– Думаешь, я поверю, что леди Эштон забралась к тебе в постель, как уличная шлюха?
– Шлюхи водятся не только на улицах. Самые знаменитые королевы тоже были шлюхами.
– Но почему она так поступила?
Тревор расхохотался:
– Не знаю, что бы со мной было, если бы не ты! Наверное, лопнул бы от самомнения.
– Я не то имела в виду. Просто я… ну… – Маргарет запнулась и растерянно посмотрела на Тревора.
– Наконец-то я шокировал тебя, – сказал Тревор.
– Да. Элизабет, наверное, безумно любила тебя.
– Боже мой! Мэгги, мне жаль разрушать твои романтические иллюзии, но любовь не имела к этому никакого отношения. Элизабет нужен был наследник, а Джеффри не мог ей в этом помочь.
– Почему?
– Джеффри был импотентом. Он не мог… м-м-м… исполнять супружеские обязанности, если ты понимаешь, о чем я говорю.
Маргарет поняла и покраснела до корней волос.
– Я давно знал об этом несчастье, с тех пор как друзья в Кембридже взяли его с собой в бордель. Одна из тамошних девиц была моей подругой и все мне рассказала. В то время мне это показалось забавным. Джеффри и Элизабет были женаты почти пять лет, а у них все еще не было наследника. Элизабет это очень тревожило. Для женщины в ее положении наследник – это самое главное.
– Как вас обнаружил Джеффри? – спросила Маргарет.
– Это случилось прямо там, в моей комнате. Наверное, он пошел в спальню Элизабет, обнаружил, что ее там нет, и все понял. Когда он появился у меня на пороге, я как раз проснулся и увидел рядом с собой Элизабет. Мы оба были голыми.
– Для него это был, наверное, самый ужасный момент в его жизни.
– Да, это его взбесило.
– А ты пытался все объяснить?
– Конечно. Но Джеффри мне не поверил. Меня нельзя было назвать образцом добродетели, и мой брат считал, что я способен на любое распутство. Он лишил меня дохода и запретил появляться в поместье. Семья отвернулась от меня. Не знаю, что он думал о роли Элизабет во всем этом. За десять лет, что меня не было в Англии, я не получил от брата ни одного письма и всего одно письмо от матери, в котором она сообщила о самоубийстве Джеффри. Мою мать нельзя назвать сострадательной или любящей женщиной. Как и Джеффри, она терпеть меня не могла. Теперь я тебе рассказал, почему сын графа оказался в таком отчаянном положении, что ему пришлось закрыть глаза на то, что его бизнес – противозаконный.
Маргарет не знала, стоит ли верить Тревору.
– Судя по твоему виду, не скажешь, что жизнь у тебя была такой уж тяжелой.
– Это потому, что с тех пор прошло уже десять лет и я научился справляться с трудностями. Я сам устанавливаю себе правила, сам зарабатываю на жизнь. Мне никто не помогает.
– И все потому, что твой брат решил, будто ты спал с его женой.
– Нет, Джеффри возненавидел меня задолго до этого случая. Он всегда считал меня нахальным, распутным вольнодумцем. И был совершенно прав.
– А что ты думаешь о брате?
– Я считал его тщеславным, напыщенным павлином, который придавал слишком много значения всяким пустякам. Он все время задавался, даже когда мы были маленькими. Я просто не мог удержаться и порой жестоко над ним подшучивал. Например, мазал ему стул вареньем, подсыпал соль в чай. Незадолго до того, как умер отец, к нам в поместье приехал принц Уэльский. Я положил в табакерку Джеффри перца, и он так чихал, что забрызгал слюной сюртук принца.
– Ты действительно очень злой. Бедный Джеффри. Неудивительно, что он тебе не доверял. Ты его так мучил!
– Только потому, что он представлял собой такую соблазнительную мишень для шуток. Если бы он хоть раз просто рассмеялся и равнодушно пожал плечами, я бы тут же перестал его изводить. Кстати, он был очень злым. Когда Джеффри узнал, что одна наша незамужняя служанка забеременела, он тут же выгнал ее, даже не заплатил ей жалованье. Поэтому пусть твое мягкое романтическое сердце не тревожится насчет Джеффри. Он этого недостоин. Знаешь, в первую ночь, когда мы с тобой встретились, Хаймс сразу напомнил мне брата. Такой же надменный, надутый и самодовольный болтун, которых с таким постоянством воспроизводит высшее британское общество.
– А что ты подумал обо мне в ту ночь? Наверное, я показалась тебе глупой и неопытной.
– На самом деле ты показалась мне сладкой и соблазнительной, слишком роскошной, чтобы попасть на тарелку к Хаймсу.
– Ты говоришь так, будто я не человек, а какой-то десерт.
– Так и есть. – Тревор взял руку Маргарет и поцеловал. – Кожа как сливки, – пробормотал он, – губы как спелые ягоды.
– Не надо, – в отчаянии проговорила Маргарет, пытаясь высвободить руку, но Тревор крепко ее держал. – Не говори таких вещей.
– Почему?
– Потому что ты мужчина, который перепробовал почти все десерты на столе. Я просто одна из многих.
– Некоторые сладости соблазнительнее других.
– Некоторые также богаче.
Тревор напрягся и отпустил ее руку.
– Это правда, – сухо проговорил он и повернулся к огню. – Давай лучше поедим жареных куропаток. Диета из богатых наследниц может привести к несварению желудка.
Маргарет пошевелилась во сне. «Спокойствие», – героически сказал себе Тревор, чувствуя исходящее от ее тела тепло. Спокойствие, стратегия и черт знает какое количество выдержки.
Тревор мечтал зарыться лицом в ее волосы, превратить ее тихое дыхание в быстрые, короткие вздохи страсти. Тревор не смотрел на нее, но мучил себя завораживающими образами ее мягкого, женственного тела. Боже, как он хотел ее!
Он мог сделать это. Очень просто.
Маргарет тоже его хотела, он в этом не сомневался. Тревор никогда не думал, что девственницы могут быть такими желанными, но в невинности Маргарет было что-то невероятно соблазнительное. Она отвечала на его ласки так эротично, что в его теле тут же разгорался пожар.
Было еще не поздно. Он мог разбудить ее руками и поцелуями, взять то, что хочет, и дать ей то, о чем она мечтает. Так чего же он ждет? Но стоило телу Тревора задать такой вопрос, как разум тут же нашел ответ. Он сжал ладони в кулаки и уставился на темный потолок цещеры.
Он не может так поступить. Он дал слово.
Он пообещал Ван Альдену и Эдварду, что не станет лишать ее невинности, не станет компрометировать, чтобы заставить ее выйти за него замуж. И он сдержит обещание.
Кроме того, было еще слишком рано. Маргарет не была готова для этого. Да, она хотела его, но должна была захотеть так сильно, чтобы пойти вместе с ним к алтарю. Чтобы это случилось, он должен был медленно, поцелуй за поцелуем, ласка за лаской возбуждать в ней это желание, пока ее страх не сгорел бы в огне страсти.
«Подожди, – словно заклинание, твердил себе Тревор. – Ты должен подождать».
