всегда хорошо себя веду.
Но я не шучу. — Я серьезно. Это в большей степени друзья Лейкин, чем твои, и я не собираюсь терпеть, когда ты устраиваешь сцену. Она не обязана тебе нравиться. Я понимаю, почему ты этого не делаешь. Но ты должна вести себя прилично.
Проходит секунда, но, наконец, ее плечи опускаются. — Я просто не хочу, чтобы она снова причинила тебе боль. Я никогда не видела тебя таким опустошенным.
Вздохнув, я подхожу ближе и обнимаю ее. — Я знаю. И я ценю твою попытку защитить меня. Но это решение я должен принять сам.
— Хорошо, — неохотно соглашается она. — Но если ты вернешь ее обратно, и она снова тебя кинет, я ударю ее по лицу.
Я усмехаюсь. — Если ты хочешь умереть именно так, то это твоя проблема.
Она закатывает глаза, и мы вдвоем сворачиваем за угол. Огонь уже бушует, и в баре больше народу, чем обычно, что свидетельствует о приближении лета. Оуэн и Лукас уже здесь, но ни Мали, ни Лейкин не видно.
— Здорово, что ты наконец-то появился, — поддразнивает Оуэн.
Я отмахиваюсь от него. — Я не собирался приходить, но решил, что не удостоить вас своим присутствием было бы жестоко.
Лукас отдает честь. — Мы ценим твою жертву. А теперь принеси мне пива, бармен.
Мои глаза сужаются, и я сдерживаю смех. — Ты ведь понимаешь, что я все еще могу вышвырнуть тебя отсюда?
Улыбка сразу сходит с его лица, а Оуэн смеется над ним.
Я скучал по этим ребятам. После ухода Лейкин было несколько вещей, с которыми я больше не мог справиться. Одной из них было посещение катка. Каждый уголок этого места напоминал мне о ней, и после того, как я появлялся там день за днем, надеясь, что она войдет в эти двери, и разочаровывался, я понял, что должен держаться от него подальше. Конечно, это означало уход из команды, но это было неизбежно. Когда открылся бар, у меня все равно не было на это времени.
Кэм приносит мне пиво и в шутку протягивает Девин пакет с соком. Правда, это срывается, когда она, ухмыляясь, засовывает в нее соломинку, только для того, чтобы выплеснуть содержимое на него. Он вскрикивает, отпрыгивает назад и сталкивается с посетителем, проливая свое пиво.
— Черт, — ворчит он. — Мне очень жаль, парень. Давай я принесу тебе новое.
К счастью, парень оказывается достаточно понятливым и кивает, следуя за Кэмом обратно в бар и сквозь толпу. Тем временем я смотрю на Девин, не понимая, что происходит.
— Что? — спрашивает она, не обращая внимания. — Это он начал.
Меня окружают дети.
Я как раз выходил, чтобы помочь решить проблему, возникшую у них за барной стойкой, когда глаза Лукаса расширились. Он выглядит так, будто впервые видит цвета, и это может означать только одно.
— Ни хрена себе, — проворчал Оуэн. — Как и все, чем я живу и дышу, Лейкин, мать ее, Бланшар.
Ошибся с фамилией, ублюдок. Это не должно так действовать мне на нервы, но когда я поворачиваю голову и вижу, как Лейкин идет к нам, а рядом с ней Мали, все остальное исчезает из моего сознания.
Она, несомненно, самая красивая женщина здесь.
Мали, должно быть, завила волосы Лейкин и нанесла на нее лишь пылинку макияжа, хотя она никогда в нем не нуждается. Но именно то, во что она одета, заставляет меня думать, что мне действительно следовало бы пропустить этот вечер.
Ее джинсы низко сидят на бедрах, а майка-борцовка, которую я уже видел на Мали, но на Лейкин она смотрится гораздо лучше. А еще у нее на шее висит тонкий золотой чокер, который я бы с удовольствием сменил на свою руку прямо сейчас.
Как, черт возьми, я смогу продержаться следующие несколько часов, если она будет здесь в таком виде?
Я наблюдаю за тем, как она с готовностью идет в объятия Оуэна, ухмыляясь от уха до уха. За все время, что я знаю Оуэна, мне кажется, не было случая, чтобы я ему завидовал.
— Разожми челюсть, — пробормотала Мали, сидя рядом со мной. — Твоя ревность дает о себе знать.
Заставив себя отвести взгляд от Лейкин, я смотрю на Мала. — Знаешь, до того, как она вернулась, ты была гораздо менее злой.
Она ярко улыбается. — Ложь. Я была самым лучшим человеком из всех, кого ты знаешь, с того самого дня, как ты меня встретил.
— О, да. Ты просто прелесть.
Тыльная сторона ее руки летит в меня, когда Оуэн наконец отпускает Лейкин, и она движется, чтобы обнять Лукаса. Но как будто она знает, что я смотрю на нее, она обнимает его значительно быстрее.
Было бы ложью, если бы я сказал, что это не отвратительно — наблюдать, как они все приветствуют ее, как будто они не были абсолютно потрясены, когда она ушла. Но на самом деле это было не так. Таким был только я.
— Когда, черт возьми, ты вернулась? — спросил ее Лукас.
Она оглядывает меня с ног до головы и закусывает губу, и я ненавижу то, как мне хочется превратиться в податливую игрушку в ее руках. — Когда он решил поиграть в машинки с мотоциклом.
Мои глаза сужаются. — Невежливо с твоей стороны оскорблять меня, когда ты обнимаешь всех, кроме меня.
Сделав несколько шагов ближе, она не сводит своих глаз с моих. — Ты тоже хочешь?
Скажи «нет».
Скажи «нет»!
Черт возьми, скажи «нет»!
— Я имею в виду, если ты их раздаешь…
Это все, что ей нужно было услышать, прежде чем она закрыла между нами пространство и обхватила меня руками. И, черт возьми, я в полной заднице. В последний раз, когда я обнимал ее, она была в середине панической атаки, и это было необходимым злом. Но это не то, что сейчас. Все, кто нас знает, с затаенным дыханием следят за тем, как я поддаюсь и прижимаю ее к себе.
А потом началась паника.
Лейкин не придает этому значения, когда я отпускаю ее быстрее, чем когда-либо — даже до того, как мы начали размывать границы, — но выражение ее лица говорит мне, что она заметила. Я не пытаюсь быть мудаком. Правда. Не пытаюсь. Просто, как бы сильно я ни хотел снова погрузиться в эту атмосферу, я не могу.
Слишком много остаточной боли.
— Не-а, — хнычет Лукас. — У него был шанс. Теперь моя очередь.
Во все другие разы, когда мы это делали, все
