— Угу! — кивнул Сенька и пошел к Глашке. Решил, что будет трясти ее до тех пор, пока не узнает, где Гаянэ и как ее найти. Знал, что это бесполезно и Глашка все равно ничего не знает. Но все же — хоть на ком сорвать накопившиеся напряжение и злость.
* * *
Когда шли по улицам, Глашка шагала поодаль, словно Сеньку и не замечала. Смотрела себе под ноги, головы не поднимала. Сенька, раскрыв рот, глазел по сторонам. Выглядел, должно, глупо, ну да не он один в Москве такой.
Однако когда переходили широкую улицу, всю сплошь запруженную машинами, которые пронзительно сигналили кому-то, Глашка не сдержалась, уцепилась вдруг за Сенькину руку… «Как в детском садике!» — усмехнулся про себя Сенька, но сжал Глашкину ладошку своей пятерней и больше не выпускал. Так и шли дальше.
Сенька сам ни черта не знал, однако все порывался Глашке что-то объяснить. Спросить в Москве не у кого. Это Сенька помнил.
Злился на Воронцова. Зина как-то хотела свозить их на экскурсию, Андрей отмахнулся: «Чепуха! Жизнь снаружи. Им, чтобы выжить, изнутри смотреть надо. Появится потребность — сами на экскурсию съездят…»
«Может, у меня уже есть потребность! — сердито думал Сенька, пересчитывая этажи на высотной башне центрального гастронома. — Почем он знает?..»
Сенька сам додумался: Москва больше всего похожа на муравейник. Люди носятся быстро, поодиночке или группами. И каждый что-нибудь тащит. У каждого своя цель. Лица бесконечно разные и в то же время в чем-то одинаковые, повернутые внутрь.
Обернулся к Глашке, заговорил вдруг на запретную тему:
— Глашка, а ты чего, про всех про них будущее знаешь? Как так?
— Нет, что ты! — вроде бы испугалась Глашка. — Я их не пускаю. Затопчут…
— Правильно! — успокоился Сенька. — А вон глянь — памятник…
— Ну и черт с ним… — равнодушно откликнулась девочка.
— Пошли поглядим?
— Зачем? — удивилась Глашка. — Вон сколько живых бегает. И ничуть не интересно. А в железном какой интерес?
— И правда — какой? — сообразил Сенька.
Многие Глашкины вопросы ставили его в тупик. Как-то шли они вразрез с тем, что он читал, с тем, что слышал в школе, от Воронцова, от Зины… «Потому и не сойтись им…» — с сожалением подумал он.
— В кино бы сходить… — мечтательно сказал Сенька, таращась на огромную афишу с обвешанным автоматами Шварценеггером.
— Хочешь? Пошли, — предложила Глашка и без лишних слов вытянула из кармана голубой полтинник.
— Откуда?! — изумился Сенька и первым делом подумал про Гаянэ, но потом вспомнил, что, во-первых, Гаянэ неизвестно где, а во-вторых, человеческие деньги она никогда не производила.
— От верблюда! — усмехнулась Глашка. — Пойдем?
— Да не, — смутился Сенька. — Тебе не понравится…
— Как хочешь, — согласилась Глашка. — Тогда давай жвачки купим.
Купили в киоске жвачки. Долго рассматривали вложенные картинки.
— Мы малышней их собирали, — объяснил Сенька. — Менялись, покупали, вообще…
— У нас — не было, — коротко отреагировала Глашка, запихивая в рот розовую мятную подушечку.
Сенька потренировался немного и надул огромный, с яблоко, пузырь. Лопнул его и снова затолкал в рот.
— На корову похож, — сказала внимательно наблюдавшая за ним Глашка.
— Все так делают, — обиделся Сенька. — Специальная жвачка.
— Все похожи, — согласилась девочка.
Сенька предложил:
— Пойдем на Красную площадь?
— Были ж уже, — недовольно проворчала Глашка, но тут же согласилась: — Пошли…
Людей вокруг становилось все больше. Казалось, что они возникают прямо из пространства.
— С ума сойти! — жалобно сказала Глашка. — Уйдем отсюда, а?
— Ну нет! — Сенька потянул Глашку вперед. — Пошли туда! Смотри, смотри, там выступает кто-то! Пошли послушаем?
— Тебе-то чего? — Глашка еще сопротивлялась, но как-то слишком вяло.
Присмотрись Сенька повнимательней, может, и заметил бы чего, остановился, а то и назад бы повернул, но его уже понесло, подхватило…
Лица кругом были небудничные, возбужденные. Поток нес Сеньку и Глашку к площади.
— Гражданин, там чего? — Мальчик дернул за рукав немолодого, прилично одетого мужчину.
— Там свершается история, мальчик, — высокопарно ответил он и проплыл куда-то вбок, вперекрест к основному движению.
— Тетенька, там чего? — прицепился Сенька к женщине с раздутой, вытертой на швах авоськой.
— А бес его знает! — в сердцах воскликнула женщина и добавила себе под нос: — Развели говорильню, сгубили все, теперь пусть расхлебывают…
Сенька обернулся к Глашке:
— Там митинг какой-то. Пошли поглядим. Может, морды бить будут или на столбы лезть. Или еще чего-нибудь интересное.
Глашка ничего не ответила, но даже не пыталась вытянуть свою руку из Сенькиной пятерни, покорно плелась следом за ним.
На площади жила толпа. Сенька почувствовал ее, как один организм, услышал ее дыхание, биение огромного сердца, голос… Ему стало страшно и захватывающе интересно одновременно.
— Смотри, Глашка, как Змей Горыныч, да? — сказал он. — Голов много, да?
Над толпой возвышались взлохмаченный человек в расстегнутой куртке и несколько лозунгов. Лозунги складывались и хлопали на ветру, а человек хрипло кричал что-то про заговор против народа. Рядом с Сенькой молодой человек с прыщом на верхней губе истово размахивал белым, накрест перечеркнутым флагом. На столбы никто не лез, и морды пока тоже не били.
— Не, — разочарованно сказал Сенька. — Должно, ничего не будет… Вот у нас в Сталеварске однажды митинг был, а потом у техникумовской общаги махня. Русские против кавказцев или еще как. Я уж не помню. Весь забор железный на куски разломали… Я потом один подобрал…
На площадь въехало несколько кургузых милицейских машин. Они остановились по краю. Из них полезли наружу одинаковые люди с отчужденными сероглазыми лицами.
— Ого! Менты приехали! — сказал Сенька. — Щас хватать будут!
— Кого? — удивилась Глашка.
— Ну… кого-нибудь… — Сенька неуверенно покрутил в воздухе пальцами. — Менты ж…
В рядах митингующих приезд милиции тоже вызвал явное оживление. Человека в куртке сменил другой, с узкой бородкой-клинышком, которая казалась позаимствованной с какой-то музейной фотографии. Он говорил довольно тихо, и никто, кроме рядом стоящих, не слышал его.
Милиционеры спокойно, но решительно начали просачиваться в толпу. От них сторонились, на них огрызались. К огромному Сенькиному удовольствию, невысокий рыжий парень с черным флагом полез-таки на фонарный столб. Одновременно два пацана в нахлобученных кепках подняли небрежно измалеванный лозунг: «Анархия — мать порядка!»
Несколько странного вида девиц, прихлопывая в ладоши, принялись хором выкрикивать какое-то слово, не то «гласность», не то «равенство», — Сенька не сумел разобрать.
Одна из милицейских машин начала медленно въезжать в толпу, поближе к столбу с черным знаменем и девицами. Толпа заволновалась и загомонила вся разом. Сенька напрягся и привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть.
— Довели народ! Сволочи! — истерически крикнул рядом дядька в потрескавшемся пальто из кожзаменителя. — А теперь милицию напускают!
— А-а-а! У-у-у! — загудело вокруг. Поодаль от орущих девиц Сенька заметил большеглазую девушку в коротком и старомодном голубом плаще, чем-то напомнившую ему Гаянэ. Указал на нее Глашке:
— На Гаянэ похожа, да? Она-то здесь чего?
Глашка напряженно взглянула на девушку, хотела что-то сказать, но промолчала. Сенька тут же забыл про них обеих, увлеченно наблюдая, как толпа старалась выжать из себя милиционеров, а те, при тыловой поддержке своих медленно ползущих машин, дробили ее на неравные, шумно колышущиеся части.
Вокруг орущих девиц образовалось плотное, поддерживающее их ядро. И там же сконцентрировались милиционеры. Они пытались уговорить девиц, улыбались хмуро и растерянно. Девицы же, напротив, видимо, заводились все больше и больше. Сенька, как ни вслушивался в их крики, так и не сумел сообразить, что же они, собственно, кричат. Гул вокруг нарастал и напоминал уже рокот включенного мотора. Сенька постоянно подпрыгивал, чтобы лучше видеть происходящее.
— Ага! Началось! — крикнул он, подпрыгнув в очередной раз. — Пошли поближе!
Девицы со звериной цепкостью ошалевших кошек вцеплялись в милиционеров. Те неуверенно сопротивлялись, пытаясь, в свою очередь, не то выставить девиц за пределы «сцены», не то запихнуть их в подъехавшие машины. Кто-то из милиционеров в пылу потасовки схватил за рукав неподвижно стоящую девушку в голубом плаще.
— Нельзя ее! — громко сказала Глашка. Сенька удивленно обернулся, на мгновение забыл о митинговой перепалке:
— Почему?
— У нее ребенок будет. Всех спасет. — Тон у Глашки был такой странный, что Сенька растерялся вконец:
