Пейдж могла представить себе ход ее мыслей. Очень мягко она спросила ее.
– Изменилось ли хоть как-нибудь отношение Питера к тебе?
Энджи бросила в ее сторону озабоченный взгляд.
– Только не в постели, нет. В наших отношениях преобладала не физическая близость. У нас никогда не было времени, то есть у меня никогда не было времени, – поправилась она. – Мы редко, сказать по правде, занимались любовью, но, когда до этого доходило, нам было хорошо, да и продолжает быть, по крайней мере мне. И мне казалось, что ему тоже было хорошо со мной. – Она крепко зажмурила глаза. – Мне казалось, что главное не количество, а качество. И вот теперь чувствую себя как дура.
– Ты не дура.
– Нет, послушай, ты можешь себе представить, что он занимался любовью со мной, а думал о ней?
– Возможно, что ничего подобного не было.
– Подумать только – восемь лет! И как я могла не заметить?
– Если ты не заметила с самого начала, то потом тем более сложно. За восемь лет все, чем бы он ни занимался, стало нормой, привычной рутиной. Так что вряд ли ты могла заметить что-нибудь из ряда вот выходящее.
Энджи наградила подругу весьма суровым взглядом.
– Медицинский журнал из Новой Англии ничего подобного не описывал, так что пособия у меня под рукой не имелось.
Пейдж улыбнулась.
– Так что же ты сделала с ним после всего того, что он наговорил?
Глубоко вздохнув, Энджи положила локти на край стола и, как показалось Пейдж, несколько успокоилась.
– Я не прогнала его прочь, хотя уверена, что Мара посоветовала бы сделать именно так. «Разведись с ним, – сказала бы она. – Пусть он поймет, чего он на самом деле стоит. Уж если ему так нравится Нора Итон, пусть она стирает ему носки». Мара обожала Бена, но никогда не прощала неверность никому.
Пейдж снова улыбнулась. Анализ реакции Мары был дан абсолютно верный, поскольку за всей ее мягкостью скрывался твердый характер и она могла быть очень воинственной. – Но ты не учитываешь тот факт, что любишь его.
– Люблю, – подтвердила Энджи.
– А он тебе сказал, чего хочет сам? – Пейдж не смогла заставить себя произнести слово «расстаться», а тем более «развод».
– Он ушел из дома после нашей ссоры. Правда, он потом вернулся, но мы больше не разговаривали. Когда сегодня утром я вставала, чтобы идти на работу, он был еще в постели. – Она прижала дрожащую руку ко рту, затем схватила себя, сжимаясь, словно от холода, и умоляюще взглянула на Пейдж. – Что же мне делать? – прошептала она.
– Поговори с ним. Отправляйся домой сию же минуту и поговори.
Энджи отрицательно покачала головой.
– У нас здесь слишком много работы. – Она встала из-за стола и выразительно посмотрела в сторону двери. – Меня ждут пациенты.
– Меня они тоже ждут, но не кажется ли тебе, что сегодня можно позабыть об обязанностях? Речь идет о твоем муже, Энджи.
– Я знаю, но мне требуется время.
– Время – это роскошь. Из-за его нехватки мы потеряли Мару. Как часто я думаю о том, что уже нельзя повернуть стрелки часов назад, чтобы иметь возможность поговорить с ней. Поговори с мужем, Энджи.
Энджи остановилась, ухватившись за ручку двери и стоя спиной к Пейдж.
– Не знаю, что и сказать ему. Ты знаешь, насколько этот разговор меня смущает? Я редко теряю самообладание, но никогда в жизни я не ожидала ничего подобного от Бена. Я думала, он меня любит, я-то все еще его люблю. – Энджи задумчиво качнула головой. – Я просто не смогу смириться с мыслью о его измене. Возможно, он и прав. Может быть, я и в самом деле не давала ему того, что ему нужно.
– Так, значит, ты его оправдываешь?
– Нет, но я должна взять часть ответственности за случившееся на себя. Вот ты сказала Питеру – для того чтобы станцевать танго, нужны двое. Если один из партнеров не слушает музыку, то другому может захотеться его сменить.
– Энджи, ничто не может оправдать неверность.
– Я знаю. Но ведь речь идет о Бене. Мне нужно время, чтобы решить, как поступить дальше.
Пейдж наконец отпустила подругу, а затем и сама вернулась в кабинет и продолжила прием пациентов, но проблемы, с которыми столкнулась Энджи, не давали ей покоя до конца дня. Она сама чувствовала, как пошатнулась каменная стена, на которую она привыкла опираться. Брак Энджи всегда был для нее образцом, ярким примером того, каким вообще должны быть брачные отношения. В течение многих лет, задаваясь вопросом о том, каким должно быть настоящее замужество, она мечтала, что и в ее жизни она встретит человека, с которым создаст такую же счастливую семью, какая была у Энджи. Пейдж, как и она, считала, что семья и работа не должны исключать друг друга. В центре такой идеальной семьи должен быть муж, и, хотя Пейдж нравились мужчины другого типа, чем Бен, она наделяла своего воображаемого мужа постоянством, которым обладал Бен.
Неверность Бена разрушила идеал. В душе Пейдж затаилась боль. Боль приносили также размышления о судьбе Мары, поэтому она заехала домой, прежде чем отправиться в Маунт-Корт. Она пыталась уверить себя, что решила навестить свое жилище, чтобы узнать, как идут дела у Джилл, но на самом деле, когда она видела Сами, боль уходила. И неважно, что Сами не была родной дочерью Мары, что они даже не встретились. Для Пейдж маленькая индийская девочка казалась своеобразным продолжением Мары, ее частью, которую Мара оставила Пейдж.
Чувствуя необходимость ощущать эту связь, она отослала Джилл повидаться с подругами и взяла Сами с собой в Маунт-Корт. Менеджер команды с большим удовольствием согласился посидеть с девочкой, пока Пейдж бегала с командой, а потом Сами перекочевала снова на руки Пейдж, когда девочки приступили к серии спринтерских забегов. Когда тренировка закончилась, она пристегнула Сами к легкой прогулочной коляске и пошла назад пешком, решив прогуляться, воспользовавшись чудесным сентябрьским вечером.
Она побрела по дороге школьного городка, прошла мимо здания, где располагались учебные классы, миновала здание изостудии и библиотеку. Она прошла мимо административного корпуса, никуда особенно не спеша и болтая по пути со школьниками, которые останавливались, чтобы взглянуть на Сами или показать ей местные достопримечательности. К тому времени, когда она дошла до общежития, ее слух уловил звук работающего бульдозера, и она направилась на этот звук.
Девочки уже рассказывали ей о новостройке, которую задумал директор, но лучше один раз увидеть все своими глазами. Строение стояло почти целиком закрытое лесами, и его можно было бы назвать красивым, если бы не огромная дыра, которая красовалась в самом центре и которую бульдозер продолжал расширять. Вся эта суматоха происходила сразу же за последним зданием общежития. Учащиеся обоего пола, одетые в джинсы и сверкающие строительные каски, стояли вокруг и ощущали такую же беспомощность, как Пейдж. За спинами учеников стоял, напряженно глядя на происходящее сквозь зеркальные солнцезащитные очки Ноа Перрини собственной персоной. Он совсем не выглядел беспомощным, что подтверждала напряженная линия его развитой нижней челюсти и весьма целеустремленный вид.
