Сам Алька, может, и не догадался бы утром нарвать цветов. А Елена Сергеевна, как только разбудила его, сразу сказала:
— Я пока собираюсь, ты о букете подумай. Ты же лучше знаешь, какие цветы любит тетя.
Фруктовых деревьев в их саду было маловато — это Петр точно заметил, зато цветов — на любой вкус. Алька быстренько нарвал белых флоксов, синих петушков, посредине воткнул три розовых пиона. Букет получился что надо! Еще и травки добавил, будто сиреневый дымок цветы окутал. Красиво. Тете понравится.
Оказалось, что о цветах позаботился не один только Алька. Почти у всех встречавших в руках были букеты. Алька ревниво оглядывал чужие цветы и решил, что его букет, может, и не такой пышный, как у других, но все равно самый красивый. Главное, дымок. Никто не догадался так сделать. А он догадался.
По радио объявили о прибытии ленинградского поезда, и тотчас в том месте, где выгнутые дугой рельсы сходились в одной точке, появился серый растущий комочек. Вот зеленая змейка вагонов приблизилась, встречающие подались ближе к перрону. Плохо, что тетя не указала вагона. Как ее встречать, где? Алька забрался повыше, на изгородь, и внимательно вглядывался в окна катившихся мимо вагонов. И увидел! Тетя Кира стояла у окна и тоже всматривалась в мелькавших людей. Алька едва не свалился с изгороди. И рукой махал, и букетом. Не напрасно махал. Тетя Кира вдруг в радостной улыбке показала все свои белые зубы.
— Тетьлен, она там, там! — радостно закричал Алька. — В шестом вагоне! Я увидел ее!
А он еще сомневался: ехать ли встречать! Тетя Лена ни за что бы не увидела одна.
И вот уже Алька прижался к тете Кире, слышит запах ее духов, слышит ее дыхание, голос слышит и смех. Как же он соскучился! Будто и вспоминал не часто, но до чего же ему, оказывается, не хватало ее!
— А букет каков! — восхитилась тетя Кира. — Неужели сам подобрал?
— Полностью удостоверяю его авторство, — сказала Елена Сергеевна и обняла молодую женщину. — А мы уж, признаться, соскучились с Аликом. Ждем, ждем…
— В Ленинграде немного задержалась, — виновато сказала тетя Кира. — У своей подруги. Пять лет не виделись…
— Тетечка, — Алька вдруг обхватил ее за шею и сказал на ухо: — Петр уехал вчера, еще до телеграммы. — Сказал и в лицо смотрит.
— Я знаю, — улыбнулась она в ответ. А как улыбнулась — нё понять. — Ну, что же мы стоим?.. Алик, тебе сумка и зонт.
— Зонт! — возмутился Алька. — Я чемодан понесу!
И если бы попытались вырвать у него тяжелый чемодан — ничего бы не получилось…
В такси тетя Кира уронила на колени руки.
— Уф! Устала! Набегалась! Насувенирилась! Впечатлений — до сих пор голова кругом!.. А что у вас? Елена Сергеевна, вы, наверное, измучились, столько хлопот вам доставила. Алик — это же атомный двигатель! Я представляю…
— Напротив, Кирочка, мне с Аликом было легко. Мы с ним подружились. Алик, как ты считаешь?
Алька сидевший рядом с шофером, на секунду обернулся:
— Ага, сдружились. — Больше он ничего не стал пояснять, снова все внимание — на руль, спидометр, рычаг переключения скоростей…
Дома завтракали не на кухне, а в гостиной, за большим парадным столом с белой скатертью, сервизными тарелками и чашками. Говорили, смеялись, тетя Кира расхваливала бесподобные пирожки (и правда, в ГДР таких вкусных не подавали). Потом она стала распаковывать свертки, доставать сувениры и всякие покупки. По сравнению с ручкой, которую он сейчас получил, его прежняя, трехцветная, и в подметки этой не годилась. Десять цветов! Да какие яркие! Тетиным щекам изрядно досталось за каждый цвет по одному поцелую.
— А это — вам, Елена Сергеевна. — Тетя Кира подала ей белую кружевную шаль. — В самом Лейпциге купила!
— Бог мой! — сказала Елена Сергеевна. — Такая вещь молодой.
— Тетьлен! — закричал Алька. — А вы молодая!
— Алик, держи пять! — Тетя Кира пожала ему руку. — Совершенно с тобой согласна.
Рассмотрев все сувениры, Алька вышел во двор — колдовать у своей кадушки. Тетя приехала — хорошо, а рыбкам до этого — ноль внимания, все равно есть хотят.
Женщины остались одни. И сразу как-то запечалились, притихли.
— Что пишет Вадим? — спросила Кира.
— Приедет скоро. — Елена Сергеевна помолчала немного и добавила: — Очень хочет видеть вас.
— Елена Сергеевна, дорогая, я бесконечно благодарна вам за все, но вы же понимаете, я ничего не могу обещать. То, как раньше было, меня ничуть не устраивает… И вообще, разбитый кувшин… Разве можно склеить?
— Я вас, Кира, понимаю. Ну, повидайтесь, поговорите. Попробуйте разобраться. Возможно, и удастся склеить… В технике, — она улыбнулась, — это сейчас решается куда проще. Такие синтетические клеи изобрели, что в другом месте скорее разобьется, но только не на старом.
— В технике… — печально вздохнула Кира.
— А вы знаете, — неожиданно сказала Елена Сергеевна, — я тут без вас познакомилась со Шмаковым.
— Претендент на мою руку. — Кира слабо усмехнулась.
— Это, я вам скажу, характер! Крышу починил. Деньги взять отказался. «По-родственному, говорит, откликнулся. Кира Павловна — моя невеста».
— Да-а, — задумчиво проговорила Кира. — У таких людей это серьезно. Прочно и основательно. Мне даже страшно порой. Я боялась с ним встретиться сейчас. Потому и задержалась в Ленинграде. Иногда мне кажется, что он на меня смотрит, как на будущую собственность, вроде автомашины, которую можно запереть в гараж… Ах, не хочу об этом. Все очень не просто. Скажите лучше: Алик в самом деле не очень мучил вас?
— Что вы! Алик — прекрасный парень. Но… кое-какие сложности намечаются. — Елена Сергеевна подошла к пианино, взяла серого пуделя, как и прежде повязанного бантом, и потрясла его. — Слышите?
— Не понимаю.
— Копилка. Алик собирает деньги. Копит…
День 133-й
Не ожидал Алька, что Толик Белявкин будет так долго выдерживать свой характер. Сердится на что-то, словно не замечает Альки, не разговаривает. В субботу Алька вышел на площадку, три дня в футбол не играл — соскучился. Ноги будто сами просились в жаркую схватку, где в пыли, среди кочек и проплешин выбитой травы, с таким трудом добывался каждый пас, каждый удар по воротам. Алька надел кеды, помчался на площадку, но там было тихо, никто не бегал, не кричал.
Красив и крепок был Мишкин венгерский мяч, да и тот вышел. Желтая покрышка вся в царапинах, уже не блестит. А сейчас и вовсе мяч лежал возле штанги, сморщенный, обмякший: камера порвалась, не выдержала бешеных ударов футболистов, да и гвоздь еще помог.
Ребята сидели на бревнышке, вели умную беседу. В основном Толик говорил.
— Ты вот смотри, — Толик держал на ладони листок с какой-то радиосхемой и водил по ней спичкой. Тигра — с кожаными перчатками на коленях — внимательно слушал. — Катушка связи, она вот здесь, на ферритовом стержне, передает энергию принятого сигнала на вход усилителя высокой частоты…
Алька стоял на виду, прислонившись к штанге. Его познания в радиотехнике были совсем скудные, так что пополнить их никогда не помешает. Но больше, чем услышать мудреные вещи насчет катушек связи, диодов, сопротивлений, какой-то индуктивности, больше этого ему хотелось, чтобы Толик обратил на него внимание, кивнул или даже улыбнулся по-дружески, как раньше. Сколько можно быть в «состоянии холодной войны», как недавно выразился в телевизионной передаче обозреватель «Правды» Юрий Жуков? Ну, подулся, и довольно. Что теперь — извиняться перед ним, что ли? Было бы хоть за что!
Алька стоял, подпирая штангу, а Толик всё водил по схеме спичкой и, хотя он уже заметил, что Алька тут и тоже слушает, но специально на него не посмотрел, не улыбнулся. Тогда Алька решил напомнить о себе. То ли сказал, то ли спросил наобум:
— Диод — это что, для короткого диапазона?
Наверное, глупость сказал. В общем, он и не заботился о том, чтобы выдать что-то дельное. Сказал для того, чтобы привлечь внимание, вызвать на разговор. А Толик лишь глазом покосил в его сторону. Даже и ответить не пожелал на его провокационный вопрос. Продолжал объяснять схему.
Алька обиделся. Не хочет! Может, еще и презирает? И не надо. Сунув руки в карманы и насвистывая, он пошел к дому. В футбол все равно не играют, а стоять и делать умный вид, будто ему страшно интересно все это слушать, — извините! У него другое хобби.
И все же было отчего-то грустно. Всегда дружили, разговаривали, а тут словно черная кошка пробежала между ними.
Дома Алька открыл шкаф, достал глобус Луны. Долго читал непривычные названия гор, кратеров, морей, долин… Надо же, в шесть часов утра встал, сто тридцать семь объектов надписал!
Алька положил глобус на место. Любопытно, конечно. Только кому он нужен? Так, сувенир. Вот эта вещица посущественней. Он поднял лохматого пуделя, щелкнул его по носу:
