смерть… Другие предлагают — втащить в город и поставить на главной площади перед храмом. Тогда — есть надежда! Трюк с конем — выдумка Одиссея.
А троянцы продолжают спорить.
— Не верьте данайцам, дары приносящим! — убеждает своих сограждан Лаокоон — жрец Аполлона. — Бросить в море надо коня!..
Все больше голосов присоединяется к голосу Лаокоона. Все меньше остается надежды у Одиссея… И тут вдруг из моря выплывают два огромных зубастых змея с красными гребнями на головах, обвиваются вокруг Лаокоона и двух его сыновей, душат в кольцах, загрызают насмерть… Потрясенные смотрят троянцы, как уползают совершившие свое дело змеи, подосланные Афиной… Теперь все убеждены — коня надо перетащить к подножью храма…
Приближается полночь… На главной площади Трои стоит огромный деревянный конь. Вокруг валяются перепившиеся на радостях защитники города… В полной тишине раздается негромкий шорох. Это открывается потайной люк в брюхе коня. Одиссей с товарищами выходят наружу. Крадутся к воротам, умерщвляют стражу. Открывают ворота…
Огромный костер озаряет ночь. Это условный сигнал кораблям, которые укрылись за ближайшим островом. Возвращаются к берегу корабли. Мчатся к Трое ахейцы на помощь Одиссею, который ведет бой у открытых ворот… Теперь — все!.. Резня… Грабеж… Рушатся охваченные пожаром здания… Рушится дворец Приама… Победители приканчивают мужчин. Женщин и детей забирают в плен.
По залитой кровью, освещенной пожаром улице Менелай ведет к своему кораблю Елену. Он по-прежнему любит ее — так велит Афродита… А до войны с персами еще 800 лет.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,
которая возвращает нас в пятый век до нашей эры и знакомит с древними греками. После небольшой лекции события начинают раскручиваться с кинематографической быстротой
Два человека в коротких синих хитонах стояли на носу корабля, рядом с нами. Старший из них — атлетического телосложения мужчина, лет сорока на вид, с проседью в черных вьющихся волосах и золотой серьгой в мочке правого уха, тревожно следил за суетой кружащих над морем чаек. Из-под его легкого, накинутого поверх хитона шерстяного плаща, виднелась рукоять заткнутой за пояс плети… Другой был почти юноша, с бронзовым от загара еще безусым и безбородым лицом. На поясе у него висел короткий широкий меч. Положив на борт обнаженные до плеч руки, он беззаботно наблюдал за играющими в волнах дельфинами…
— Отвлекись, Атрид! — Старший тронул юношу за плечо. В его голосе звучала тревога. — С того дня, как «Геракл» покинул гавань Милета, чайки впервые прилетели к нам с левой стороны. Они появились слева, и я не вижу ни одной, которая перелетела бы на правую сторону… Это дурное предзнаменование!
— Слева идет сардина, — спокойно возразил юноша. — Видишь, дельфины тоже охотятся.
— Вижу… Но почему боги сделали так, что сардина идет слева, а не справа от нас?
— Мы слишком близко от берега. Если бы рыба шла так, как ты говоришь, отец, дельфины загнали бы весь косяк в бухту.
— Пожалуй, ты прав, Атрид. Но когда ты повидаешь с мое и сам станешь кормчим, ты поймешь: всему можно найти объяснение… только не воле богов!.. Пожелай боги иное, этот косяк мог бы пройти здесь в другое время. Раньше или позже нас… Взгляни!.. Нам не избежать несчастья!..
Прямо перед носом «Геракла» на волнах покачивался мертвый дельфин.
— Мистика! — Каген пожал плечами. — Если так рассуждать, все на свете — какая-нибудь «дурная примета»!
— Особенно, если для тревоги есть и другие, должно быть, более веские основания, — задумчиво сказал Александр Петрович, взглянув на таймер. — Во всяком случае, мы знаем теперь, что находимся на древне-греческом корабле, который идет из Милета… А беспокойство кормчего нетрудно понять… «Геракл» непозволительно перегружен!
А. П. указал на палубу, на которой теснились утомленные долгим плаванием пассажиры — мужчины, женщины, дети… Сквозь большое квадратное отверстие в средней части палубного настила мы видели, что и под ним, внутри корабля, тоже находились люди и грузы… Можно было не сомневаться: если бы нам пришлось просить кормчего взять нас на борт, он бы наверняка отказал. Хорошо, что мы не занимали никакого места и могли проходить там, где никто другой не прошел бы!
Свежий морской ветер, надувающий огромный, похожий на крыло четырехугольный парус «Геракла», приятно обдувал наши тела. Мельчайшая водяная пыль, взлетающая из-под носа быстро бегущего корабля, холодила нам лица и руки. И хотя кожа на них по-прежнему оставалась сухой, мы почувствовали некоторое облегчение. Нкале очнулась от обморока. Лицо ученого оживилось… Стало быть, наш час еще не пробил! Отсрочка давала нам возможность осмотреться, пройтись по палубе, прислушаться к разговорам…
Но начинать надо было с другого. Мы ведь ничего, ну абсолютно ни крошечки не знали о Древней Греции!
— Я буду краток, — сказал Александр Петрович.
— Максимально, — сказал Каген.
— Перехожу к делу!.. Если вы думаете, что Древняя Греция — какое-то одно единое государство, вы ошибаетесь! Древняя Греция — это великое множество крохотных, очень дорожащих своей независимостью государств, каждое из которых состоит обычно всего только из одного города и прилежащих к нему селений. Назову главнейшие… В южной части Европы — на Балканском полуострове — это Афины и Спарта… Среди островов, образующих архипелаг между Балканами и Малой Азией, крупнейший из них — Крит. Более тысячи лет назад, находясь в Вавилоне, мы познакомились с одним из тогдашних жителей этого острова — критянином Анхиалом, помните?
Еще бы!.. Разве мы могли забыть Кузнечика и Анхиала!..
— А Милет? — напомнила Нкале. — Где это?
— Милет, — сказал Александр Петрович, — один из главнейших городов-государств на западном берегу Малоазийского полуострова. Говорят, что именно в этом городе жил и создал свои бессмертные поэмы величайший поэт древности слепец Гомер… — Академиков на секунду задумался, затем продолжал: — В понятие древней Греции входят также многочисленные, совершенно самостоятельные города-колонии, основанные греческими переселенцами вдоль всех южных берегов Европы и по всему Черноморскому побережью, включая Крым и Кавказ… Я думаю, что как раз в одну из таких колоний и направляются сейчас наши спутники…
Нкале открыла рот, чтобы что-то спросить, но Академиков остановил ее.
— Все древние греки, — продолжал он, — где бы они не жили, называют себя эллинами. Они говорят на одном языке, давно уже владеют настоящей буквенной
