– Как вы не понимаете? Чтобы он не смог провести все расчеты заново, лишив тем самым Вадима лавров. Если открытие у них, зачем им его автор?
Как ни чудовищно звучали рассуждения Торопова, в них есть зерно истины. Почему преступники оставили дядю Сему в живых? Что это, оплошность или тщательно продуманная стратегия?
– Вероятно, они побоялись его убивать так сразу. Вдруг в бумагах какая-нибудь ошибка? Леонардо да Винчи, например, во всех своих расчетах и чертежах намеренно делал ошибки, чтобы вор не сумел воспользоваться результатами его трудов.
Конечно, Белле с трудом верилось, что дядя Сема с его жалким калькулятором мог всерьез тягаться с оборудованными по последнему слову техники научными центрами, но случаются же в жизни чудеса. В основе многих научных открытий лежит мгновенное озарение, подтвержденное впоследствии сложными вычислениями. Первый этап работы дядя Сема мог проделать и на коленке, а уж потом его идеи будут доведены до ума в специально оборудованных лабораториях.
Именно для этого, видимо, и создал Андрей Георгиевич научную лабораторию под своим собственным патронажем. Идея присвоить открытие мирового масштаба заставила его быть щедрым во всем, что касалось дяди Семы. По этой причине свекр и держал ученого в друзьях. Не было у него никаких теплых чувств к своему институтскому другу, он просто хотел использовать его в своих целях, как использовал всегда и всех.
Беллу от этих мыслей отвлек голос Торопова, который все еще продолжал переживать:
– Как только за океаном проверят расчеты нашего Семы и сочтут их правильными, сам он будет им больше не нужен. В ту же секунду жизнь его перестанет что-то значить.
Белла воскликнула:
– Вы должны обеспечить дяде Семе охрану! Постоянную!
– А кто вам сказал, что это не было сделано? Дядя Сема и его дом находятся под колпаком с момента задержания Вадима. Даже еще раньше – с того момента, когда Лизон соизволила заговорить и дать показания.
– Тогда все в порядке.
– Нет, далеко не в порядке. Бумаги до сих пор не найдены. Сам дядя Сема признался, что Андрей Георгиевич говорил ему, что обеспокоен нешуточным интересом, который зять проявил к бумагам.
Белла искренне обрадовалась, услышав, что дядя Сема под охраной.
– А покушения на него уже были?
– Пока нет. А раз этого еще не произошло…
– Считаете, что папка до сих пор у Вадима?
– Не думаю. Вероятнее всего, Вадим уже успел переправить ее в США. Времени у него было предостаточно. Теперь там работают с результатами. Когда все проверят, будут действовать дальше. Но как Вадим отправил посылку? Заказной бандеролью такую вещь не отправишь, слишком велик риск. Значит, повез надежный курьер. Но тогда у Вадима должен быть еще сообщник, помимо Леденеева, но мы пока не сумели его вычислить.
В этом Белла не могла ему помочь ничем. А Торопов, видно, считал иначе, потому что по-прежнему много времени проводил в ее обществе. Даже слишком много. Каждый день он находил предлог, чтобы поговорить с ней по телефону или даже наведаться лично. Это не укрылось от глаз Лизон, которая после выписки из больницы сделалась куда тише, но полностью былую язвительность не растеряла.
– Смотрю, у тебя поклонник нарисовался. Недолго ты скорбела по Юре.
– Прошу заметить, что мы с ним уже год как в разводе. И произошло это не без твоего участия. Так что не обессудь, я теперь свободная женщина и вольна строить жизнь по своему усмотрению. Ты не можешь меня осуждать.
– Если ты думаешь, что тебе удастся соблазнить этого следователя и он повернет дело так, что я окажусь сообщницей Вадима, то учти: у папы в друзьях был не один дядя Сема. У него имелись друзья и покруче. У меня будут лучшие адвокаты!
– О чем ты говоришь? Ты знала о планах Вадима? Знала, что он собирается убить твоих родителей? И брата?
– Конечно нет! – возмутилась Лизон.
– Тогда о чем ты?
– О том, что убийца не может наследовать за своей жертвой. И если этот твой Торопов повернет все так, что я окажусь замешанной в убийстве папы, то предупреждаю: тебе это дорого обойдется. Не рой яму другому, сам останешься без гроша!
Лизон почти кричала на Беллу. А у той пелена спала с глаз. Вот о чем Лизон беспокоится. Увидела, что Торопов увивается возле Беллы, и решила, что та собирается натравить ухажера на законную наследницу свекра.
– И так несправедливо получается: твои дети получат две доли, а я одну.
– Почему?
– Не прикидывайся тупее, чем на самом деле. Я тебя насквозь вижу.
– Что ты видишь?
– Какая ты счастливая ходишь все время! Юрку еще не похоронили, а ты уже сияешь.
Белла и правда в последние дни чувствовала прилив сил. У нее снова появилось желание жить. Именно жить, а не просто тянуть лямку, встречая один серый день за другим. Теперь ей хотелось получать от жизни удовольствие, быть счастливой, быть любимой. И все эти чувства отражались и на ее лице, и в походке, и во всем поведении.
Да, Белла была счастлива. И как всем счастливым людям, ей хотелось видеть вокруг себя одни счастливые лица. Раньше бы Лизон получила от нее за свои высказывания по полной, но сейчас ей совсем не хотелось ни с кем ссориться.
– Лизон, – произнесла она примирительно, – что ты ко мне цепляешься? Я же не виновата, что Юра погиб. А сияю я… Так видит бог, перед этим я такого натерпелась с твоим братом, что…
Но Лизон на примирение была не готова. Оно и понятно, ее-то назвать счастливой было трудно.
– Чего ты натерпелась? – выкрикнула она. – Чем таким особенным мог досадить тебе Юрка? Он же против тебя хиляк был. Оплеух тебе навешать и то не сумел толком.
Это она говорила о том случае, когда Юра по наущению матери собирался показать Белле, кто в доме хозяин. Получилось это у него плохо. Повалить Беллу на кровать он сумел, даже пару ударов ей нанес, но дальше сам получил ногой в пах, согнулся и жалобно заскулил. А Белла, прорвавшись к телефону, вызвала полицию.
В тот момент она была на восьмом месяце беременности, и свекрови с Юркой пришлось туго. Прибывший участковый никак не хотел слушать, что в жены одному и в невестки другой досталась вот эта гадина, которая заслуживает вразумления кулаками. Участковый видел только живот Беллы, ее заплаканное лицо, синяк под глазом и вспоминал собственную дочь – ровесницу Беллы. Поговорил он с ее родственниками в тот раз очень строго.
Во всяком случае, с этого момента мысли о рукоприкладстве Юра оставил навсегда. Зато ему доставляло удовольствие изводить жену иными способами. Нет, он ее не бил, но унижал и оскорблял постоянно. Придирки мужа сделали Беллу толстокожей, ей самой казалось, что ее душа покрылась броней, через которую уже не проникают ни уколы свекрови, ни нападки свекра, ни въедливые реплики мужа. Разве что детям иногда удавалось пробить брешь в этом защитном панцире. И когда она в очередной раз слышала от дочери «ты плохая, отвали!» или от любимого сына «ненавижу тебя», сердце у нее обливалось кровью.
Но после смерти Юры, как ни странно, дети присмирели. А когда однажды Амелия попыталась по старой привычке предъявить матери какие-то претензии в своей обычной безапелляционной манере, то получила неожиданный отпор. Не от Беллы, а от другого человека.
Разговор между Амелией и Беллой произошел в присутствии Торопова. Услышав грубости из уст Амелии, следователь схватил девочку за руку и произнес внушительную речь, доводя до сведения маленькой хамки, что бывает с теми, кто неуважительно ведет себя со старшими. Перспектива оказаться в красочно описанном исправительном заведении для маленьких девочек совершенно поразила Амелию. С тех пор она стала относиться к матери несравнимо лучше. Однажды так и вовсе по собственной воле подошла к ней и поцеловала на ночь, событие прямо-таки невиданное, но сделавшее Беллу такой счастливой!
Вообще Белле казалось, что со смертью Юры порвались путы, которые удерживали ее в той, прежней жизни. Все закончилось. Это она и попыталась объяснить Лизон. Но та не хотела ее слушать.
– Юра был ангел! Да-да, ангел! И не спорь со мной! Я знаю, что такое жестокость мужа.
– Откуда? Вадим с тебя пылинки готов был сдувать.
– Это только на людях, – горько произнесла Лизон. – А когда мы оставались наедине… Да что там говорить, лучше смотри.
И она закатала рукав рубашки, обнажив руку до самого плеча. Белла с удивлением увидела белые точки и насечки, буквально испещрившие кожу предплечья. Точек было так много, что кое-где они сливались, образуя настоящие рубцы. Белла покрутила головой так и эдак, но рисунок так и не смогла разглядеть.
– Что это у тебя? – спросила она с недоумением. – Татуировка?
– Ага, татуировка! На память от любимого мужа.
Белла испуганно взглянула на Лизон.
– Это сделал Вадим? Но зачем?
– Чтобы немного развлечься.
– Он втыкал в тебя иголки? – поразилась Белла.
– Ага. И не только иголки.
