В последние дни сильно похолодало. Небо хмурилось. За ночь вода, оставленная в котелке, промерзала почти до дна. Днем порой сквозь низкие свинцовые тучи проглядывало солнце.
Но теплее от него не становилось. Не переставал дуть пронизывающий северный ветер.
Люди в отряде сильно страдали от холода, особенно ночью. Спасались у огромных костров. Благо дров экономить не приходилось. Однако с непривычки у костра не очень-то поспишь: лежать приходилось прямо на земле. Одному боку жарко - другой замерзает.
Около полудня Гиясэддинов и Балахан, ехавшие рядом верхом почти в самом хвосте отряда, заметили вдали на дороге двух всадников, поторапливающих своих коней им навстречу.
- Интересно, кто это может быть? - зымолвил Балахан, напрягая зрение.- Не к нам ли едут? К добру ли?..
- А вот мы это сейчас узнаем,- отозвался Гиясэддинов, поднося к глазам бинокль, висевший у него на груди. Посмотрев, молча передал бинокль Балахану.Ты прав, Балахан, это - к нам! А вот к добру ли - не знаю...
Балахан глянул в бинокль. Не удержавшись, присвистнул:
- Вот это гости! Не ожидал!..
Гиясэддинов иронически бросил:
- Гашем Субханвердизаде! Собственной персоной! В сопровождении ближайшего соратника и друга Дагбека Дагбашева!
- Странно, товарищ начальник! Что им здесь надо?
- Странного в этом ничего нет, Балахан,- понизив голос, сказал Гиясэддинов.- Все очень даже закономерно... Надо усилить конвой Зюльмата! Поручаю это лично тебе... Теперь слушай меня!.. Поедешь позади бандита! Следи за Гашемом. Исполняй!
- Есть! - ответил Балахан и, тронув ногами бока коня, затрясся рысью по обочине дороги вперед к тому месту, где под конвоем шел Зюльмат.
Гиясэддинов направил своего коня в голову отряда.
Немного погодя Субханвердизаде и Дагбашев осадили перед ним взмыленных, разгоряченных лошадей.
"Спешили, голубчики! - подумал Гиясэддинов.- Ну-ну!.. Интересно: чем вы нас обрадуете? Чем удивите?.."
- Здравствуй, Алеша! - сказал Субханвердизаде, делая скорбное лицо.- Какое горе!.. Я слышал, мы потеряли нашего Хосрова!..
Дагбашев тоже поздоровался:
- Добрый день, товарищ начальник!
Гиясэддинов, не останавливая коня, сухо кивнул в ответ на приветствия. Субханвердизаде и Дагбашев поехали рядом с ним.
- Где его тело, Алеша? - спросил как ни в чем не бывало Субханвердизаде, делая вид, будто не замечает холодности Гиясэддинова.
Тот сделал движение головой:
- Там, на арбе...
Субханвердизаде и Дагбашев повернули коней, отъехали от него.
Гиясэддинов остановился на обочине, пропуская отряд, начал наблюдать за Гашемом.
Субханвердизаде приблизился к арбе с телами убитых, спешился, передал поводья своего коня Дагбашеву, который остался в седле. Сняв шапку, пошел следом за арбой. Откинул край бурки, которой были покрыты тела Хосрова и Джафара Махмудова. С минуту скорбно смотрел на безжизненные лица убитых. Затем, повернув голову, увидел идущую рядом Рухсару, бледную, осунувшуюся, печальную. На девушке была телогрейка, ватные брюки и армейские сапоги,поэтому-то Гашем не узнал ее сразу. Смутился, кивнул ей:
- Добрый день, Рухсара, дочь моя!.. Несчастье-то какое!.. Бедный Хосров!.. Такой был замечательный парень!..
Рухсара, закусив губу, отвернулась от Гашема. Не сказала ни слова.
Субханвердизаде опять сел на лошадь. Спросил громко, с наигранной злостью:
- А где этот сукин сын Зюльмат?.. Хочу взглянуть на его мерзкую рожу!..
Кто-то из идущих рядом бойцов ответил ему:
- Вон он - шагает впереди под конвоем! Вы только что проехали мимо него, товарищ Субханвердизаде!..
- Это который же?..
- Да вон, желтоусый!.. В лохматой папахе!.. Рука у него на перевязи!
Субханвердизаде притворялся: он увидел Зюльмата тотчас, как только подъехал к Гиясэддинову.
Ему очень хотелось сразу же направить коня к тому месту, где немного впереди первой арбы шагал, понурив голову, бандит. Однако он, удержав себя, не сделал этого. Сказал себе:
"Не надо спешить!.. Действовать только наверняка!.. Этот пес Гиясэддинов настороже... Кстати, где он?"
Глянул по сторонам, будто невзначай.
Гиясэддинов ехал чуть позади и смотрел в его сторону.
Субханвердизаде выругался в душе.
"У-у, собака!.. Настырный чекист!.. Следишь, татарская рожа?! Хитрая лиса!"
Он снова подъехал к арбе с убитыми. Начал смотреть на лица покойных. Опять взглянул туда, где шел Зюльмат, подумал с сожалением:
"Почему ты не околел, негодяй?! Почему тебя не убили в бою?! Почему ты сдался в плен татарину?.. Почему?! Почему не забрал нашу общую тайну в могилу?! Теперь вот гибнуть приходится из-за тебя!.. Мерзавец!.."
Субханвердизаде покосился в сторону Гиясэддинова:
"Задремал он, что ли, в седле?.. Или притворяется, косоглазый черт?! Может, нарочно опустил голову?.."
Решившись, направил лошадь вперед.
...Зюльмат увидел Гашема и Дагбашева, едва они подъехали к отряду. Еще больше помрачнел. Думал с горечью:
"Вы вот, джигиты, на лошадках гарцуете, а я за вас к стенке пойду! Начальнички!.. Любители загребать жар чужими руками!.. Только обманывали!.. За кос водили!.. Ублюдки!.."
Вдруг за спиной его, совсем близко, грохнул выстрел. Пуля просвистела над головой. Справа на дороге рядом с обочиной брызнул земляной фонтанчик.
Зюльмат обернулся и увидел: рядом, сбоку, чуть позади, два всадника. Один из них - Гашем Субханвердизаде. Другой, в военной форме, в чекистской фуражке, сжимает рукой его кисть, поднятую вверх. В руке Гашема - наган.
Вот военный обезоружил его.
Гашем, с буро-малиновыми пятнами на лице, возбужденный, тяжело дышит, бормочет:
- Зачем ты помешал мне, Балахан?! Не на развод же вы хотите оставить этого сукиного сына, этого бандита?! Не мог я сдержаться, клянусь!.. Сейчас увидел на арбе покойного Хосрова - и сердце закипело!.. Напрасно ты не дал мне его прикончить!.. Зря, Балахан, зря!..
На миг взгляды Гашема и Зюльмата встретились. Бандит смотрел через плечо холодно, презрительно, с ненавистью. Потом отвернулся.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Их разделял большой казенный письменный стол, обтянутый зеленым сукном, на котором стояли телефонный аппарат, простенький чернильный прибор, лампа с черным пластмассовым колпаком и перекидной календарь.
Это на первый взгляд. А вообще-то их разделяло уже нечто гораздо большее, чем это расстояние в полтора-два метра,- нечто относящееся к категориям отнюдь не физическим, а духовным, точнее - моральным, даже, пожалуй, можно сказать социально-правовым.
"Беседа" их продолжалась уже более часа.
Оба сидели в кабинете Гиясэддинова: Алеша - на своем месте, Гашем Субханвердизаде - напротив, оба - внутренне собранные, напряженные, хотя внешне старались не показывать этого.
За окном с железной решеткой сгущались серые осенние сумерки.
Яркая лампа, стоявшая сбоку на столе с поднятым колпаком, хорошо освещала лица обоих.
Разговор их носил довольно определенную форму: Гиясэддинов задавал вопросы, Гашем Субханвердизаде отвечал.
Отвечал Гашем по-разному - то просто, спокойно, то с усмешкой, иронически, то язвительно, с издевкой, то грубо и резко, то с раздражением.
Держал он себя независимо, даже нагловато, сдаваться не собирался. Удары парировал уверенно, ловко. Изумление, с каким встречал некоторые вопросы собеседника, казалось вполне искренним и неподдельным.
Разговор этот не был неожиданностью для Гашема. Он готовился к нему давно, скрупулезно, тщательно. Им были заранее предусмотрены все возможные варианты обвинений против него, все возможные каверзные вопросы и подвохи; на все это он приготовил четкие, обстоятельные, логичные, с его точки зрения, ответы и объяснения.
Словом, Гашем пришел на эту "шахматную партию" в райотдел ГПУ вполне в форме. Он готов был к борьбе.
И тем не менее он слышал, как тревожно стучит в его груди сердце, чувствовал, как неприятно холодеет под ложечкой.
Что касается Алеши Гиясэддинова, он пока лишь, как говорится, вел разведку перед боем, перед заключительной, лобовой атакой. Прощупывал противника, уяснял его позиции, намерения, моральный дух и прочее.
В исходе боя он не сомневался, однако считал своим долгом провести его по всем правилам "военного искусства".
Гиясэддинов беспрерывно курил. И это был признак его немалого внутреннего напряжения.
Он видел, что перед ним сидит не какой-нибудь мелкий вредитель, проходимец, жулик, а коварный, опытный враг. Махровый! Государственный преступник! Один из руководителей подрывной деятельности против советской родины!
Но вот атака началась!
Неожиданно Гиясэддинов спросил:
- Скажите, пожалуйста, кто убил Сейфуллу Заманова? Вам известно это?
Субханвердизаде изобразил на лице удивление, пожал плечами, ответил спокойно:
- По-моему, мы в свое время уже выяснили, как это произошло. Странный вопрос, Алеша! Какой смысл задавать его?
