Маргарет и Тревор пошли по пустой улице к дому, который выглядел несколько больше других. Во дворе полная женщина в белом переднике кормила цыплят. Она посмотрела на них с дружелюбным любопытством.
Тревор подошел к ней, а Маргарет осталась за воротами. Она слушала, как Тревор объяснял ей что-то на беглом итальянском языке. Его голос звучно вибрировал в сонном, послеобеденном воздухе. Она смотрела на него и в сотый раз вспоминала о том, как бесстыдно Тревор касался ее вчерашней ночью. Маргарет знала, хотя бы из прочитанного ею запретного романа, что мужчины действительно делают такие вещи. Но ничто в этой книге не подготовило ее к тому, насколько удивительным это окажется в реальности, насколько пьянящими будут такие ласки.
Со вчерашней ночи Тревор обращался с ней подчеркнуто вежливо и отстраненно. Ее попытки завести разговор были встречены короткими, односложными ответами. Тревор старался не прикасаться к ней. Маргарет поймала себя на мысли, что перебирает в голове варианты, как бы она повела себя, если бы он попробовал это сделать.
Тревор перестал разговаривать, и Маргарет вышла из задумчивости. Она обнаружила, что Тревор и женщина смотрят на нее. Потом хозяйка дома направилась прямо к ней и, улыбаясь, сказала что-то по-итальянски, а потом взяла ее за руки и с чувством пожала их. Затем она повела ее в дом, сказав Тревору, чтобы он следовал за ними.
Женщина поднялась вверх по узкой лестнице и зашла в маленькую комнату. Там была кровать с кованым основанием и умывальный столик, окно выходило на улицу. Она указала на кувшин и тазик, стоявшие на умывальном столике, а также на ночной горшок в углу, после чего повернулась к ним. Ее круглое лицо расплылось в улыбке, когда она похлопала по кровати.
Маргарет поняла, что имела в виду пожилая женщина. Она почувствовала, как щеки вспыхнули румянцем, но улыбка хозяйки стала еще шире. Она сказала что-то Тревору, отчего тот рассмеялся, и Маргарет нахмурилась. Женщина взяла кувшин и вышла из комнаты.
– Что ты ей сказал? – спросила Маргарет. Тревор положил седельные сумки и свернутые одеяла на кровать.
– Я объяснил ей, что мы молодожены и проводим медовый месяц, путешествуя по Италии.
– Что?
– На нас напали бандиты, но нам удалось сбежать на одной из их лошадей, поэтому у нас нет багажа и экипажа. Синьора Бартоли была очень тронута этой историей.
Маргарет судорожно сглотнула. Она искоса посмотрела на кровать, и ей вдруг представилось, как они лежат там вдвоем. Маргарет почти почувствовала вес его тела, вдавливающего ее в мягкий пуховый матрас.
– Ты сказал ей, что мы женаты? – повторила она. Неприличные картины горячили ей кровь.
– Итальянцы очень романтичные и страстные люди, но они ревностные католики. Мы – мужчина и женщина, которые путешествуют в одиночестве. Что я должен был сказать ей?
Маргарет заставила себя отвести взгляд от кровати. Она повернулась к Тревору, но не смогла посмотреть ему в глаза.
– Ты мог сказать, что мы с тобой брат и сестра.
– Не говори глупостей. Ты совсем на меня не похожа. Никто бы не поверил. Если бы я так нагло соврал хозяйке, нам пришлось бы еше одну ночь провести под открытым небом, а мне этого совсем не хочется, потому чго небо заволокло тучами и, похоже, скоро пойдет дождь.
В дверь постучали. Когда Тревор открыл ее, в комнату вошла синьора Бартоли. Она несла с собой несколько белоснежных полотенец, кусок мыла и кувшин, наполненный водой. Не переставая болтать, она отдала все это Тревору, от души поцеловала Маргарет в обе щеки, пробормотала что-то ласковым голосом и вышла.
– Мне кажется, она относится к нам как к своим детям, – сказал Тревор, закрыв за ней дверь. – Говорит, это ужасно, что юной невесте пришлось пережить столько неприятностей во время медового месяца.
– Я не невеста, – отрезала Маргарет.
– Это только на один вечер, Мэгги. Ты же можешь притвориться на один вечер, правда?
– Думаю, да, – вздохнула девушка.
– Хорошо. Тогда давай умоемся и пойдем вниз. Синьора Бартоли предложила нам поесть горячего, а я только об этом и мечтаю.
Умывшись, они спустились на первый этаж и пошли в ту сторону, откуда по всему дому распространялся восхитительный пряный аромат пищи и доносился гул непринужденного разговора.
Они оказались на кухне. Помещение было большим, но половину места занимал длинный обеденный стол, во главе которого сидел пожилой, но крепкий мужчина. Рядом с ним стояли два пустых стула – видимо, предназначенные для Тревора и Маргарет. Далее за столом сидели двое мужчин среднего возраста. Две женщины, явно их жены, сидели рядом с ними. У одной на руках спал младенец. Шесть детей в возрасте от пяти до пятнадцати лет занимали оставшееся место вокруг стола.
На другом конце стола, напротив хозяина, тоже стоял стул, предназначенный для хозяйки. Но синьоре Бартоли сидеть было некогда. Она бегала по кухне, помешивая еду в котлах, наполняя вином бокалы, нарезая хлеб и разливая по тарелкам горячий мясной суп с овощами. Было ужасно шумно, и Маргарет с удивлением подумала, как люди вокруг надеялись хоть что-то расслышать в таком гвалте и как ребенок мог так безмятежно спать на руках у матери. Это было странно и в то же время весело.
Разговор ненадолго затих, чтобы гости могли познакомиться с членами семьи. Они называли себя, а Тревор переводил Маргарет, кто кому кем доводится. Сначала она искренне пыталась все запомнить, но в конце концов сдалась. Все, что ей удалось запомнить, это что хозяйку дома звали София Бартоли, что пожилой мужчина по имени Густаво приходился ей мужем, что две молодые женщины были их дочерьми, а двое молодых мужчин – соответственно их мужьями.
Маргарет застенчиво улыбнулась хозяину. В ответ тот пристально осмотрел ее с головы до пят. Видимо, ему понравилось, что он увидел, потому что он улыбнулся ей, а потом указал рукой на место рядом с собой. Она приняла приглашение, а Тревор уселся на пустой стул напротив нее.
Разговор вокруг них возобновился. Все начали говорить одновременно, и на кухне опять стало шумно. Так продолжалось во время супа, пасты и рыбы. Для Маргарет, которая привыкла к мучительно-вежливому, ничего не значащему разговору, такая манера поведения была удивительной. Она радовалась непринужденной атмосфере, хотя не понимала, о чем идет разговор.
Мужчины вели ожесточенный спор. Судя по экспрессивным интонациям их голосов, темой спора скорее всего была политика. Дети возились и играли, берясь за ложки только после того, как их матери сурово напоминали им о еде. София большую часть времени бегала между плитой и столом, подавая еду. Две молодые женщины сидели вместе и, похоже, разговаривали о младенце, который все еще спал в объятиях матери, не ведая о том, что творится вокруг.
