– А больше у вас в семье никто не умирал?
– В семье нет. А вот в институте случилось несчастье. Там в моей группе было двое ребят, парень и девушка, мы дружили. Вот они тоже погибли одновременно. А ведь были новобрачными. Лену мне не забыть никогда.
– Почему именно ее?
– Нет, я не упрекаю, что она предпочла Вову, – пробормотал дядя Сема, разговаривая словно сам с собой. – Он мог дать ей куда больше, чем я, да и подходили они друг другу. Мне было очень жаль их, когда они погибли.
– А с ними что случилось?
– Угорели в своей квартире. Отец Вовы был из партийной номенклатуры, пробил сыну кооперативную квартиру. Но это все неважно, лирика. Хотя, если бы не эта история, как знать, стал бы я столько времени посвящать науке. Именно смерть Лены отдалила меня от людей.
– Прямо какая-то цепь трагических случайностей.
– Случайностей, – кивнул дядя Сема. – Именно что случайностей.
– Но после смерти отца и дяди вы с мамой зажили счастливо?
– Да, у нас началась новая жизнь. Никто нас больше с насиженного места не гнал, на работе у мамы тоже все наладилось. Пропивать ее зарплату стало некому, мама приоделась и выглядела вполне счастливой.
– Она ведь была еще молодой. Наверное, и женихи появились?
– Наверное. В автопарке, куда мама устроилась работать, мужчин было много. Попадались холостые и даже непьющие. Но мама никого в дом так и не привела. Всегда говорила, что она уже получила, что хотела от замужества, – сына, то есть меня.
– Она вас очень любит.
– Иногда мне кажется, что даже слишком.
За разговорами они не заметили, как пробка закончилась, показались Колтуши. Теперь до дома дяди Семы было рукой подать. В свете дня все вокруг выглядело совсем иначе, чем в поздних сумерках. Обычный пригород: симпатичные домики, сады, огороды. Во дворах за невысокими заборами возятся люди. Как она могла испугаться, оказавшись здесь в прошлый раз?
– Вот мы и приехали.
Старуха встретила сына радостно.
– Садись поешь скорей. Долго ли с мороза-то простудиться? Садись, садись, ничего не хочу слышать.
Белле она перекусить даже не предложила, оставалось быстро собрать детей и вывести на улицу. Троица действовала неожиданно проворно – все сами оделись, явно им не терпелось поскорее покинуть этот дом. Провожать их вышел дядя Сема. Старуха уже гремела кастрюлями, готовя для сына обед.
Дядя Сема простился с ними ласково и торопливо ушел в дом, откуда уже слышался голос матери.
– Она вас хоть чем-нибудь покормила? – спросила Белла у детей.
Все трое отрицательно помотали головами. Анжелина даже всплакнула.
– Ты чего?
– Она злая.
– Бабка Анжелину отругала за то, что та в туалет без спроса вышла, – вмешалась Амелия. – Так на нее орала, я думала, она ее сейчас ударит. Гера заступился, тогда и ему досталось. Бабка кричала, что нас тоже в могилу запихнуть надо, тогда всем другим жить будет спокойнее.
Возмущению Беллы не было предела. Что за вредная бабка? Не любит она гостей, но неужели нельзя было потерпеть немножко? Впрочем, Белла сама виновата. Видела же, что мать Семы не шибко рада, зачем детей ей навязывала?
– А где твой шарф? – спросила она у Амелии, чтобы сменить тему. – И варежки?
Осмотр карманов показал, что шарфа и варежек нет.
– Наверное, там оставила.
– Надо вернуться.
– Нет! – заорали все трое в ужасе. – Мы туда больше не пойдем!
Даже сама Амелия, которая эти варежки очень любила, яростно закричала:
– Не надо мне ничего! Дома другие есть, их надену!
Но Белла не собиралась сдаваться, еще чего. Шарф и варежки стоят денег. Кроме того, они составляли с шапочкой комплект. Одна шерстяная шапочка смотрится невыигрышно, если при ней нет шарфика и варежек. Да и выбирал их для дочери покойный Юрка, а Белла стала после смерти мужа очень сентиментально относиться к таким вещам. Это раньше можно было капризничать, когда Юрка много всего детям дарил. Но больше Амелии от папочки никаких подарков не светит, надо ценить то, что есть. Ничего не случится, если Белла вернется в дом за забытыми варежками и шарфиком.
Она отвела детей к припаркованной у забора машине, усадила их и, убедившись, что они заблокировали изнутри двери, пошла обратно. Ей не пришлось тревожить хозяев, входная дверь была еще открыта. Видимо, дядя Сема по привычке забыл закрыть замок.
Отлично. Белле совсем не хотелось встречаться со сварливой старухой.
Она вошла в прихожую и принялась оглядываться. Где здесь могут быть варежки? Вроде бы она раздевала детей дальше, в сенях оставалась только их обувь, бросить среди гнилого тряпья детские одежки Белла элементарно побрезговала. Да, она раздевала детей уже в гостиной. Пришлось ей толкнуть дверь и еще немного продвинуться в глубь дома.
Дядя Сема и его мать были на кухне, Беллу они не видели и не слышали. Она же старалась двигаться как можно тише, чтобы не привлечь к себе внимания. Мать и сын разговаривали, голоса звучали приглушенно. Белла не особенно вслушивалась в то, что они говорят. Какое ей дело до их разговоров? Достаточно уже и того, что она вошла сюда снова и без спроса. Если она еще подслушивать станет, совсем некрасиво получится.
Но внезапно она услышала вопрос дяди Семы:
– Мама! Откуда это?
Голос его прозвучал так громко и резко, что Белла невольно насторожилась. О чем это он?
– Откуда она взялась?
Теперь голос дяди Семы дрожал от волнения.
– Мама! Откуда она здесь?
На третий раз старуха все же сыну ответила:
– Это другая, Семушка. Другая, слышишь?
– Не может быть. Другой не было.
– Копия это. Я же знаю, какой ты у меня рассеянный. Съездила, сняла копию. Специально в город моталась, чтобы ксерокс найти.
– Мама!..
Теперь было трудно сказать, чего в голосе дяди Семы больше, радости или удивления.
– Мама, ты моя спасительница! – воскликнул он. – Ты просто не представляешь, что ты сделала для меня! Для нас! Для всего мира!
– Нет мне никакого дела до всего мира, Семушка! Лишь бы ты был счастлив.
Беллу разбирало любопытство. Что там нашел дядя Сема такого, что его настолько обрадовало? Но Белла мешкала. Какое ей дело? Это их жизнь, их дела. Нашли и пусть радуются. Как на грех, у нее самой дело с поиском пропавших одежек продвигалось туго. Шарфик Белла нашла. Рядом с ним валялась и одна варежка. А вот вторая пропала, хоть плачь. Белла обыскала все кругом и уже решила, что обойдется Амелия шарфиком и шапочкой, сама виновата, не будет впредь такой разиней. Вдруг из кухни вновь раздался голос дяди Семы:
– Мама, это не ксерокс.
– Ксерокс, сыночка.
– Нет, не ксерокс. Я вижу!
– Ксерокс, родной. Цветной ксерокс.
– Ты меня в самом деле за круглого идиота держишь?
– И не думала никогда.
– Это мои записи. И сделаны они моей ручкой. Те самые записи!..
И снова дядя Сема:
– И тесемка… Одна тесемка на папке отсутствует. Мама, что это значит?
Вот теперь Белла не выдержала. Забыв и варежки, и оставленных в машине детей, она двинулась в сторону кухни, где шел такой захватывающий разговор. Долго ей идти не пришлось. Вот и занавеска, которая отделяет это помещение от гостиной. Белла чуть-чуть отодвинула занавеску, и в образовавшуюся щелочку ей стала видна часть кухни.
Она увидела старуху, замершую возле плиты с растерянным и жалким лицом. Увидела она и самого дядю Сему. Тот сидел спиной к Белле, так что его лицо она рассмотреть не могла. Зато она разглядела, что рядом на столе лежала картонная голубая папка.
Белла отчетливо видела тесемки, на которые указывал дядя Сема. Одной из тряпичных белых завязок не было, несколько белых ниток сиротливо болталось в воздухе. Глядя на них, Белла внезапно поняла, почему дядя Сема так нервничал. Это и есть та самая папка, которую преступник вырвал из коченеющих Юриных рук, оставляя того умирать в зимнем лесу.
Белла едва смогла сдержать возглас и, чтобы себя не выдать, вынуждена была заткнуть самой себе рот. Одна мысль стучала у нее в голове. Откуда? Откуда здесь эта папка? Как она оказалась на этой кухне? Кто ее сюда принес?
Глава 17
Видимо, этот же вопрос одолевал и дядю Сему:
– Мама, как здесь очутилась моя папка?
– Не знаю я ничего. А ты что, терял ее разве?
– Не притворяйся! Мы только вчера говорили, как тяжело мне знать, что потеряны результаты многомесячной работы. Теперь все придется начинать заново, практически с чистого листа. Ты сидела рядом и кивала.
– Не слушала я тебя. Кивала, чтобы ты отвязался, а сама думала, голубцы на завтра приготовить или ежики.
– Какие ежики? Ты что, не понимаешь? Эта папка была у Андрея дома. Это та самая папка, которую я ему дал и которая у него пропала. Забрать ее оттуда мог только убийца.
– Забрал и забрал, – равнодушно зевнула старуха. – Что с того? Теперь она снова у тебя. Вот и радуйся.
– Но как папка здесь оказалась?
– Тебе не все равно? Лучше проверь, все ли там в порядке, не потерялось ли что из твоих расчетов.
