Когда руоповцы уехали, преследуемый впал в панику. В отчаянии он рискнул использовать свое «секретное оружие», своего «Трианона», – позвонил Евгению Вадимовичу Савостьянову, который в ту пору возглавлял управление ФСК по Москве и Московской области.
– Женя, выручай, за мной бандюки какие-то увязались. Приехали менты по моему вызову, ничего с ними не сделали, умотали. Надежда только на тебя! – кричал слюнями в трубку Гусинский.
Его слова я привожу дословно, убрав только ненормативную, сугубо банкирскую лексику. Они взяты из радиоперехвата разговора.
Женя, как верный, хорошо прикормленный пес, выслал хозяину на помощь группу захвата из Московской ФСК. Но случилась накладка – смену, заступившую на дежурство, Савостьянов отчего-то не решился послать на «операцию», а отправил тех, кто уже отработал сутки. Парни эти перед уходом домой «расслабились» и приехали на разборку подшофе. Вместо того чтобы спросить у «бандюков» документы, начали стрелять. Сделали несколько пробоин в машине. Одна пуля попала в сотрудника Службы безопасности Президента капитана С. Никитина и пробила ему новую кожаную куртку. Он попытался выйти из машины, но получил рукояткой пистолета по темечку – нанесенная травма была зафиксирована в медицинском освидетельствовании. И вдруг кто-то из группы нападавших узнал коллегу, с которым работал прежде. Если бы этого не произошло, инцидент мог бы закончиться трагически – стрельбой на поражение.
Во время этого неожиданного столкновения я находился на мероприятии в Большом Кремлевском дворце. Мне доложили о стрельбе, о звонке Савостьянову. Я рассказал о случившемся Ельцину.
– Немедленно подготовить указ о снятии Савостьянова с должности, – приказал Президент и с раздражением добавил: – Не в тот огород борода козлиная полезла.
Минут через тридцать документ уже был подписан.
Я вызвал начальника Центра специального назначения контр-адмирала Геннадия Ивановича Захарова и велел ему лично поехать к мэрии, проверить машины Гусинского, обратив особое внимание на броневик. Тот взял с собой небольшую – 10 человек – группу бойцов своего спецназа. Они заблокировали проходы в здание и обыскали лимузины Гусинского. К сожалению, броневик «Форд» успел удрать. Захаров на своем «рафике» просто не в состоянии был за ним поспеть. Зато в остальных автомобилях обнаружили незарегистрированные пистолет Макарова и три помповых ружья, а также фальшивые удостоверения сотрудников милиции (ГУВД), незарегистрированные радиостанции, настроенные на милицейскую волну, сканирующие устройства, позволяющие вести радиоперехват.
Водитель бронированного «Мерседеса» Гусинского заперся в машине. На предложение выйти ответил категорическим отказом. Ему положили на крышу гранату, и он выскочил как ошпаренный. Хотя граната была безопасной – в нее даже не вставили запал.
Охранники «Гуся» действительно больше часа пролежали животами и лицами на снегу. Но лишь по одной причине – московское милицейское начальство не решалось доставить их за незаконное хранение оружия и поддельные документы в отделение. Пришлось звонить министру внутренних дел. И только по личному указанию генерала армии Ерина прислали, наконец, группу из МВД для оформления задержанных лиц.
Все это случилось в пятницу. А в субботу Борису Николаевичу в Барвиху позвонили помощники Сатаров и Батурин. Президент не хотел с ними разговаривать – не выносил наглых звонков в выходной день. Он только вышел из кинозала, пребывал в хорошем настроении, а тут адъютант сообщил о настойчивых телефонных звонках помощников.
– Ну что там еще? – вздохнул Ельцин и взял трубку.
Сатаров суматошно объяснил, что Коржаков самовольно устроил провокацию, из-за которой сейчас все банкиры России в срочном порядке пакуют чемоданы, а деньги переводят за рубеж. Президенту необходимо выступить с обращением, чтобы остановить панику.
Никакого обращения Ельцин делать не хотел, но и признаться в истинных мотивах инцидента тоже не мог.
– Ну ладно, пишите, что хотите, – зевая, ответил шеф Сатарову и пошел отдыхать.
Успешно удалось упаковать чемоданы только Гусинскому. Он, единственный из российских банкиров, отбыл в добровольную ссылку на пять месяцев в Лондон, а Березовский почувствовал себя победителем.
Рассказами Березовского про всемогущего Гусинского я был несколько заинтригован. И даже мысленно представлял Владимира Александровича эдаким Шварценеггером: высоким, сильным мужчиной, с властным выражением лица и проницательным взглядом. Но в жизни все оказалось проще и примитивнее.
Я впервые увидел Гусинского в Кремле. Как-то, уже после «инцидента», Ельцин задумал пригласить на встречу банкиров, чтобы по их рассказам оценить ситуацию в экономике, поговорить о перспективах развития финансового рынка. Заранее просмотрев список приглашенных, я удивился: наряду с руководителями крупных банков на встречу позвали представителей слабых, неустойчивых. На всякий случай я поинтересовался у помощника Президента Лившица:
– Александр Яковлевич! По какому принципу отбирали финансистов?
Как выяснилось, Лившиц этим не занимался, а готовый список банкиров ему принес Гайдар. Он же включил туда и Гусинского.
Интуиция подсказывала, что там что-то затевается. Его явно пригласили не просто так – минуло всего полгода после прогулки по «Мосту» и лондонских «каникул». Очевидно, кто-то захотел извлечь «дивиденды» из мероприятия.
Минут за пятнадцать до встречи я зашел посмотреть, как складывается ситуация. Корреспондентов в зал еще не пустили, но телевизионные камеры уже расставили – они были нацелены на президентское кресло. Я обошел стол и взглянул на таблички: кого из банкиров разместили рядом с Борисом Николаевичем? Справа от президентского места стояла визитка… Владимира Александровича Гусинского. Поскольку рассаживать гостей могли только два человека – Илюшин и Шевченко, я подозвал обоих.
Когда ко мне подошел Виктор Васильевич, я молча указал ему на фамилию Гусинского. Лицо первого помощника вытянулось от изумления. Он как-то сразу сник, руки нервно задергались. Илюшин запричитал:
– Саша, Саша, я, честное слово, не понимаю, как это произошло.
Я, зная, что Илюшин живет с Гусинским на одной лестничной площадке, слегка съязвил: «Ну как не порадеть соседушке-то». А затем предложил устранить допущенную оплошность.
– Мы руководствовались только одним – чтобы Борис Николаевич, не дай бог, не встретился глазами с Гусинским, – продолжал оправдываться первый помощник.
Но переубедить меня уже было невозможно – эту встречу организовали только для того, чтобы всем в России и за рубежом показать: Ельцин и Гусинский отнюдь не враги, они на важных встречах сидят рядышком. Табличку с фамилией Гусинского я переставил в другое место – туда, где физиономию «опального» банкира ни одна телекамера не смогла бы ухватить. Встреча началась. Борис Николаевич прочитал речь по бумажке. Все камеры его снимали, банкиры что-то записывали в блокнотах. Один Владимир Александрович ничего не писал, а лишь судорожно постукивал пальцами по столу. И я обратил внимание на его пальчики – почти детские, коротенькие, с маникюром. Мужскими такие руки никак не назовешь. Явно, что тяжелее бумажника ничего не поднимали.
На этот раз план «примирения» с Президентом провалился.
Спустя два года, в Давосе, Березовский помирился с Гусинским. Закончив войну с владельцем телеканала НТВ, Борис Абрамыч почувствовал себя гораздо увереннее.
…За несколько месяцев до выборов, когда результаты еще были малопредсказуемы, Березовский как-то произнес назидательный монолог перед Барсуковым:
– Если вы не понимаете, что мы пришли к власти, то мы вас просто уберем. Вам придется служить нашим деньгам, капиталу.
СМИ тогда меня очень сильно обливали грязью за то, что я выступил за перенос выборов. Повторяю – за перенос, то есть отсрочку, но не отмену, что мне пытались приклеить Филатов, Чубайс и другие. Причин было несколько: и больной основной кандидат, и угроза возникновения столкновений, подобных октябрьским событиям 1993 года, которые могли перерасти в гражданскую войну в стране, набитой ядерными зарядами. Я тогда уже представлял, сколько будут стоить для народа пресловутые выборы. Даже по скромным оценкам независимых экспертов, а я уверен, что эта цифра занижена, на выборах было украдено и потрачено 2 миллиарда долларов (американцы называют цифру в 10 миллиардов), и это при том, что люди месяцами не получали зарплат и пенсий.
Но было и другое. Коммунистическая (главная) оппозиция была не против отсрочки – об этом свидетельствуют мои длительные переговоры с В.И. Зоркальцевым, тогда третьим человеком в партии. Спикер Совета Федерации В.Ф. Шумейко был «за», а это означало, что такое же мнение имели многие губернаторы. B.C. Черномырдин был «за» – в первом издании я привожу почти дословно его аргументы в пользу переноса. Депутаты Государственной думы в большинстве были «за», так как за два года они успели только немного привыкнуть к своим новым кабинетам и креслам, впопыхах сколотить несколько законов да объявить амнистию хасбулатовым, руцким и др. Главным и, наверное, единственным аргументом против отсрочки выборов была нелегитимность этого решения. Но я убеждал Ельцина, что можно снова собрать конституционное совещание и на нем внести соответствующие изменения в Конституцию. Угрозам демократической прессы международными осложнениями я не верил. Считал, что мир даже с «помощью» CNN достаточно равнодушно «перенес» так называемый расстрел парламента. Более того, Запад даже поддержал эту «демократическую жесткость» российского Президента. Поэтому можно было серьезно полагать, что перенос выборов и продление на два года полномочий «лояльного» Ельцина он бы даже приветствовал. Уверен, что это решение спокойно восприняло бы и большинство граждан России. Нужна была просто нормальная пропагандистская кампания о нецелесообразности проведения выборов, т.к. деньги на них можно было взять только из государственной казны, а значит, нечем будет потом расплачиваться с врачами, учителями, шахтерами, пенсионерами. Такое решение Президента, я уверен, даже повысило бы его давно упавший рейтинг.
