Франция к войне была совершенно неготова и могла бы заплатить даже очень большие деньги, чтобы ее избежать. Однако требования Генриха оказались непомерными. Французские переговорщики, которых возглавлял герцог Беррийский, предложили солидную прибавку к английскому герцогству Аквитания, а приданое Екатерины с первоначальных 600 000 крон увеличили до 800 000. Бофорт безапелляционно отверг их условия и возвратился со своей свитой в Англию на доклад к королю. Генрих был удовлетворен. Он получил то, что хотел. Дипломатия могла подарить ему новые территории и существенно обогатить, но корону могла дать только война.
Послы вернулись, и Генрих сразу же начал готовиться к походу. Перво-наперво ему надо было решить проблему транспортировки войск: он отправил своих уполномоченных во все порты от Ньюкасла до Бристоля с поручением изымать корабли определенного водоизмещения и набирать для них команды. Одновременно два рыцаря подыскивали нужных людей в Нижних странах. Менее чем через полгода у Генриха уже имелось 1500 кораблей, стоявших на якорях в гаванях южного побережья от Саутгемптона до Портсмута. Сам же король занимался формированием армии. Он нанял около 2500 тяжеловооруженных всадников — облаченных в доспехи рыцарей со своими оруженосцами и пажами — и до 8000 лучников, а также пушкарей, саперов, оружейников, конюхов, хирургов, поваров, шорников, кузнецов, капелланов, включив в свою рать даже 15 менестрелей. К армии примкнули толпы нахлебников, они тоже могли пригодиться на войне. Всем полагалось вознаграждение в соответствии с рангом и социальным положением: герцогам — 13 шиллингов 4 пенса в день, лучникам — 6 пенсов. Армия стоила дорого: Генрих задолжал огромные деньги богатым гражданам, заложив почти все, что имело хоть какую-то ценность, включая королевские регалии и драгоценности.
Пока армия формировалась и снаряжалась, Генрих совершил паломничество к мощам святой Уинифриды в Холиуэлле (Флинтшир), проделав путь в 160 миль туда и обратно, а 16 июня уже присутствовал на торжественной литургии в соборе Святого Павла. Затем он снова отправился на южное побережье, остановившись на какое-то время в Винчестере, чтобы принять делегацию французского двора, предпринявшего последнюю попытку предотвратить вторжение. Король встретил французских послов со всеми почестями, осыпал их щедрыми дарами, но даже и обсуждать не стал предложенный ими новый вариант брачной сделки — 900 000 крон приданого за Екатерину. Экспедиция, вежливо объяснил им Генрих, уже готова к отправке. Назад пути нет.
Генрих задержался лишь потому, что 31 июля к нему в замок Портчестер близ Портсмута заявился граф Марч с крайне неприятными вестями: о новом заговоре против короля, заглавную роль в котором играл бывший зять[137] Марча Ричард Конисборо (Конисбург), граф Кембридж и младший брат герцога Йорка. После смерти первой жены Анны Мортимер Ричард женился на сестре мужа дочери Гарри Перси[138] и стал, таким образом, тесно связан с семьей Нортумберленд, особенно с кузеном Хотспера, неким сэром Томасом Греем. Он планировал — при содействии шотландцев, Глендоуэра с его валлийскими повстанцами и лоллардов Олдкасла — 1 августа убить Генриха и его братьев и провозгласить королем Марча как законного наследника Ричарда II. Третьим заговорщиком был один из самых доверенных наперсников короля, «которого он очень любил и который много раз спал в его покоях»[139], Генри, лорд Скруп Мешемский, племянник того самого архиепископа Скрупа, которого Болингброк казнил десять лет назад. Заговорщики посвятили Марча в свои планы еще 21 июля, и только через десять дней он решился на то, чтобы их выдать.
Генрих отреагировал молниеносно. Он созвал совет своих главных магнатов, включая Кембриджа, Грея и Скрупа, и объявил на нем о том, что до него дошли слухи о заговоре, в которые трудно поверить. Во взгляде и словах короля, видимо, было нечто такое, что заставило заговорщиков сразу же во всем сознаться, правда, Скруп утверждал, будто он ничего не знал о намечавшихся убийствах. Всех троих приговорили к повешению, потрошению и обезглавливанию (to be hanged, drawn and beheaded). По инициативе короля повешение отменили, а Кембриджа и Грея избавили и от потрошения, и только одного Скрупа выпотрошили, растянули на деревянной раме и проволокли по улицам Саутгемптона до северных ворот, и там за городской стеной им всем отсекли головы. Потом голову Скрупа выставили на воротах Йорка, Грей же украшал Тауэр в Ньюкасле — в назидание северянам. А как Генрих должен был поступить с графом Марчем? Он вроде бы раскрыл заговор, но сделал это лишь через десять дней и наверняка из желания спасти свою шкуру. Как бы то ни было, 9 августа король простил графа, и через два дня, в воскресенье, 11 августа, оставив регентом своего брата Джона, герцога Бедфорда, и взяв с собой еще не заложенные регалии и тяжеленную частицу Креста Господня, отправился на борту «Ла Трините Руаяль» на ту сторону пролива, в Гарфлёр.
Генрих сосредоточивал свои войска в Гемпшире, а не в Кенте, и одно это указывает на то, что с самого начала он не собирался идти в Кале, хотя этот порт и ближе к Англии. Солент предоставлял ему отличную естественную гавань, и, кроме того, устье Сены открывало прямой, менее ста миль, речной путь в Париж. Единственным серьезным препятствием был сам Гарфлёр: замок, нависавший над гаванью, считался неприступным. Крепостные стены тянулись на 2,5 мили от берега до берега, надежно защищали его широкий и глубокий ров и 26 башен. Флотилия Генриха бросила якоря в устье вне досягаемости крепостных пушек, а армия высадилась на заболоченной низине к востоку от города и начала устанавливать осадные орудия. На следующий день Генрих приступил к штурму крепости.
Осада длилась пять недель, быстро превратившись в сплошной кошмар. В августовском пекле болота, и без того болезнетворные, кишели мухами, солдатский рацион состоял в основном из прогнивших фруктов, сомнительных моллюсков и нормандского сидра, и очень скоро армия стала таять на глазах из-за эпидемии лихорадки и дизентерии. В течение одного месяца умерли епископ Нориджский и граф Суффолк, много рыцарей и около 2000 пехотинцев, еще 5000 человек, включая брата короля герцога Кларенса и графов Марча и Арундела, отправили на носилках в Англию. Однако тяжело было и жителям Гарфлёра. Они уже почти голодали, и 18 сентября командующий гарнизоном герцог д’Эстутвиль запросил у короля условия перемирия. Поначалу Генрих хотел потребовать безоговорочной капитуляции, но, вспомнив о плачевном положении собственной армии, разрешил городу послать делегацию к дофину в Руане с просьбой о помощи, поставив одно условие: если за четыре дня подмога не придет, то Гарфлёр должен прекратить сопротивление. Делегация получила отказ на том основании, что французская армия еще не готова к военным действиям, и 22 сентября, как и было условлено, д’Эстутвиль заявил о капитуляции. После этого армия Генриха помпезно и торжественно вошла в город, король снял обувь и босой проследовал в церковь Святого Мартина, чтобы возблагодарить Господа.
Генрих обошелся с гражданами Гарфлёра не столь сурово, как это обыкновенно происходило в подобных ситуациях. Город не подвергся разграблению, лишь были захвачены знатные горожане для того, чтобы за них получить выкуп. Тем, кто согласился присягнуть на верность английской короне, разрешили остаться в городе. Тех же, кто отказался — их насчиталось около 2000 человек, включая женщин и детей, — выдворили за ворота. (Большинство этих людей подобрала французская армия и поселила в Руане.) Генрих сразу же отрядил гонца к дофину, предложив ему сразиться в единоборстве: после смерти Карла VI победителю поединка и достанется корона Франции, — но это был пустой жест. Девятнадцатилетний дофин, повеса и развратник, скончавшийся через год от дизентерии, вряд ли мог выстоять против профессионального воина на восемь лет его старше и в расцвете жизненных сил.
В Гарфлёре Генрих, можно сказать, одержал победу, о чем и было сообщено в Лондон. А с другой стороны, он потерпел катастрофу. Смерти и эпидемии выкосили треть его армии. От 2500 тяжеловооруженных рыцарей, отплывавших вместе с ним во Францию, осталось около 900; уцелело в лучшем случае 5000 лучников. О ни каком походе на Париж уже не могло быть и речи. Самым разумным для него было бы оставить гарнизон для защиты захваченного города и вернуться в Англию. Его репутация могла пострадать, но по крайней мере он имел бы право гордиться завоеванием во Франции еще одного плацдарма. Однако для короля экспедиция еще не закончилась. Потери его нисколько не смутили, и он объявил уцелевшим командирам о том, что теперь они двинутся в направлении Кале.
Большинство его военачальников с полным основанием могли обвинить своего короля в безумии. Кале от Гарфлёра отделяло 150 миль труднопроходимых равнин и холмов, усеянных враждебными замками и укрепленными городами и пересеченных реками, которые вот-вот разольются из-за осенних дождей. И французская армия, как уже стало известно, получив долгожданные подкрепления от арманьяков, численно превосходила истощенные английские войска и с легкостью могла преградить им дорогу. Король обо всем этом, конечно, знал, но уже ничто не могло заставить его изменить свое решение. Оставив в Гарфлёре дядю Томаса Бофорта, графа Дорсета, и гарнизон в 1200 человек, 8 октября Генрих дал приказ отправляться в дальний путь.
