Но покой ее вскоре был нарушен. Длинная тень отделилась от дерева и неслышно приблизилась к ней.
— Что случилось, Каролина?
— Господи, в твоих жилах явно течет индейская кровь! Только индейцы умеют ходить так бесшумно.
— Я пришел не для того, чтобы обсуждать, у кого какая кровь. Отвечай, что случилось?
— Как ты узнал, что я здесь?
— Какая разница? — Ринк ухватился за веревки и остановил качели. — Так что же случилось?
Она беспокойно заерзала.
— Ничего.
— Не притворяйся. Скажи мне правду.
— Это правда.
— Послушай, я не сойду с этого места, пока не выясню, в чем дело. Учти, к ночи у здешних москитов просьшается зверский аппетит. Так что если не хочешь стать добычей для кровопийц, лучше признайся, из-за чего ты расстроена. Что-нибудь на фабрике стряслось? Или я в чем-то виноват?
— Будь проклят этот город! — в сердцах воскликнула Каролина, спрыгивая с качелей.
Ринк от неожиданности выпустил из рук веревки и попятился. Вспышка Каролины застала его врасплох.
— Чем тебе наш город не угодил?
— В нем слишком много подлых глупых людишек.
Ринк тихо рассмеялся:
— Неужели ты только сейчас об этом узнала?
— Нет. Я знала это с тех пор, как научилась ходить и ковыляла рядом с мамой, которая развозила по домам на тележке чистое белье своим клиентам. Я всегда знала, что наши соседи — тупые, высокомерные жлобы! — Каролина отвернулась от Ринка и прислонилась к стволу дерева, уткнувшись в него лбом. — И ничто мне не помогло: ни диплом колледжа, ни престижная работа, ни замужество… Я для них все равно как была, так и осталась оборванкой.
— Корни есть корни, никуда от них не денешься.
— Ты прав. И сегодня мне об этом напомнили.
— Каким образом?
Каролина откинула волосы со лба.
— Да что об этом говорить? Не стоит расстраиваться из-за мелочей.
— И все же я хочу знать.
Каролина, вздохнув, рассказала о своей встрече в супермаркете.
Услышав имена сплетниц, Ринк хмыкнул:
— Не нравится мне это… Ну и что было дальше?
— Они… долго распинались о том, как, дескать, хорошо, что теперь, после смерти Рос-ко, ты живешь со мной под одной крышей. Ну и… намекали… сам понимаешь на что.
— На то, что мы не просто живем в одном доме, да?
Она подняла на него глаза.
— В общем, да.
Ринк тихо выругался.
— Короче, эти дуры все за нас уже решили, так?
— Да.
— Значит, мы, по их мнению, нарушаем запреты, ведем непристойный образ жизни? И у нас с тобой не те отношения, какие должны быть у пасынка с мачехой?
Каролина кивнула, не в силах произнести ни слова. Они долго молчали. Слышался лишь неумолчный стрекот цикад да кваканье лягушек. Ринк и Каролина смотрели друг на друга как зачарованные, не в силах отвести взглядов. Их сердца бились в одном ритме, их дыхание слилось в одно.
— Забудь об этих облезлых кошках, Каролина. Что им еще делать, как не сплетничать? О нас или о ком-нибудь другом. Они всегда перемывают кому-нибудь косточки. Вся их жизнь в этом.
— Я это понимаю, но, Ринк, это так противно — слушать их подлые намеки. Мало ли что они еще выдумают! Скоро я буду бояться выходить на улицу, ездить по городу, заходить в магазины.
Однако и Ринк, и Каролина отдавали себе отчет в том, что в едких словах местных кумушек была большая доля правды. Даже если в своих прогнозах они и опережали ход событий.
— Было бы глупо разъезжаться до того, как огласят завещание, — вполне резонно сказал Ринк. — Это вызовет еще больше пересудов.
— Да, наверное. Начнутся разговоры о том, кто кого выгнал. Все решат, что ты меня осуждаешь.
— За то, что ты вышла замуж за моего отца?
Они вскинули друг на друга глаза. Каролина отвернулась первой и закусила губу.
— Да, — кивнула она.
— Но почему я должен тебя за это осуждать?
— Потому что я из «плохой» семьи, потому что мой отец — спившийся оборванец. — Каролина отстранилась от шероховатого ствола и отряхнула светлое платье. — И потом… у нас с Роско такая большая разница в возрасте.
На сей раз, встретившись с ней глазами, Ринк не спешил отводить взгляд.
— Знаешь, вообще-то так и есть, — прошептал он, подходя к Каролине. — Я действительно тебя за это осуждаю.
— Не надо, Ринк, — Каролина метнулась в сторону, но бежать было некуда — деревья загораживали ей путь к отступлению.
— Но почему тебя так волнуют глупые сплетни, Каролина? — вкрадчиво спросил Ринк, делая еще один шаг к ней. — Ведь твоя совесть чиста. И ничего плохого в нашем доме не происходит.
— Конечно! Поэтому мне и неприятны все эти идиотские разговоры.
Ринк придвинулся еще ближе.
— Мы не нарушаем никаких запретов.
— Да, Ринк!
— Обманщица! — прерывистым шепотом воскликнул Ринк и, взяв Каролину за подбородок, заставил поднять голову. — Ну, скажи! Поклянись, что между нами не проскакивает искра!
Каролина застонала и попыталась высвободиться из рук Ринка, но он не позволил.
— Скажи, что ты видишь во мне только сына Роско — твоего пасынка. И даже думать забыла о том дождливом дне. Скажи, чтобы я никогда больше не целовал тебя! Что тебе противны мои прикосновения. Ты можешь сказать мне все это, Каролина?
В ответ она медленно покачала головой, глядя на него испуганными глазами.
— Так я и думал, — заключил Ринк, властно привлекая ее к себе.
Каролина беспомощно взмахнула руками, словно птичка, пойманная в силки, и… уперлась ладонями в плечи Ринка.
— Поцелуй меня, Каролина! Ты же хочешь. Я вижу, ты этого жаждешь.
И он был прав. Покорно вздохнув, Каролина обвила руками шею Ринка и разомкнула губы. Язык Ринка принялся осторожно обследовать каждый закоулочек теплой, уютной пещеры ее рта, и это был такой возбуждающий призыв, что остатки сопротивления Каролины были сломлены в одну секунду.
Ринк неумолимо звал ее за собой каждым жестом, каждым движением. Его поцелуи становились все более долгими и призывными. Она умирала от желания. Только он, он один мог заполнить эту ноющую пустоту, которая ширилась и готова была поглотить Каролину без остатка.
Рука Ринка проникла в лиф ее платья. Пальцы сжали тонкий шелк ее комбинации, прикрывающей трепещущую грудь.
Его медленные, томные ласки действовали на Каролину завораживающе.
С губ Ринка срывались то слова восторга, то проклятия, и это странное, удивительное сочетание было для нее сладостней самой прекрасной любовной песни. Она слышала в его голосе собственное отчаяние, неутоленный голод и горечь подавленного желания. Ласки Ринка доставляли Каролине невыразимое удовольствие.
Она содрогалась всем телом, словно от разрядов электрического тока, и чувствовала, что, если это продлится еще хотя бы минуту, пути назад уже не будет.
