— В наш первый раз, я имею ввиду всю ту ночь, когда ты в очередной раз распластал меня под собой, знаешь, что я подумала тогда? Что мне не надо так часто. Я. Можешь себе представить?
Усмехаюсь, повернув уставшее самым приятным в мире способом лицо к нему.
— Этого ненасытного похотливого монстра породил ты, теперь как хочешь себе, — прижимаюсь носом к его плечу и прикрываю глаза.
42
Я держал ее в руках и смиренно улыбался. Она вновь заставила мое тело быть рабом ее желаний. Я хотел брать её, не сдерживая себя, но сам же зародил в ней нашего второго ребенка и должен быть осторожным.
Черт, мне было мало ее, слишком мало. Требовал невозможного и получал в ответ даже больше. Эта больная любовь, которая изначально меня разрушала, теперь творила странные дела.
Четыре долбаных года я был в подвешенном состоянии, а теперь у меня есть они. Я даже не мечтал об этом последние годы, потому что уже смирился с тем, что буду влачить жалкое существование отшельника.
— Это плохо?
Приподнимаюсь на локте и пытливо смотрю Але в глаза.
— Я не знаю, я смирилась, — пожимает плечами и улыбается, — для меня другого пути нет. Мне хватило одного секса с другим, чтобы понять, что моё больное тело и больная фантазия принадлежит только тебе. Так что не надо ругать мою игрушку. Каждый раз, когда я делала это им, я представляла тебя.
Каждый раз, слыша упоминание о её любовнике, я злился, словно её трахал самый настоящий член. Но блять, ревновать к огромному херу из секс-шопа тупо и неразумно. К тому же этот Герой забавлял мою девочку вместо другого мужика.
— Я скоро вызову его на бис, Алька — рычу ей на ухо, сжимая сосок.
— Нет, — твердо качает головой, — мы правда его сожжём. Так у тебя не будет никаких отступных путей и только он, — сжимает мой член тонкой ладошкой, а я прикрываю глаза от удовольствия, — будет приносить мне удовольствие.
— А я уже думал предложить после рождения Ангелины прогулку в секс-шоп, — шумно выдыхаю, чувствуя, как пальчики ласкают ствол, сжимают его.
— Алина, Полина и Ангелина… Я думала, называть Полю в рифму пошло, но ты переплюнул меня, — хохочет девчонка, но свой трофей из рук не выпускает, — ещё разочек и спать. А то Ангелина наверное нас уже ненавидит.
— Твои руки не для скуки, и не спорь. Я теперь серьезный семьянин, — едва не ржу, ага, серьезный, ну-ну, скорее вредный и похотливый, — жене пора спать, у нее важная миссия: носить дочь.
— Ну, и ладно, — сладко выдыхает, отпуская мой наполовину возбужденный член, — спать, так спать.
— Аль, я тебя люблю, — целую жену в плечо и глажу её живот.
А ещё ловлю кайф от того, что она рядом. И я любому голову оторву за свою семью.
Присматриваюсь к ней и понимаю, что героиня, которая хотела ещё разок, уже спит, моментально отключившись после команды спать.
Ну, окей, спать, так спать. Я впервые засыпаю со спокойной душой, без каких-либо посторонних мыслей, без воспоминаний. Без мыслей, которые терзают душу неприятными сомнениями. Моя семья рядом, что ещё нужно для счастья?
Я привык просыпаться рано. Пробежка, порция ароматного кофе как никогда меня бодрили. Я пресёк желание разбудить Алину. Моя девчока сладко спала, сунув между ног одеяло. Едва не за волосы вытаскиваю себя из спальни, сбегаю на улицу и там около часа предоставлен сам себе.
— Аль, твой чай и бутерброды. Или предпочитаешь секс?
Мать их, эти бутеры, едва пальцы не отрезал, когда пытался тупым ножом покромсать холодное масло. Кривые бутерброды с икрой, как насмешка надо мной. А я привык всё делать идеально, если не косячу. Сегодня я — человек косяк.
— В эту беременность по утрам я предпочитаю, чтобы меня не трогали, — стонет бледная девушка, поворачиваясь ко мне. — Спасибо, я ценю жест, но съесть чисто физически смогу не раньше чем через полчаса. И ничего, что чай остынет, я привыкла и полюбила холодный, — подмигивает. — Можешь обнять меня и поваляться со мной полчасика.
Шумно выдыхаю, видя, какая она несчастная. Ложусь рядом и просто обнимаю мою девочку.
— А как было с Полей? Как ты её вообще рожала? Долго?
— С Полиной у меня за всю беременность не было ни одного недомогания, — косится на меня, и взвешивает следующую мысль прежде, чем заговорить, — я и узнала, что беременна очень поздно, потому что бессимптомно и неожиданно вышло. Рожала долго, но первые роды редко бывают быстрыми.
Она вдруг сдвигает брови, прислушивается к своим ощущениям.
— Странно. Всё прошло. Тошнота прошла.
Опешивает, поворачивает голову ко мне и смеётся:
— Как ты это сделал?
Улыбаюсь, не переставая гладить её ещё плоский живот.
— Может потому что я твоя вторая половинка, которая вас безумно любит? Что смотришь? До сих пор не веришь, что Камаев может не только мразью быть, но и тем, кто жизнь отдаст за вас?
— Лучше поцелуй меня, раз уж доча позволяет, — ухмыляется моя сирена, притягивая меня к себе.
— Слушай, — хмурю брови, не услышав то, что могло потешить моё самолюбие, — я не понял, Камаева, мне аннулировать наш брак и причиной указать: не будит мужа по утрам признаниями в любви? Или ты меня не любишь?
— Ты вчера там клятвенно обещал быть спокойнее, — смеётся, качая головой. — У нас вся жизнь впереди, чтобы говорить о любви. Я люблю тебя. Доволен?
— Что? Ты это делаешь только из-под палки? — грозно скалюсь и губами хватаю сосок, который словно намерено выскочил из под одеяла.
— Конечно, — продолжает веселиться, — и растворялась под тобой всю ночь из-под палки, и дочку вторую рожать иду тоже, люблю я, когда мной руководит властный мужчина, — играет бровью.
Мои пальцы едва касаются кожи на животе, опускаются к нежным складочкам. Чувствую, что начинает дрожать от возбуждения, разводит ноги, но я качаю головой.
— Заводят плохие дяди? — скалюсь, кончиком языка играя с соском.
— Нет, — качает головой. Я тут же поднимаю голову и потемневшим взглядом смотрю на неё, а она, улыбаясь, добавляет, — только ты. Не останавливайся, — опускает мою голову.
Моя жаркая малышка измотала меня в это утро до умопомрачения. Сжал ее в объятиях после секса и прошептал:
— Твой чай остыл, как ты любишь. Здесь будет завтракать или переберемся в кухню? И да, кстати, ты ничего до сих пор не сказала о доме? Он тебе нравится?
Я забросал Алину вопросами, нависнув над ней. Смотрю, и пробирает до мурашек, от любви к этой девчонке.
— У тебя всегда был хороший вкус, — отвечает Алина, поднимаясь с кровати. — На кухню пойдем, там тоже комфортно. Спальня для непотребств, — усмехается.
Алина уходит в душ, а я беру ее тарелку и иду в кухню.
Нам столько всего ещё нужно сделать в этом огромном доме. Я хочу Але предложить поездку в гипермаркет и наконец-то закупить кучу нужных в быту вещей.
— Я приготовил нам омлет, и да есть предложение: давай прежде, чем забирать Польку домой, завалимся в гипермаркет. Ну, ты поняла, все эти штучки-дрючки для дома. Я считаю, что в этом доме тебе власть и сила дарована самим владельцем пещеры.
— Если власть и сила у тебя заключается в выборе поварешек и кастрюль, то о да, я владыка, — хмыкает, снова покусывая меня, и жадно набрасывается на омлет. — Я готова, позавтракаем и можем ехать.
— Я же могу и дизайнера нанять, — моё настроение катится в жопу мира, а эта дрянь беззаботно лопает омлет и не смотрит на меня.
Поднимает взгляд, считывает моё настроение, тут же хмурится.
— Как хочешь, — отвечает показушно равнодушно, отложив вилку. — Вкусно, спасибо. Жду на улице, проверю Джоя.
— В смысле ждёшь на улице, в этом коротком платье? Вернись и надень пальто! — бешусь я, видя, как Алина собирается выбраться в прохладное утро в одной лишь кофте, а погода за окном не августовская.
— Мне не пять лет, и я знаю, в чём мне комфортно, Игорь, не беси, — фыркает девчонка, бросив сердитый взгляд и ускоряя шаг.
— Догоню, по жопе отгребешь!
Бросаю вилку по столу и срываюсь с кресла, с желание нагнать свою занозу в жопе и хорошенечко встряхнуть. А потом глубоко вдыхаю и выдыхаю. Так спокойствие, только спокойствие. Ей нельзя волноваться, а мне тоже… нельзя волноваться.
