Фракиец упал на колено. Одной рукой опираясь на щит, другой он продолжал сжимать меч и разить врагов. Бледный, истекающий кровью, он отправил в царство мертвых еще троих римлян. Больше не оказалось желающих испытать силу меча прославленного гладиатора. Римляне принялись со всех сторон метать в Спартака дротики, пока, наконец, он не упал навзничь. Только теперь легионеры осмелились приблизиться к фракийцу. В этот момент рука Спартака сползла со щита.
– Он шевелится! Встает! – в ужасе закричал молодой легионер.
Римляне отпрянули в сторону, но тут же опомнились. С остервенением они принялись рубить мечами бездыханное тело. Так римляне мстили за свой страх и десятки поверженных товарищей.
Весть о гибели Спартака молниеносно разнеслась по гладиаторским рядам. Это сообщение отняло у рабов последнюю надежду на победу и спасение. Окруженные со всех сторон превосходящими силами римлян, гладиаторы еще продолжали сражаться. Но так как их ряды окончательно расстроились, битва все больше походила на резню. Истребление рабов продолжалось до глубокой ночи. В этой битве, по утверждению Тита Ливия, погибло шестьдесят тысяч рабов. Аппиан же пишет, что число убитых установить невозможно, а римлян в битве пало около тысячи человек. Сведения эти нельзя считать достоверными, но других нам история не оставила.
Красс долго искал тело Спартака. Он хотел лично доставить в Рим голову врага, три года державшего в страхе Италию. Но все его старания были напрасны – самый драгоценный трофей так и не был найден.
Шесть тысяч гладиаторов попали в плен к Крассу. Еще пяти тысячам рабов под покровом ночи удалось бежать и укрыться в горах. Их перебил подошедший Помпей. Таким образом, не Крассу, а Помпею удалось поставить последнюю точку в позорной войне с рабами. Победитель Сертория писал по этому поводу в сенат: "В открытом бою беглых рабов победил Красс, а я, перебив мятежников в горах, уничтожил самый корень войны".
Красс выместил злобу на попавших в плен рабах. Шесть тысяч несчастных были распяты на крестах вдоль Аппиевой дороги от Капуи до Рима. Их останки висели до тех пор, пока не истлели и не рухнули кресты.
Противостояние
Тяжелая затяжная война с рабами окончилась. Казалось, римляне могли облегченно вздохнуть, но не тут-то было. Они вдруг с ужасом обнаружили, что у ворот города стоят две огромные армии – Красса и Помпея. Это были легионы, укомплектованные их согражданами и призванные защищать Вечный город от врагов, но после кровопролитных гражданских войн, после мятежа Лепида у римлян было не меньше оснований опасаться победоносных войск Красса и Помпея, чем разноплеменных орд Митридата. Еще двадцать лет назад квириты и подумать не могли, что будут когда-то бояться собственных легионов и военачальников. Но Рим, который не смог взять даже Ганнибал, переходил от сулланцев к марианцам и обратно, словно небольшой испанский городок. Великий город все чаще оказывался заложником борющихся за власть политических партий. Цицерон впоследствии произнесет в адрес Катилины слова, ставшие крылатыми: "О времена, о нравы!" В полной мере их можно было бы отнести к тому смутному времени, о котором мы говорим.
К Помпею и Крассу были спешно отправлены посланники с требованием: распустить войска и прибыть в Рим. Ответ военачальников поразил своим единодушием: оба потребовали триумфа и денег. После этого они постарались избавиться от сенаторов, как от назойливых мух. И уж, конечно, ни Помпей, ни Красс не поспешили распускать свои легионы. На этом их единодушие закончилось. Красс принялся оскорблять Помпея, утверждая, что в Испании тот потерпел поражений больше, чем одержал побед, и что своей удачей этот молодой выскочка обязан исключительно предателям из числа товарищей Сертория, которые убили своего военачальника, а не собственному мужеству и таланту. А участие Помпея в войне с рабами Красс и вовсе сравнил с "участием в охоте шакала, подбирающего падаль".
Помпей, конечно же, не остался в долгу. Требование Красса: дать ему триумф за победу над рабами, было названо смешным. "Если так пойдет дальше, – предрекал Помпей, – то скоро триумф будет требовать надсмотрщик на каменоломне, плетью загнавший рабов в эргастулы после работы".
После таких перебранок римлянам уже виделась новая гражданская война. Сенат в таком положении не придумал ничего лучшего, как направить к разругавшимся вконец военачальникам человека, пользовавшегося уважением всех римлян.
Однажды утром Красс вышел из палатки и столкнулся с убеленным сединой принцепсом сената Луцием Валерием Флакком.
– Привет тебе, доблестный Марк Лициний Красс.
– Привет почтенному Луцию Валерию Флакку, – ответил удивленный претор. – Не ожидал встретить тебя в моем лагере. Признаться, думал, что ты уже на покое и занимаешься разведением капусты или цветов на своей вилле.
– До покоя ли мне, когда Рим охвачен тревогой?
– В чем же ее причина, если все враги побеждены? – вновь удивился Красс.
– Марк, зачем ты держишь легионеров в походных палатках? Они неплохо сделали свое дело и заслужили отдых. Пора твоим ветеранам обнять жен и заняться подрезкой виноградной лозы.
– Я жду триумфа. Рим должен увидеть храбрецов, спасших Италию от банд взбесившихся рабов. Или Рим уже забыл, как дрожал от страха перед презренными гладиаторами?
– Сенат наградит тебя овацией, а для нее не требуется столько войск.
– А что же получит Помпей? – заволновался Красс.
– Триумф, – спокойно ответил Флакк, – но не за войну с рабами, а за Испанию.
– Разве мой противник был менее опасен, чем испанцы, которые разбегаются при первых звуках римских труб? Спроси об этом у поверженных римских консулов и преторов.
– Никто не говорит, что война со Спартаком была для тебя праздничным шествием. Но подумай сам, Марк Красс, стоит ли огорчать Рим триумфом над беглыми рабами? В триумфальном шествии ведут знатных пленников. Кого же будешь вести ты вместо пленных царей и военачальников?
В золотых оковах будут идти гладиаторы, свинопасы, рабы с каменоломни… Далее следуют изображения покоренных городов. У тебя это будут разграбленные виллы, маленькие римские городки, которые разбойники оставили сами, перед тем разорив их дочиста, а иные, спалив дотла. А что у тебя будет военной добычей? Римское оружие и орлы, отнятые прежде рабами у консульских и преторских армий, вещи из ограбленных имений сенаторов, в том числе и твоих собственных? Нет, Марк Красс, я не хочу сказать, что ты не достоин триумфа. Ты заслужил его в большей мере, чем Помпей, но эту позорную войну нужно забыть, как страшный сон. Мы, римляне, не можем поставить победу над Спартаком, какой бы трудной она ни была, на одну доску с победой над Ганнибалом, Митридатом и Антиохом. Не станет ли твой триумф новым несмываемым позором для Рима?
– Я прекрасно понимаю ситуацию и не требую для себя высоких почестей, – смягчился Красс.
– Так что же мешает распустить легионы?
– Во-первых, мои воины заслужили вознаграждение, а им не выплачено жалование даже за прошлый год.
– А во-вторых?
– Меня беспокоит Помпей. Неизвестно, какие мысли могут возникнуть в его молодой ветреной голове, когда под его началом находится сильная, проверенная в боях армия. Как бы не пришлось пожалеть всем нам, отправив моих легионеров к женам.
– Я прекрасно знаю тебя, Марк. Ты смел, но не безрассуден. Ведь тебя не прельщают лавры Суллы?
– Зачем этот вопрос, если ответ тебе известен? – в свою очередь спросил претор.
– Я-то знаю, что Марк Красс достаточно умен, чтобы не натворить бед, но знай и ты, о чем говорят в Риме. Ходят слухи, впрочем, недалекие от истины, что все, попавшее в руки Марку Крассу, приносит ему доход. Сейчас у него в руках огромное войско, и кое-где начали биться об заклад: куда поведет его победитель Спартака.
– Почтенный Луций Флакк, постарайся успокоить Рим, ибо мои легионеры разойдутся по домам, как только будут достойно вознаграждены.
– За этим дело не станет. Назови только требуемую сумму, а золото возьмем из восточной добычи Луция Лукулла.
– Это хорошо, принцепс, но ты ничего не сказал по поводу моих опасений. Войско Помпея остается и вскоре станет еще больше. Из Испании возвращается Метелл.
– Помпей честолюбив, но, поверь моему опыту, недостаточно решителен, чтобы обратить оружие против римлян, если на то не будет дано согласие сената и народа. Такого согласия, конечно, не последует – сейчас все устали от бесконечных войн и хотят мира. И все же я попробую уговорить Помпея оставить для триумфа один-два легиона, а остальные распустить. Скажем молодому честолюбцу, что на содержание его войска нет денег. Ты, Марк, пока молчи, что я обещал рассчитаться с твоими легионерами. – При этом старик заговорщицки подмигнул Крассу. – Что касается Метелла – можешь его не опасаться. Он уже отдал войску приказ расходиться, как только перейдут через Альпы.
