- То есть в городе совсем небезопасно? И там не живут приличные леди и джентльмены? - прищурилась Мэгг.
Сильверстайн ответил с видимой неохотой:
- Живут.
- Тогда не вижу причин, почему я не могла бы сойти на берег.
- Причина - я этого не желаю.
- Я не обязана подчиняться вашим желаниям, капитан!
- Обязаны! - рявкнул он и поднялся. - Пока мы находимся в этом плавании, я за вас головой отвечаю, а значит, вы будете повиноваться мне! Помнится, в Лондоне вы твердо это обещали!
- Но ведь ничего не случилось, когда мы были в Пуэрто-дель-Кабрас!
- Фуэртевентура - богом забытая глушь. А Кейптаун - это перевалочный пункт для всех, кто путешествует по двум океанам. Послушайте моего совета, мисс, и оставьте эту идею.
- Вы же сами сказали мне про платья… там, на «Бристоле»…
- Я пошутил. У меня было хорошее настроение.
Мэгг расстроилась. Во-первых, она уже понадеялась, что ей удастся хотя бы пару часов походить по земле, которая не качается под ногами, а во-вторых, ей действительно нужно было попасть хоть в один магазин.
Решив, что шипеть на графа разозленной кошкой абсолютно бесполезно, Мэгг выбрала другую тактику.
- О, но я очень прошу вас, капитан! - Девушка быстро-быстро заморгала, губы задрожали, так что было похоже, что она сейчас расплачется. - Мне так нужно в магазин! Мне неловко говорить зачем, но поверьте, женщинам необходимо иногда покупать такие вещи!
- Нижнее белье? - в лоб спросил Рэнсом. Мэгг не ожидала от него подобной прямоты. Впрочем, что с него взять.
- Да, нижнее белье. И если вы сейчас предложите послать за ним матроса, я залеплю вам пощечину.
- Я предложил бы послать матроса вместе с вашей Хатти.
- То есть мне на землю сходить нельзя, а Хатти вам совершенно не жаль? - возмутилась Мэгг, позабыв о только что сыгранной роли маленькой расстроенной девочки.
- Хатти - девушка простая и привыкла к подобной жизни, - не сдавался Рэнсом. - А вам трущобы Кейптауна ни к чему.
- А если я попрошу вас сопровождать меня?
- Вы меня попросите?
- Да! - Мэгг умоляюще сложила ладони. - Я вас очень прошу!
- Гм. - Подобного Сильверстайн, похоже, не ждал и отчего-то растерялся. Мэгг удивилась: что она сказала такое особенное?
- Это «да» или «нет»?
- Скорее «нет», чем «да».
- Но почему? Вы ведь самый храбрый и самый сильный на этом судне. Вы сможете меня защитить. И вы дворянин, значит, моя честь не пострадает.
- Гм, - снова сказал Рэнсом. - Дело не в вашей чести, Мэган, хотя и она важна. Дело в том, что я желаю избежать любых неприятностей, которых можно избежать.
- Ненадолго, всего на пару часов! Вас просит дама, милорд. Не отказывайте в просьбе!
Она снова сделала вид, что собирается заплакать, - с отцом это всегда срабатывало: лорд Ливермор не переносил женских слез. Бывают черствые люди, которым все равно, пусть даже девушка рыдает в три ручья, но граф Сильверстайн, на счастье Мэгг, к таковым не относился. Для достоверности мисс Ливермор шмыгнула носом.
- Ну хорошо, хорошо, - проворчал капитан. - Я выйду с вами в город на два часа. Но потом, мисс Ливермор, вы будете паинькой.
До Кейптауна дошли за четыре дня. Все это время Мэгг старалась быть с капитаном очень любезной, чтобы он не передумал по поводу ее визита в город. Сильверстайн, кажется, раскусил ее уловки, но никак не прокомментировал. Он вообще был задумчив в последние дни и редко встречался с Мэгг взглядом. Даже когда трапезничали вместе, смотрел в свою тарелку или в бокал с вином.
Мэгг же наблюдала за ним украдкой, стараясь, чтобы ее косые взгляды никто из матросов не заметил, хотя и сомневалась, что эти люди способны понять такие тонкости, как поединок взглядов. Мэгг нравилось думать, что они с графом играют в это. Девушка устраивалась на палубе с книжкой, но садилась так, чтобы видеть мостик, где чаще всего находился капитан, который знал здешние воды лучше, чем кто-либо другой.
Рэнсом носил свою треуголку в любое время дня и ночи, но из-за жары отказался от кителя и щеголял в полотняном жилете с костяными пуговицами и белой рубашке, у которой подворачивал рукава. Вид его сильных обнаженных рук почему-то успокаивал Мэгг. Она окончательно уверилась: когда рядом такой человек, не может случиться ничего плохого.
Да и откуда взяться этому плохому на корабле, где вся команда - словно одна семья? Проводя на палубе немало времени, Мэгг привыкла к присутствию матросов, выучила их имена, узнала их незамысловатые истории. Кое-кто из моряков полжизни провел в нищете, кого-то не раз ранили в портовых драках, а кто-то раньше имел проблемы с законом. Теперь они были людьми капитана Сильверстайна - и обожали его до потери сознания. За полтора месяца плавания Мэгг поняла почему.
Сильверстайн держал людей в строгости и справедливости. За провинность полагалось наказание, но не чрезмерное; капитан не делал вид, будто он выше их всех, он просто являлся лидером, командиром, и это чувствовалось в каждом его движении, в каждом властном жесте. Ему подчинялись, потому что подчиниться ему было приятно. Исполняя его приказы, матросы пели. Он всегда думал о людях, а не о том, что в трюмах у него товар.
Смешливый худощавый матрос по прозвищу Везунчик рассказал Мэгг, как однажды, во время страшного шторма в Индийском океане, капитан самолично вытащил упавшего за борт боцмана. Как не скупился на награду, если команда хорошо работала. Как разрешал и небольшие вольности, о которых, впрочем, Везунчик умолчал, а Мэгг не стала домысливать - воспитание не позволяло. И постепенно, из обрывков разговоров, из наблюдений, из разных мелочей складывался для Мэгг образ капитана Сильверстайна, не имевший ничего общего с тем, что она увидела изначально.
Тогда, на единственном приеме у Норманов, он казался чужим (Господи, какими далекими стали теперь и Норманы, и Англия, и весь уклад светской жизни!). Там граф был не на своем месте, и это чувствовалось так хорошо, как запах мокрой травы после дождя. Когда Мэгг с матерью и мистером Джойсом приходила уговаривать Сильверстайна взять ее с собой в Китай, граф тоже выглядел как задержавшийся на берегу странник. Мэгг так и поняла тогда, что он странник. Она просто не подозревала насколько.
Не было места, подходящего ему больше, чем мостик его собственной шхуны. Нигде Рэнсом не будет смотреться так, как здесь, и нигде он не станет счастливее. Он принадлежал этому океану и кораблям, словно был слеплен из всего, что Мэгг сейчас видела и узнавала: из высоких волн, белой пены, синего неба, дальних берегов… Он был свежим бризом, прилетавшим с суши, и веселой портовой суетой, и чайкой, парящей высоко в небе. Прибрежные скалы, свист ветра в снастях, смех матросов и грота-топсель - все это был Сильверстайн. В его имени искристо сияло серебро, как в лунной дорожке на спокойной глади океана; и Мэгг с каждой минутой, с каждым днем, все больше узнавая этого человека, понимала, что он был прав, когда говорил с нею о любви тогда, в маленьком португальском порту.
