Для ребят в школе, которых привлекала исходившая от него магия, он был высоким, темноволосым и прекрасным – юношей-колдуном, сотканным из тайн. Для Эстер же – тощей фигурой, излишне вытянутой ириской. А позади него влачилась густая черная масса, тянущая его назад, вниз; разбухшее смоляное существо, с которым он сражался изо всех сил, но не мог победить. Юджина без тьмы не существовало. Наверное, в этом и крылась проблема.
Возможно, Юджин боялся не того, что пряталось в темноте.
Возможно, Юджин боялся тьмы, таившейся внутри него самого.
* * *
В следующий раз, когда Эстер проснулась утром, весь коридор был покрыт белой изморозью. Розмари сидела на кухне, завернувшись в одеяло, и грела руки о дымившуюся чашку кофе. Из-под множества слоев ткани выглядывала голова Фреда, а в ее ногах ютились четыре пушистых кролика.
– Отопление, – сказала она, указав рукой на покрытые инеем стены, вдруг Эстер не заметила, – сломалось.
До конца недели в доме царил невероятный холод. Страну сковал лютый мороз, который проникал в жилища сквозь щели в дверях и окнах, сбрасывал одеяла с ног, отчего розовая нежная кожа пальцев за ночь превращалась в камень. Смерть занимался одинокими стариками в их домах и бездомными на улицах. Качал новорожденных младенцев в колыбельках, целуя их в щеки и поражая легкие пневмонией. Бродил по зарослям облетевшего леса, касаясь пальцами белок, зайцев, енотов и лис, которые с возвращением тепла сгниют и разбухнут в своих норках, поскольку их крохотные тельца не в силах противостоять стуже.
Холод добрался и до Соларов. Он гулял по пустевшим со стремительной скоростью коридорам их мрачного дома. Пробирал до костей и заставлял дрожать во сне.
В понедельник у Эстер начался кашель и онемели пальцы.
Во вторник она не выдержала.
– Вызови кого-нибудь его починить, – обратилась она к матери, стуча зубами. Они с самого начала будто играли в игру, кто дольше не замерзнет. Но не слишком справедливо соревноваться с мальчиком-призраком и женщиной из дерева. – Я заплачу за ремонт. У меня есть немного отложенных денег. Я заплачу.
На ее слова Розмари ответила улыбкой. Мать улыбалась, потому что знала: она выиграла.
* * *
Специалист по отоплению пришел накануне Дня благодарения, когда Эстер только вернулась со школы и была дома одна. Она впустила его в дом, а на кухне старалась стоять ближе к ножам для мяса на случай, если мужчина задумал неладное. Но поскольку тот расхаживал по дому, не предпринимая попыток напасть, она немного успокоилась. Как объяснил слесарь, обычно он не работает перед Днем благодарения, но для Розмари сделал исключение, поскольку они знакомы по казино.
Относительно отопления ситуация обстояла неважная. Парень целых десять минут разглядывал и щупал трубы, а потом поинтересовался у Эстер, где ее мама. Она стала диктовать ему телефон Розмари, но тот ответил, что у него уже есть номер, и вышел на крыльцо, чтобы ей позвонить.
Эстер принялась подслушивать сквозь почтовую щель в двери. До нее доносилась лишь часть разговора, со стороны мужчины.
– Вся система отопления вышла из строя. Придется полностью ее менять. Никогда не видел ничего подобного, – сказал он. И добавил: – Две тысячи. – Он озвучил цену за работу. – Минимум две тысячи, и это с учетом скидки по дружбе.
Эстер ушла, не дождавшись окончания разговора. Отправилась прямиком к Джоне. Они должны были вместе отправиться в поход, но у нее не было на это сил. Поэтому они сидели в лютый мороз на водосточной трубе возле его дома и смотрели на увядавший мир: голые деревья без листьев, машины с облупившеся краской, мокрый мусор, скопившийся на соседских лужайках, и бесцветное мутное небо.
Одним словом, это была та еще помойка.
Джона обнял ее рукой за плечи, хотя знал, что этого делать нельзя.
Эстер сказала:
– Ненавижу это место.
А он ответил:
– Поделись со мной.
Тогда она сказала:
– Ты никогда не чувствовал себя розой, растущей на компостной куче?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Он ответил:
– Нет. – И добавил: – А кого ты считаешь компостной кучей – свою семью? Или этот город? Или меня?
– Как ты мог подумать, что компостная куча – это ты?
– Потому что я не роза. Значит, скорее всего, отношусь к куче.
– Ты – роза. Самая прекрасная из всех, что я видела.
– Хватит меня кадрить, – Джона игриво подтолкнул ее локтем, а потом намотал прядь ее волос на палец и задумчиво уставился на него. – Ты выберешься отсюда, Эстер.
– И заберу тебя с собой.
– Разумеется.
На некоторое время они замолчали, потому что оба совершенно не умели врать.
* * *
Когда холод стал забираться своими длинными пальцами под куртки, ребята ушли в дом. Джона продолжил работать над портретом Эстер, а она делала все возможное, чтобы он не заметил ее слезы. Две тысячи. Две сотни – уже огромная сумма, но две тысячи? Это их разорит.
Джона молча собрал краски, подошел к Эстер и лег рядом на одеяло. Смахнул слезинку с ее ресниц, накрыл ладонью ее щеку, но заговорить не пытался, потому что никакие слова не могли бы исправить ситуацию. Так они вместе и уснули, прижавшись друг к другу в попытке спастись от холода, в мечтах о другой – какой угодно – жизни, отличавшейся от той, что была у них.
Эстер проснулась от резкого толчка. Солнце уже село; над ней с криками возвышался мужчина. Она не могла разобрать большую часть его ора, за исключением слов «шлюха» и «залетела». Джона грубо подтолкнул ее к двери, приговаривая: «Уходи, уходи, ради бога, уходи, Эстер!» Она двигалась как во сне: хотела идти быстрее, но была не в силах заставить свое тяжелое, сонное тело выполнять ее команды.
Реми пряталась на заднем дворе: сидела неподвижно в длинной траве за домом. Она видела, как Эстер, спотыкаясь, брела к боковой калитке со скомканным шарфом в руках.
Когда Эстер наконец удалось унять дрожь, она отправила Джоне несколько сообщений.
ЭСТЕР:
Черт.
Прости меня.
Черт черт черт.
Нам нельзя было засыпать.
Ты как там?
Пожалуйста, дай мне знать, что с тобой все в порядке!
Некоторое время она стояла в конце улицы, пока не включились уличные фонари, а солнце не скрылось за горизонтом. Эстер обожала осенние закаты, наполненные свежестью и прохладой; прозрачные стекла больших окон в последние минуты окрашивались в зеленоватые краски, прежде чем все небо заволакивала чернота. Это было единственное время года и единственное время суток, когда магия, подобная той, что жила в сказках, казалась настоящей. Маслянистое летнее солнце постепенно угасало, отчего все вокруг становилось тоньше: свет, воздух, пространство между реальностями.
В такие ночи, как сегодня, сквозь небеса могло просочиться нечто невероятное из других миров – Эстер была в этом уверена.
Тут в доме Джоны послышался треск. Разбилось стекло. Эстер со вздохом втянула холодный воздух. Удивительно, что такая красота могла существовать среди такого уродства.
Джона не вышел. Не ответил на ее сообщения. В окнах его дома не зажегся свет. И нечто невероятное не просочилось сквозь небеса в наш мир.
Эстер шла домой в темноте, размышляя о том, кто она: трусиха, раз не позвонила в полицию, или по-прежнему мечтающая о магии старшеклассница, в то время как всем кругом предельно ясно – магии нет. Во всяком случае, для нее.
Назары встречали ее приветственным шепотом, пока она петляла меж дубов. Дом, как всегда, горел яркими огнями.
Розмари спала на диване, свернувшись калачиком, лицо ее опухло от слез. Она была похожа на маленького ребенка; кольца болтались и соскальзывали с худых костяшек пальцев. Пол рядом с ней был заставлен чашами с водой и травами, сулившими процветание: базилик, лавровый лист, ромашка. Из ладоней просыпались бобы тонка. Подобные крайние меры служили для того, чтобы привлечь деньги в кратчайшие сроки.
