За день до Рождества рано утром, когда термометр показывал 17 градусов ниже нуля, я отправил лодку в сухой док. Необходимо было нарастить площадь её мостика и второй палубы для установки ещё одной зенитки. Эта и другие работы были закончены в канун Нового года. Наш выход в боевой поход наметили на 9 января 1943 года. Однако 8 января на борту лодки обнаружили серьёзную течь и выход в море отложили до следующего понедельника.
Последние две недели ожидания нас всех извели. Погода была холодной и ветреной. Она идеальным образом годилась для боевых операций, но не для того, чтобы проводить время в унылых и удручающих каютах на борту демонтированного океанского лайнера. Наша пища стала очень скудной даже на Рождество, хотя благодаря посылкам из дома это прошло мимо внимания экипажа. Мы нетерпеливо и жадно слушали передачи по радио коммюнике командования вермахта. Наше настроение не улучшали сообщения о неудаче Африканского корпуса Роммеля под Аль-Аламейном, вынужденного отступать, или о том, что русские и русская зима оказались серьёзными противниками на Восточном фронте. Но временные трудности наших победоносных армий воспринимались легче, чем вести об успешных рейдах подлодок, которые обходились без нашего участия. Согласно сообщениям по итогам 1942 года, атаки немецких подлодок стоили союзникам гибели судов общим тоннажем более чем 6 миллионов регистровых брутто-тонн, включая ежемесячные потери с июля по октябрь минимум 500 тысяч регистровых брутто-тонн. Только в ноябре они потеряли суда общим тоннажем 600 тысяч регистровых брутто-тонн. Голодная смерть Великобритании, блокированной нашими подводными лодками, казалось, наступит в ближайшее время. Призрак голода и поражения шествовал по Соединённому Королевству и стучал в дверь здания на Даунинг-стрит, 10.
Феноменальный успех был достигнут нашими подлодками, несмотря на постоянное совершенствование союзниками своей основной противолодочной системы обороны между Шотландией и Гренландией, а также в районе Бискайского залива. Противник взял на вооружение новый тип радара, который позволял бомбардировщикам запеленговать подлодку в подводном положении даже во время шторма. В ответ на эту угрозу наши подлодки оснащались оригинальным контрсредством «метокс», которое перехватывало радиоволны вражеского радара и предупреждало нас о грядущей атаке. Мы выигрывали время, необходимое для срочного погружения до появления самолётов врага.
Активность авиации противника резко возросла и над континентом. Регулярно подвергались беспокоящим налётам Гамбург, Дюссельдорф и другие города Германии. Мы сами были свидетелями кратковременного налёта на Киль, а когда я выезжал в Берлин, то попал там под более серьёзную бомбёжку.
После того как 8 января в «У-230» была обнаружена течь, Зигман воспользовался случаем, чтобы в последний раз перед походом повидать в Гамбурге жену и детей. Я решил использовать последнюю отсрочку для кратковременной поездки в столицу на свидание с Марианной. Мы провели с ней субботнюю ночь. Я понял тогда, что моя связь с Марианной гораздо прочнее портовых увлечений.
Вражеские бомбардировщики появились во время нашего воскресного завтрака в кафе «Вена» на Курфюрстендамм. Когда завыли сирены воздушной тревоги, Марианна потянула меня за руку. Мы быстро расплатились за незавершённый завтрак и побежали укрыться в соседней станции метро. Протиснувшись в глубь подземки, мы почувствовали, как первые отдалённые взрывы потрясли её стены. Марианна вела меня сквозь толпу, заполнившую платформу. Женщины сидели на чемоданах и картонных коробках, в которых содержались их пожитки, или же сбивались в группы, держа в руках мешки и рюкзаки. Старики и старухи стояли вдоль стен или сидели на небольших складных стульчиках. Дети беззаботно играли, равнодушные к грохоту разрывавшихся бомб и глухому бою зенитных установок. На что бы ни рассчитывали англичане, запугивая своим воскресным воздушным налётом случайных прохожих и гражданское население, он лишь укрепил во мне решимость поскорее встретиться с ними в открытом бою.
Налёт длился чуть больше часа. Когда мы выбрались из метро на поверхность, улицы были усеяны крошевом извёстки, стекла, кирпичей и прочим мусором. Воздух был насыщен стойким запахом бездымного пороха и пожарищ. Голубизну неба запачкали грязно-чёрные и серые разводы дыма, поднимавшиеся и снижавшиеся над изувеченным городом. Неподалёку от нас зазвенели колокола пожарных машин и протяжно затрубили рожки полицейских автомобилей.
Мой поезд в Киль должен был отойти от Штеттинского вокзала в 17.30, однако в результате воздушного налёта были разрушены железнодорожные пути в северном пригороде Берлина. Я в отчаянии остановился среди битой каменной лепки фасада вокзала и осколков стекла со станционной крыши. «У-230» не сможет выйти в свой боевой поход только потому, что её первый вахтенный офицер предпочёл любовь долгу. У меня оставалась возможность воспользоваться поездом на Гамбург. Эта линия осталась невредимой, по ней можно было кружным путём выбраться из западни. Мне сказали, что поезд на Гамбург отбывает в 20.00, на шесть часов позже.
Моё прощание с Марианной не сопровождалось душераздирающими сценами. Марианна была славной девушкой, она привыкла к моим коротким посещениям столицы. Мы пообещали друг другу быть осторожными и сохранить нашу любовь. Когда поезд отошёл от тёмной станции, я вновь услышал завывание сирен воздушной тревоги.
На следующий вечер в 20.30 я наконец прибыл в Киль и через 40 минут постучался в дверь капитана. Он уже слышал о бомбёжке столицы. Прежде чем я стал оправдываться за своё позднее прибытие, капитан произнёс, облегчённо вздохнув:
– Ты мог погибнуть в Берлине. Лучше бы остался здесь.
У меня отлегло от сердца. Ведь меня не стали винить за задержку выхода подлодки в море.
– Когда мы отплываем, герр капитан? – задал я вопрос.
– Осталось несколько мелочей. Понадобится ещё один день или чуть больше, чтобы окончательно подготовить лодку к походу. Я хочу покинуть порт после завтрака в среду. Полагаю, к этому времени лодка и экипаж будут готовы.
В 14.00 мы отбыли из Киля. Прощальный банкет был скоротечен, а застолье – всего лишь тенью лукуллова пира, который нам устраивали по этому случаю прежде. Сильная снежная буря помешала духовому оркестру напутствовать нас музыкой на пирсе. Но экипаж это не беспокоило. Ничто не имело значения, кроме нашего отбытия. Мы были уверены, что победа будет завоёвана всего через несколько месяцев и нужно лишь успеть потопить столько судов противника, сколько их выпадет на нашу долю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
