бы дотянуться и тронуть его. На мой взгляд, это было достаточно близко и должно было удовлетворить Портера.
Обитатели «Хилтона» окружили нас неправильным полукругом, стараясь понять, что за драма разыгрывается на их глазах.
– Так мистер Тодд попросил вас принести картины? – громко спросил Портер.
– Конечно.
Взгляд Портера метнулся ко мне:
– Вы просили его?
– Нет, – коротко ответил я.
Мельбурнская полиция, ясное дело, добивалась взрывного эффекта. Но то, что произошло, намного превысило мои ожидания. Никакой тихой очной ставки и в завершение ее тихого и мирного ареста. Мне бы следовало вспомнить собственные теории об особой жестокости того, кто всем заправлял в этой шайке.
Я оказался лицом к лицу с разъяренным быком. Он сообразил, что его одурачили. Ярость вздымалась в нем как гейзер, а его руки уже тянулись к моей шее.
– Ты мертвый! – завопил он. – Ты же мертвый, разрази тебя гром!
Он сбил меня с ног. Я задыхался под тяжестью его веса. Напрасны были все мои попытки отбиться от него кулаками. Его гнев изливался на меня как лава. Бог знает, какие у него были намерения, но люди Портера успели оттащить его, прежде чем он прикончил меня. Поднявшись с большим трудом, я услышал, как щелкнули наручники.
Теперь он стоял рядом со мной, тяжело дыша, его скованные руки тряслись, злобные глаза налились кровью. Один миг неудержимой ярости, свирепого неистовства – и всю его внешнюю цивилизованность сдуло как ветром. Открылось жестокое и неприглядное нутро.
– Привет, Хадсон, – сказал я.
– Прошу извинить меня, – небрежно произнес Портер. – Но я не думал, что он сбесится. По виду такой воспитанный…
– Атавизм, – сказал я.
– Что? – не понял Портер.
– Он всегда был дикарем. Подспудно.
– Ну, вам виднее. Я его вижу впервые.
Он кивнул нам и поспешил за своим пленником, которого сопровождали полицейские.
Постояльцы отеля, поглядев на нас минуту-другую, тоже начали расходиться. Совершенно обессиленные, мы сели на кушетку.
Джик взял руку Сары и крепко сжал. Она накрыла своей ладонью мою.
На все ушло девять дней. Но для нас они были вечностью.
– Не знаю, как вы, – вздохнул Джик, – а я бы не отказался выпить пива…
– Тодд, – сказала Сара, – ну, начинай!
Мы устроились в моей спальне, Джик и Сара в умиротворенном состоянии духа, а я – в халате Джика, комната благоухала лекарствами.
– О Хадсоне?
– А о ком же еще? Я не засну, пока ты нам всего не расскажешь!
– Ну… я искал подобного типа, искал еще до того, как встретился с ним…
– Но почему?
– В связи с вином, – объяснил я. – В связи с вином, украденным из подвала Дональда. Тот, кто украл его, не только знал, что оно существует… Он знал, что в доме есть подвал и в него ведет неприметная дверь, сделанная в виде стенного шкафа. Я сам много раз бывал в доме Дональда, но даже не догадывался о существовании подвала. Преступники привезли с собой ящики нужных размеров. Вино обычно ставится по двенадцать бутылок в ящик, а у Дональда украли около двух тысяч бутылок. На такое количество нужно потратить немало времени, а для взломщиков лишнее время – лишний риск… И еще одно обстоятельство. Вино было особенное – небольшое состояние, как говорил Дональд. Вино, которое продают и покупают как недвижимость, стоит оно недельную зарплату за бутылку… И без профессионала нельзя было обойтись, нужно было знать, как его хранить и как продавать… А так как Дональд сам занимался вином и целью его поездки в Австралию было вино, я сразу принялся искать человека, который знал Дональда, знал, что он купил Маннинга, разбирался в хорошем вине и в торговле им. И вот понял: Хадсон Тейлор – именно тот, кого я ищу. Однако сначала мне показалось, что все не так просто… потому что внешне он был не такой, как я предполагал.
– Мягкий и дружелюбный, – подсказала Сара.
– И состоятельный, – добавил Джик.
– Скорее всего, он просто деньголик, – сказал я, откидывая край одеяла и с вожделением взирая на прохладную белую простыню.
– Кто-кто?
– Деньголик. Я сам придумал термин для обозначения тех, кто любит деньги так, как алкоголик – спиртное.
