Терпкие и солоноватые губы накрывают мой рот. Поцелуй тягучий, нежный и проникновенный. Так не целуют секретарш. Так целуют любимых женщин.
— Теперь я точно у тебя первый во всех смыслах, — шелестит ночь тихим голосом.
— Мирон, у нас все будет хорошо? — с затаенным страхом спрашиваю, поглаживая его по щекам пальцами.
— Будет, — валится рядом и прижимает к себе, — потому что я так решил.
— Биг Босс, — смеюсь я.
— Да, — самодовольно отзывается Мирон.
— Мы с тобой безумцы.
— Определенно.
Мне хорошо, спокойно и безопасно в объятиях Мирона. Я вдруг осознала, что он — мой мужчина, а я — его женщина. И я это поняла, пусть и в глубине души, как только его увидела за столом в просторном кабинете. Эта та самая любовь с первого взгляда, а я не верила, что так бывает.
— Раз в неделю требую ролевые игры в строгого босса и провинившуюся секретаршу, — Мирон покусывает меня за мочку. — По средам.
— Мирон Львович? — отзываюсь я с придыханием.
— О, да…
Кровать громко и предательски скрипит, когда Мирон подминает меня под себя, и мы замираем в тишине, прислушиваясь к храпу Виталия.
— На пол, — властно командует, — в коленно-локтевую.
Неуклюже сползает с кровати, утягивая меня за собой, и рывком ставит на четвереньки. Предусмотрительно закусываю уголок одеяла, и Мирон агрессивно вторгается в меня.
— Ты была очень непослушной секретаршей, — на ягодицу опускается ладонь.
Согласно мычу. Очередной шлепок, и Мирон вжимается в бедра, придерживая меня за талию. Улавливаю его ритм, и с новой волной подмахиваю его фрикциями. С жадным поцелуем в шею заполняет меня теплыми спазмами и горячим семенем.
С тяжелыми вздохами и выдохами лежим на полу. Храп Виталия слишком неестественный, наигранный и натужный, словно он старается отвлечь внимание спящих или уже неспящих домочадцев на себя.
— Кстати, Лиза пожелала быть твоей подружкой невесты на венчании. Она очень загорелась этой идеей, — Мирон поглаживает меня по бедру. — Я сам удивлен.
— Я не против, кладу голову ему на грудь. — А с твоей стороны кто?
— Виталий, ясное дело.
— Ммм…
— Ты не против? — недоверчиво спрашивает Мирон.
— Почему я должна быть против? — зеваю я и тут же, прошипев, сажусь. — Анжела была против, да?
— Ой да хорош меня ревновать.
— А я буду. И к той стерве, которую мать тебе сватала, и к новой секретарше тоже, — вглядываюсь в темноте в его лицо и отворачиваюсь. — Я-то у тебя не первая!
— Софушка, я сделал выбор.
— С Анжелой ты тоже сделал выбор, — зло клокочу я и скрещиваю руки.
— Каждый из нас ошибается, — Мирон припоминает мне мои же слова. — Верно?
— Я все равно буду ревновать, — вздыхаю и обнимаю колени.
— Как и я.
— А к кому тебе ревновать? — резонно спрашиваю и печально усмехаюсь. — у меня бывших нет.
— Софья, то, что ты не замечаешь заинтересованных и плотоядных взглядов, не означает, что их нет. Твой Вася тебя поедом ел глазами. Убил бы.
С улыбкой возвращаюсь в объятия рассерженного Мирона. Спасибо Васе, что так вовремя появился в моей жизни и подстегнул будущего муженька на ревность. Главное — не доводить до сломанных пальцев и прочего членовредительства.
Глава 35. Все будет хорошо
Стоим красивые, нарядные с тонкими свечами в пальцах перед грузным Батюшкой, что бубнит молитву. Над нашими головами держат венчальные короны Виталий и Елизавета. На мне скромное подвенечное платье из плотных кружев с длинными рукавами и прозрачная вуаль, а на Мироне строгий фрак с белой розочкой в петличке. Когда я его увидела во всем этом великолепии, то чувств не лишилась, а он мне на ушко шепнул, что ждет не дождется, когда отымеет меня в этом “охренительно скромном платье”. Я для приличия вспыхнула смущением, чем раззодорила его еще сильнее.
Елизавета за спиной тихонько всхлипывает от радости за брата, который, как обычно, невозмутим и сдержан, но я-то знаю, что он взволнован. Венка на виске бьется и сдает его с потрохами. Я тоже хочу всплакнуть, но держусь и подозреваю, что я и Мирон выглядим со стороны очень серьезными и напряженными, потому что Батюшка периодически с тревогой всматривается в наши лица. Воздух пропитался запхами сладкого ладана и воском.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А еще я пытаюсь в убаюкивающем говоре уловить нить и понять смысл молитвы, а она сложной конструкции, витиеватая и искажена разной тональностью. Если все свести к единому знаменателю, то счастья нам, любви и детишек побольше.
На венчание были приглашены не только родственники и друзья, но и те, с кем Корольковы тесно повязаны в бизнесе. Никого из них знать не знаю, кроме нескольких и то заочно. Например, сердитого Сютина из департамента благоустройства. Мужик и правда очень мрачный и злой, будто у него минут пять назад умерла любимая собака.
Ивана, которого я облила виски, Мирон отказался приглашать, когда заметил, как я слабо скривилась при упоминании его имени. Видеть не хочу этого борова. Да и не место порочному уроду в Храме Божьем.
На подушке выносят обручальные кольца, которые мы были вынуждены снять для освящения. Мы испиваем кагора из золотой инкрустированной чаши и Батюшка кольцует Мирона, осенив трижды обручалку:
— Обручается раб Божий Мирон рабе Божией Софье во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
А затем и на мой палец нанизывает кольцо. И именно в этот момент я теряю самообладание. У меня подкашиваются ноги, но Мирон не дает мне упасть и придерживает за локоток. Батюшка смотрит на меня, и мне кажется, что он думает: бледную невесту притащили в Храм против воли и насильно выдают замуж. Я воодушевленно улыбаюсь, чтобы его успокоить, но, судя по тому, как он бросает беглый обеспокоенный взгляд на Мирона, у меня не получилось развеять его подозрения.
— Мы тут по любви, — хрипит Мирон.
Слышу, как всхлипывает мама на пару с Ингой, и Елизавета позади шепчет:
— Я так рада за вас, зайчики.
Целомудренный поцелуй, и я смотрю в глаза Мирона, который ласково и уголками губ улыбается. Я бы не поверила, если бы кто-то сказал две недели назад, что я не только официально выйду замуж и поставлю подпись в загсе на заявлении, но обвенчаюсь при огромной толпе народа под сводами Храма Христа Спасителя. Это ведь какая-то сказка, которая, не будем спорить, началась не очень красиво, но важно, как она закончится.
И Мирон пообещал, что закончится она совместной старостью у пруда с утками и жабами в окружении внуков и правнуков, потому что, внимание, “он так решил”. И я, как послушная жена, не смею оспаривать его решение. Да и вряд ли мое “против” возымело бы какое-то влияние на него. Мирон со свойственной ему эгоистичностью и твердолобостью, принудил бы меня к семейному счастью.
Через неделю я уже нежусь под ласковым солнцем на берегу лазурного моря. Медовый месяц никто не отменял. Наслаждаюсь жизнью, вслушиваясь в шум волн, и меня накрывает слабость и приступ сильной тошноты. Выплевываю на песок безалкогольный мохито, и тяжело сглатываю, а потом прижимаю ладони к ноющим грудям и в растерянности гляжу на Мирона, который выходит из воды подобно морскому божеству.
— О, Софушка, ненасытная моя хищница, — он промакивает волосы полотенцем, насмешливо наблюдая, как я испуганно жамкаю грудь. — Провоцируешь?
— Я, кажется, беременна…
— Я об этом знал уже две недели назад, — валится на шезлонг.
— Ты опять про гадалку? — возмущенно охаю я.
— Рамона, кстати, двоих увидела, — выдавливает солнцезащитный крем на ладонь.
— Одного же.
— А потом двоих. Мама запросила другой расклад.
— Я не верю в гадалок.
— И очень зря. Одна из них тебя венца безбрачия лишила. Будь благодарна. Твой скептицизм оскорбителен. Они же работают с тонкими материями.
Меня беспечность Мирона возмущает. Хочу вспылить, но замечаю в его глазах затаенную тревогу, которую прячет за тем, что старательно размазывает крем по предплечью уже две минуты.
— Мирон.
— М? — продолжает натирать предплечье.
