Неожиданно, за полчаса до начала торжества, раздается телефонный звонок – Президент, несмотря на запрет врачей, собирается к нам. Увы, но звонить Черномырдину и приглашать его было уже неприлично поздно. Еще накануне я радовался, что на мероприятии без Президента и премьера обстановка будет непринужденная – почти все гости равны по служебному положению, что, несомненно, создаст свободную дружескую атмосферу. А если бы я пригласил Черномырдина, зная, что Ельцин не придет, то таким поступком расстроил бы Бориса Николаевича – он ревнивый и мог подумать, что я уже, как Илюшин, «переключился» на Виктора Степановича.
Президент прибыл и выглядел бедной Золушкой на пышном балу. Гости были разодеты в смокинги теплых тонов, модные костюмы, а шефу надели серенькую рубашку без галстука и такой же блеклый костюм. Мысль о том, как сильно изменился наш Президент, посетила, похоже, всех гостей.
Он пил безалкогольное пиво вместо шампанского, произнес прекрасный тост в честь юбиляров, потом просидел молча почти полтора часа и «по-английски» убыл. Напряженность мгновенно исчезла.
Едва ли не на следующий день я узнал – Черномырдин сильно обиделся. Он мне потом свою обиду высказал, а я честно объяснил ситуацию.
Последний раз в прежнем статусе я разговаривал с Виктором Степановичем в день моей отставки. Осенью 96-го я случайно увидел премьера на хоккейном матче во Дворце спорта ЦСКА. Играла сборная России со сборной Финляндии. Меня тоже пригласили, но я пришел с опозданием, когда все зрители уже расселись по местам. Окружение Черномырдина меня заметило: помощники показывали в мою сторону пальцем, чтобы Виктор Степанович побыстрее отыскал меня глазами.
Потом мне рассказали, что во время перерыва премьер ушел в комнату отдыха, выпил одну за другой четыре рюмки водки и философски заметил:
– Да, мы с Сашей нехорошо обошлись, я обязательно должен его к себе вызвать и переговорить.
На трибуну он после этого так и не вышел. А позже мы стали коллегами и многократно встречались в здании Государственной думы и даже приватно, у него в кабинете.
«Голубая» команда
В пресс-секретари Вячеслав Костиков попал по рекомендации Полторанина. Было время, когда Михаил Никифорович имел влияние на шефа, которое выражалось в протекционистских кадровых назначениях в президентскую команду.
В свое время, в 1986 году, Ельцин, тогда первый секретарь МГК КПСС, назначил Полторанина главным редактором «Московской правды». И газета преобразилась: стала самой читаемой в Москве и даже за ее пределами. Она отличалась от других изданий своей остротой и правдивостью. Борис Николаевич тогда часто принимал Полторанина, был очень доволен его работой. Отсюда корни авторитета Михаила Никифоровича в глазах Ельцина.
Так вот про Костикова Полторанин сказал, что он независимый, дерзкий, профессиональный журналист. Как раз такой Президенту и требовался. До него был Павел Вощанов, а еще ранее бывший спецкорреспондент «Правды» в Алма-Ате Валентина Ланцева, сама себя называвшая пресс-секретарем ЕБН еще в бытность Ельцина депутатом Верховного Совета СССР. Ее несколько провинциальный характер и манеры на первом этапе даже нравились Борису Николаевичу – эдакий женский вариант Полторанина – от земли, из гущи народа. Но вскоре возникла потребность в ином, столичном имидже. Ему куда более соответствовал обозреватель «Комсомольской правды» Павел Вощанов. Но, пообвыкнув, понабрав придворного опыта, связей, пресс-секретарь-перестройщик стал нередко оспаривать те или иные мнения шефа. Умный, хотя и слишком язвительный, злой. Впрочем, некоторые считают это его качество неизбежным следствием хронического гастрита. Не сложились у него отношения и с Илюшиным. В результате он сам неожиданно для всех написал заявление об уходе (Ельцин его никогда не выгонял). А его газетно-язвенная болезнь особенно обострилась в период, когда он намеревался стать депутатом Госдумы. В частности, он очень гневно и необоснованно нападал на Службу безопасности Президента (называл фантастическую численность, наличие авиации, бронетехники), хотя ничего плохого та ему не сделала, скорее, даже наоборот, всегда поддерживала.
Было много претендентов на освободившуюся должность, каждый помощник Президента пытался впихнуть «своего». Тут, кстати, что называется, на ровном месте я заимел еще одного врага. На это, оказывается «хлебное», место нацелился главный редактор «Московского комсомольца» Павел Николаевич Гусев. Если бы он или еще кто-то мне сказали об этом, я, может быть, и смог бы посодействовать земляку – вожаку краснопресненского комсомола, видному демократу. Ведь Костикова-то вообще никто не знал. А тут с меня взятки гладки. И странно мне было читать в каком-то журнале с названием типа «Лица», «Профили», «Анфасы» (или в их приложениях «Подбородки», «Уши», «Челюсти»… – в общем, что-то такое…) интервью Гусева. Оно было в основном посвящено африканской охотничьей экзотике газетного магната, но содержало и утверждение, что он всю жизнь ненавидел Коржакова, но когда меня уволили, то не поимел радости, а почувствовал страшное облегчение…
И по сей день объяснить это ничем иным, кроме специфики помещения, где его эта весть, возможно, застала, не могу.
Что ж, судьба благоволила Костикову. После назначения он сразу пришел ко мне:
– Александр Васильевич, я решил сначала прийти к вам. Много слышал про вас, хотел познакомиться лично и, вообще, побольше узнать про Президента. Какие к нему подходы? Может, дадите мне полезные советы, как надо работать в Кремле. Все-таки я уже третий по счету пресс-секретарь. У прежних коллег наверняка были ошибки. Подскажите – какие.
Мы проговорили больше часа. Я всегда рад помочь человеку, если он искренне об этой помощи просит:
– Вячеслав Васильевич, главная ошибка твоих предшественников в том, что они не могли напрямую выходить на Президента. Они обязательно «ложились» под кого-то (конечно, известно под кого) из помощников. Начинался конфликт. Поэтому ты должен заранее договориться с Ельциным о непосредственном контакте. Ты должен иметь право позвонить ему в случае необходимости в любой момент, несмотря на совещания, другие встречи. Правду Президенту говори всегда, но учти – он ее не всегда любит. Поэтому если почувствуешь, что глаза у шефа темнеют, то лучше попридержи информацию, оставь на следующий раз. А при нормальном настроении обязательно вернись к прерванной теме. Помни: у тебя совершенно самостоятельная служба, поэтому ты не должен подчиняться ни Коржакову, ни Илюшину, ни еще кому-нибудь, кроме Президента. Если сумеешь мои советы применить на практике, будешь хорошим пресс-секретарем.
Вдобавок я рассказал Вячеславу о некоторых психологических моментах поведения Ельцина. Объяснил, как надо вести себя в приемной Бориса Николаевича. Всегда стоит поинтересоваться, как настроение у шефа, можно идти к нему с серьезным вопросом или не стоит.
Спустя пару дней после назначения Костиков попал в полную зависимость от Илюшина. Тот на него цыкнул:
– Попробуй только нос сунуть к шефу без меня. Ты в ранге помощника, а я главный помощник. Без меня ноги твоей не должно быть в кабинете Президента и тем более никаких телефонных звонков.
Вячеслав, правда, все-таки попытался сделать пару самостоятельных телодвижений, но Илюшин их моментально пресек.
Если многие полагали, будто Костиков пришел в Кремль действительно поработать пресс-секретарем, то я очень быстро понял, что в президентской команде появился эдакий курортный массовик-затейник. Дерзость, независимость, принципиальность Вячеслава Васильевича, о которых столько рассказывал Полторанин, так и не были обнаружены. Президенту хватало косого взгляда, и Костиков втягивал голову в плечи. Все помощники окрестили его «шутом гороховым» и постоянно подтрунивали над безвольным коллегой.
Костиков расширил аппарат пресс-службы. В основном за счет представителей сексуальных меньшинств. За это команду пресс-секретаря стали звать «голубой».
Одного такого «представителя» пришлось в буквальном смысле спасать от смерти, тщательно скрывая от журналистов причину недомогания. Сотрудника президентской, пресс-службы доставили в больницу в тяжелом состоянии. Нашли его рано утром около своего дома. Кто-то переломал парню едва ли не все косточки, а затем выкинул из окна. Выяснилось, что у этого, тоже, наверное, «талантливого и дерзкого», журналиста проходили на квартире гомосексуальные оргии. Во время одной из них «бедолагу», по его просьбе, связали и стали истязать – для полного, как оказалось, сексуального удовлетворения. А потом выбросили с третьего этажа. Сотрудник пресс-службы едва остался жив. Его допросили, и он сам во всем признался (кстати, после моего увольнения этого гомосексуального маньяка вновь приняли на работу в пресс-службу Администрации Президента Ельцина, и даже с повышением в должности).
