Мы присели за стол. Тут же к нам пристроилась Зара.
Мы присели за стол. Я понял, что разговор он затевает неприятный для себя.
— Собери на стол! — строго приказал Арефа.
Зара мигом исчезла из комнаты.
Я понял, что разговор он затевает неприятный для себя.
Хозяин положил перед собой пачку папирос, спички. Закурил.
— Не нравится мне вся эта история, — начал он, несколько раз глубоко затянувшись. — И потом, я знаю: что вам надо, вы всегда найдете. — Арефа встал, подошел к тумбочке, пошарил в ней и, сев на место, положил на стол свернутый в клубок кожаный ремешок вроде уздечки.
— Это обротка…
В комнату заглянула жена.
— Здесь накрывать или в кухне?
— Закрой дверь! — Арефа стукнул по столу кулаком и что-то сердито сказал по-цыгански.
Зара скрылась.
Старый цыган сидел некоторое время, прикрыв рукой глаза. Я тоже молчал.
— Это обротка, — повторил Денисов, — Маркиза. — Голос его звучал глухо. — Я не могу поверить, что Сергей украл или там помогал Ваське Дратенко или кому-либо еще… Я его не учил этому. Сам никогда не был конокрадом. Был цыганом, настоящим таборским цыганом, но не воровал… Обротку я нашел случайно, в чулане. Три дня тому назад.
— Вы уверены, что это именно та обротка?
— Еще бы, — усмехнулся Денисов. — Сам делал…
— Как она сюда попала?
— Если бы знать, почему она в моей хате… О, лучше бы не знать… Лариса говорила мне, что Маркиз исчез вместе с оброткой… — Арефа замолчал, ожидая, что я скажу.
— Арефа Иванович, вы понимаете, что такая улика… Мне было жаль, искренне жаль этого человека. Он сидел опершись на руку и казался бесконечно усталым и еще больше постаревшим. Чем я мог бы его утешить? Обстоятельства сложились не в пользу Сергея. И еще я подумал: пришел бы ко мне с оброткой Арефа, не всколыхни сегодня его находка Славки?
Арефа, словно угадав мои мысли, сказал:
— Я приезжал к тебе именно по этому поводу. Мне кажется, парень запутался. Я вижу, ему чего-то хочется… Молодой, сил много. Самолюбивый. Обида какая-то гложет. На меня, на мать, на судьбу. Сейчас в жизни много соблазнов. Кажется, что все легко добывается. Ты в армии служил?
— Служил.
— И он тоже. Там его и избаловали. Смешно, конечно, но так получилось. Меня армия такому научила, не дай бог вам, молодым. Научила убивать. Я шесть лет под ружьем провел. Из них почти четыре — воевал. Всю войну. Сергей прямехонько угодил в армейский ансамбль. Какая это служба? Одна лафа.
Я подумал о том, что в армии мне тоже жилось припеваючи. Сплошные спортивные сборы, разъезды по стране, летние и зимние спортлагеря. Был я рядовой, а жил получше иного командира. Знал: соревнования в части — Кичатов, всесоюзные — опять же Кичатов. Я ездил по стране, а служба шла, появлялись значки, нашивки и другие награды. А теперь, даром что офицер, но со всех сторон в подчинении. Под моим началом никого, зато надо мной начальства не сосчитать: от начальника РОВДа до министра включительно.
— Что для солдатика хорошо, для настоящего артиста совсем пшик, — продолжал Арефа. — Вернулся он после службы, повертел носом и укатил в Москву. Захотелось, видишь ли, прогреметь на всю Россию… Телепередач, кино нагляделся, возмечтал вторым Сличенко стать. На худой конец Васильевым. Ну что в «Неуловимых мстителях» снимался. Помыкался, помыкался, а как зима ударила, приехал общипанной курицей. Рассказал как-то, потом уже, что сунулся было в «Ромэн», в цыганский театр. Там сразу сказали, что для театра надо образование иметь, институт сначала пройти. С тех пор, наверное, и обиделся Сергей. О колхозе и слышать не хотел. Нашел себе занятие — ходить по хатам, портреты делать. А в этой конторе барыги оказались. Оформляли без квитанций, жульничали… Короче, бросил он это дело. Я ему ничего не говорил. Захотелось стать табунщиком.
Пошел к Нассонову. Тот ему лошадь дал, но для того, чтобы коров пасти. Не знаю, может, и это ему надоело? Чувствую, парень не смирился. Рвется его душа куда-то. Зачем-то стал деньги собирать. Говорит, на мотоцикл. Я знаю, его в табор сманивали. Кочевать. Свобода! — Арефа невесело усмехнулся. — И вот на тебе… Неужели докатился?
Я слушал его исповедь и не знал, что и говорить. Он был искренен. Искренен-то искренен, но почему-то сразу не прибежал ко мне, когда нашел обротку Маркиза. Сомневался?..
— Я вас понимаю, — сказал я. — Но скажите, что вы хотели бы от меня услышать?
Он удивился, пожал плечами.
— Ничего.
Наверное, обиделся Арефа. Я не хотел этого. Видимо, чего-то не понял. Теперь оправдываться трудно. И лучше говорить правду.
— Арефа Иванович, я должен поехать, доложить начальству. Все очень серьезно. Придется возбуждать уголовное дело. Мне неприятно говорить вам это, но пока все улики говорят против вашего сына. Моя задача — собрать их как можно больше, а также и те, которые доказывают его непричастность к пропаже лошади.
Я видел, что раню его в самое больное. Он, пересилив слова, которые, наверное, рвались наружу, произнес посиневшими губами:
— Хорошо, что этим занимаешься ты… Спасибо всевышнему! — Я раскрыл было рот, чтобы сказать дежурную фразу о службе, о долге и тому подобное, но Арефа остановил меня жестом: — Ты меня не понял. Я хочу тебе помочь. Если ты веришь мне.
Я на секунду поколебался с ответом. Но этого мгновения было достаточно.
— Ладно, — горько вздохнул Денисов. — Я все равно прошу тебя… Найти Василия легче со мной. Хотя бы из этой выгоды…
— Арефа Иванович, не подумайте, что я вам не доверяю.
В его черных, совсем еще молодых глазах блеснул острый, колючий огонек:
— Я не думаю. — Но его слова прозвучали; знаю, что не доверяешь.
Меня это подстегнуло.
— Мы будем искать вместе, — твердо пообещал я. — И начнем очень скоро.
…На всякий случай на следующий день с двумя понятыми я побывал на том месте, где Славка обнаружил под ракитником засохшую кровь, которую надо было взять для анализа.
Осмотрели местность, составили протокол. И я поехал в район.
С вещественной уликой меня направили в местную лабораторию. А насчет участия Арефы в поисках Маркиза и сына пришлось выдержать в РОВДе настоящий бой. И все же в конце концов Мягкенький сказал свое «добро». Майор и на этот раз оправдал свою фамилию…
22
Ужинал я поздно, когда на Бахмачеевскую опустилась ночная тишина, с редким запоздалым мычанием коров, с монотонным далеким лаем одинокой собачонки, который еще больше подчеркивал глубокий сон станицы.
Оглушительно громко в этой тишине заскворчало на сковородке сало, которое я нарезал крупными кусками, потом залил яйцами и посыпал сверху зеленым луком.
Но ел я, скорее, автоматически, хотя проголодался изрядно, а аромат моей стряпни заставил бы схватиться за вилку и сытого.
Не знаю, как кому, а мне в эти часы думалось легче. Ничто не отвлекало внимания, оживали воспоминания, выстраивалась какая-то мысль, свободная от дневной ежеминутной надобности что-то предпринимать, решать, делать. И если я додумывался до чего-нибудь стоящего, так только вечером, перед сном.
Дома, в Калинине, я любил перед сном читать в постели. С маминой точки зрения, это было вредно для глаз. И только. У бабушки на этот счет была своя философия. Она говорила, что на ночь нельзя читать дурные книги. Они приносят плохие сновидения. Еще бабушка считала, что нельзя есть с чтивом в руках (что я также любил), потому что бессмысленное поедание пищи вредит желудку, который якобы в зависимости от того, что ты в это время думаешь, вырабатывает нужные соки.
Смешная она была, моя бабушка. Ей казалось, что в мире все связано между собой: числа месяцев, дни недели, солнце, погода, животные, люди… Если встать на ее позиции, то надо было бы послать ко всем чертям самолеты, автомобили, телефоны, телевизоры и всякую другую машинерию цивилизации, которая все перепутала и перемешала. Она считала ее виновником того, что нынешнее поколение хандрит, скучает, дурит и устает куда чаще и сильнее, чем в старое время. И вообще молодые помирают раньше стариков.
Но сама очень любила телевизор. Когда я поддел ее, она серьезно ответила:
— Я, грешная, тоже, поди, человек. А человек первый же и враг себе. Он сам себе все и портит.
Вот и Арефа считает, что Сергей сам портит себе жизнь. Ибо обижается на свою судьбу, которая послала ему вполне вольготное житье за спиной родителей и прочие радости, выданные бесплатно молодостью. Ему легко. Я бы к этому еще прибавил Ларису… Действительно, девушка она что надо. Во всех отношениях. А может быть, это мне только кажется?
Что же толкнуло парня на авантюру с Маркизом? Поступил ведь так Чава неспроста.
Итак, надо разобраться. Возьмем обротку. Основную непреложную улику. Как она попала в дом Денисовых?
