Казалось, никто не заметил, как они ушли. Ирла по-прежнему держала сына за руку, Тепшен Лал и Бедир шли рядом — не спеша, подстраиваясь под шаг Кедрина. Уинетт удивленно глядела на жену правителя. Какое самообладание! Конечно, Бедир послал весть, и то, что она увидела, не стало для нее неожиданностью. И все же… Уинетт чувствовала ее боль, но Ирла ничем не намекнула, что ищет сочувствия или жалости. Она излучала искреннюю радость. Нет, она не делала вид, что не замечает его слепоты. Она просто принимала ее существование на настоящий момент — но не позволяла несчастью уничтожить теплоту и радость встречи или заставить Кедрина испытывать что-либо, кроме ее одобрения. Живительная женщина, подумала про себя Уинетт.
Позже она укрепилась в своем мнении. Ирла терпеливо дождалась, пока Сестра устроится и отдохнет. Сначала служанка проводила Уинетт в отведенные ей покои — такие теплые и уютные, что она сразу почувствовала себя, как дома, — а потом в бани. Погрузившись в исходящую паром воду, Уинетт ощутила, как боль покидает утомленные долгой дорогой мышцы. В свою комнату она вернулась чистой и посвежевшей. Ирла уже ждала ее с кувшином подогретого вина и с двумя кубками.
— Бедир писал мне, что Кедрин в Вас влюблен, — тепло проговорила правительница. — Понимаю, как Вам нелегко.
— Только иногда, — Уинетт улыбнулась и пригубила вино, пытаясь понять, к чему клонит хозяйка.
— Еще он писал, что к Кедрину несколько раз возвращалось зрение. Я не хочу совать свой нос в чужие дела и пойму, если Вы не захотите это обсуждать. Но мне кажется, я могла бы помочь Вам нести это бремя — если мы поговорим открыто, ничего друг от друга не утаивая. Я ничего не расскажу ни мужу, ни сыну, если только Вы сами об этом не попросите.
Она могла бы этого и не говорить. Эта женщина не давала обета — и все же была удивительно похожа на Сестер Эстревана. Уинетт сделала еще глоток.
— Я рано избрала путь Служения, Ирла. И намерена хранить верность обету. Мне важно, чтобы… чтобы все это поняли.
— Я понимаю, — кивнула Ирла. — Дорогая моя, я тоже обучалась в Эстреване и тоже желала следовать путем Госпожи. Да, я не стала Сестрой. Но понимаю, перед каким выбором Вы стоите… если, конечно, у Вас есть выбор.
Ее взгляд был полон искреннего участия. На миг Сестра почувствовала, как внутри стягивается узел напряжения — а потом он лопнул, и освобожденные слова зазвучали сами собой.
— Выбор есть. Я не могу отрицать, что люблю его. Но я не могу нарушить обет! Я осталась бы в Высокой Крепости — но к нему вернулось зрение, когда я коснулась его! И я знала, что Кедрин все больше станет полагаться на меня… станет делать, чтобы я была с ним…
С каждым словом в ней взрывалась частичка боли — вспыхивала и сгорала без следа.
— …Но я не могу дать ему то, чего он так жаждет! Я так боюсь, что причиню ему вред! Я никогда… Я не хочу больше видеть, как он мучается…
— Бедное дитя…
Поставив кубок, Ирла подошла к Уинетт и положила руку ей на плечо.
В этом прикосновении было столько понимания и сострадания, что Уинетт не могла более сдерживаться. Судорожно вцепившись в собеседницу, она разрыдалась.
— Бедное, бедное дитя, — Ирла погладила ее по голове. — Как Вам нелегко!
— Что мне делать? Что я вообще могу сделать?
Уинетт не чувствовала смущения. В этой красивой черноволосой женщине было нечто такое, что позволяло довериться ей полностью. К тому же она внезапно поняла, что Ирла может дать ей совет — возможно, даже лучший, чем Сестра Бетани.
— Вы объясняли Кедрину?..
— Что я дала обет Госпоже — да, — всхлипнула Уинетт. — Но я не говорила, что люблю его.
— Мудрое решение.
— Но что мне делать?
— А чего хотели бы вы сами?
Это прозвучало так неожиданно, что Уинетт в изумлении воззрилась на нее.
— Вам не обязательно ехать в Эстреван. Что бы ни думал Бедир, я верю, что мой сын достаточно вырос, чтобы совершить это путешествие без Вас. Если хотите, можете остаться здесь на некоторое время, а потом вернуться в Высокую Крепость… если Вы действительно этого хотите.
Уинетт умолкла, хотя слезы все еще катились по щекам. Ирла как будто читала ее мысли.
— Я обещала, — шепотом проговорила она. — Кедрин ждет, что я отправлюсь с ним. Кроме того… он прозревает, хотя и ненадолго… но только тогда, когда я с ним. Как же я могу его покинуть?
— Пока речь не об этом. Кедрин хочет, чтобы Вы отправились с ним. А чего хотите Вы?
— Я?!..
Уинетт посмотрела на Ирлу снизу вверх. Ее ум был охвачен смятением — а спокойные серые глаза правительницы глядели на нее с симпатией и сочувствием.
— Я… я хочу поехать с ним.
— Значит, именно это и следует сделать, — улыбнулась Ирла.
— Так просто? — с сомнением спросила Уинетт.
— Слово Госпожи — в нашем сердце. Иногда там можно прочесть больше, чем в писаниях и пророчествах.
— Так это Писание привело тебя в Твердыню Кэйтина!
— Писание Аларии привело меня в Тамур, — в глазах Ирлы мелькнули лукавые искорки. — А в Твердыню Кэйтина меня привел Бедир.
— Но в Писании нет ничего, что укажет, какой путь выбрать мне.
— Когда я покидала Священный Город, Сестра Галина дала мне копию. Она все еще у меня, и я до сих пор время от времени перечитываю его. Там есть одно место — я бы хотела, чтобы Вы над ним подумали… но сначала Вам надо понять, что у Вас в сердце.
— Думаю, теперь я это знаю, — ответила Уинетт. — Я отправлюсь с Кедрином.
— Хорошо, — улыбнулась Ирла. — А теперь утрите глаза — и будем готовиться к пиру. Утром я покажу Вам Писание.
Глава пятая
Корабли галичан продолжали путь на юг. Хаттиму Сетийяну повезло с погодой еще меньше, чем тамурцам. Безжалостный ливень со снегом, под которым южане покидали Высокую Крепость, не прекращался несколько дней. Лишь стараниями капитана судно правителя ни разу не попало в шторм. Они то и дело заходили в безопасные гавани. Но, по правде говоря, причина крылась в другом. Капитан опасался, что у его господина опять появится повод проявить свой крайне дурной характер.
Однако мокрый снег, который валил в верховьях Идре, постепенно сменился дождем и наконец прекратился, и теперь о непогоде напоминала лишь свинцовая полоска над северным горизонтом. Холодное зимнее солнце рассыпало по воде ослепительные блики, лазурь неба отливала металлическим блеском. По мере продвижения к югу воздух не становился теплее, с деревьев по берегам уже облетели последние листья. Однако жестокая армия зимы еще не успела нанести удар по южным землям.
Тем не менее Хаттим страдал от холода. Этот холод, скопившийся внутри, отравлял радость предстоящего возвращения и заставлял отгораживаться от спутников.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
