Снаружи было дико холодно.
Я сунул палец в ухо, чтобы не было слышно шума, и прислонился спиной к чему-то холодному.
— Что ты имеешь в виду? — переспросил я. — Он за вами наблюдает? Где?
Голос Мишель дрожал:
— Мы в «Теско», в примерочной. Эш, он прямо снаружи!
— Ты уверена?
— Конечно, уверена, черт возьми! — Стук, какой-то хруст, пауза, и Мишель снова заговорила: — Он наблюдает за примерочными комнатами. Что мне делать? Кети со мной, мы хотим найти что-нибудь красивое для ее вечеринки на день рождения, а Итан стоит и ждет нас!
Твою-то мать!
— О’кей. В примерочных есть продавец? Скажи, чтобы позвали службу безопасности.
Молчание. С темного неба падал снег, сияя в огнях уличных фонарей, тихий такой и густой.
— Эш, а что, если он придет к нам домой? Что, если…
— Я разберусь с этим. Не беспокойся, я…
— Когда? Когда ты с этим разберешься? Сегодня вечером? — Голос становился выше, а слова произносились быстрее. — Можешь разобраться сегодня вечером?
— Я сказал, что разберусь. Завтра, скорее всего.
— Завтра? Ты знаешь, каким бывает Итан, если ок..
— Я в Шетлэнде, Мишель, я не могу три раза щелкнуть каблуками и как по волшебству…
— Ты в Шетлэнде? — Пауза. — Мне казалось, ты говорил, что вчера вечером Кети была с тобой!
Вот ведь черт.
— Да, но… Я утром улетел. Служебная командировка. — Молчание. — Слушай, мне нужно позвонить кое-куда. А ты тем временем скажи службе безопасности, что он следит за вами.
Снова молчание.
— Хорошо. — И разговор закончился.
Чертов Итан Бакстер.
Я покрутил список контактов.
Не попросить ли Хитрюгу Дейва нанести ему визит сломом подмышкой?.. Нет. Такое удовольствие только я могу себе позволить. Пролистнул еще несколько номеров и нашел того, кто мне нужен.
Гудки шли, шли и шли, и наконец записанный голос на другом конце линии произнес:
— Хай, это Тона. Оставьте сообщение. — Пиииии.
— Рона, это Эш. Слушай, ты не можешь оказать мне…
— Алло? — Какое-то шуршание и пощелкивание. — Алло? Шеф? — Голос слегка невнятный.
— Итан Бакстер. Не знаю, где он живет сейчас, но раньше он жил в доме по Лохвью-роуд. Преследует Мишель и Кети.
— Да, вот черт возьми, о'кей… Хотите, чтобы его задержали? Я возьму Норма, и мы устроим ему обзорный тур по лестницам участка.
Она это точно организует.
— Просто сделай так, чтобы кто-нибудь приглядывал за Мишель, изредка проезжал мимо дома, чтобы убедиться, что Бакстер хорошо себя ведет. Я разберусь с ним, когда вернусь из Шетлэнда.
— Круто. Я пойду с вами и…
— Не думаю, что это самая замечательная мысль, но…
— Шеф, нужно, чтобы кто-то прикрывал вам спину. Чтобы вы были в безопасности на тот случай, если какой-нибудь мелкий засранец захочет на вас нажаловаться или если расследование возбудят… Что-то типа этого.
Мимо, яростно работая дворниками ветрового стекла, прокатил «ренджровер». От света фар на фоне темноты снежинки становились ослепительно-белыми.
— Со мной все будет в порядке. Самое главное — пусть те, кто будет наблюдать за домом, дали знать Мишель, что они там Хорошо?
— Шеф, можете положиться на меня. Она будет знать, что вы, за ней присматриваете.
— А если этот ублюдок станет к ним приставать, возьмите его и суньте куда-нибудь до моего возвращения.
— Куда-нибудь в тихое неприметное место. И без свидетелей. Понятно.
— Спасибо, Рона.
Мы потратили еще несколько минут, обсуждая шансы «Абердинского футбольного клуба» против «Вориэрз» в субботу, и каким идиотом был сержант Смит, и прогноз погоды на неделю. Затем она перевела разговор на застрявшее расследование по Кэмерон-парк, без особого толку изводившее кучу бумаги, на которую, наверно, пошел приличный кусок тропического леса.
Группа грянула последние аккорды «Smells Like Teen Spirit»[75] в интерпретации Джимми Шэйда,[76] потом дверь открылась и в вихре снежных пушинок раздался голос Генри:
— Искал, куда ты подевался.
Я закончил разговор и сунул телефон в карман:
— Проверял, как там дела в участке. — Надо было хоть что-то ответить.
Генри поднял воротник и, прищурившись, взглянул на медленное вращение снежинок. Выглядел он не очень — даже для того, кто медленно погружался в забвение. Впалые щеки, запавшие глаза, пергаментного цвета кожа. Переступил с ноги на ногу. Воздел руки и завыл замогильным монотонным голосом:
И зимы ледяные лапы, вонзаясь в сердца людей,влекут за собой длинные темные ночи,а бледно-костлявое прикосновение смерти снова…
— Поэзия? Ну ты совсем уже…
Пожал плечами:
— Мой клоунский костюм в стирке с тех пор, как ушла Элли. — Провел пальцем под носом, стирая каплю. — Знаешь, что было забавно на похоронах Алберта Пирсона? Единственный человек, которого я знал, был мертв. А в чем суть? Мы все сейчас мертвы, даже я. Я просто еще не перестал двигаться.
Четверг, 17 ноября
22
Кухонные часы негромко тикали на стене. Шеба стонала и дергалась на волосатом кресле-мешке из шотландки, а из хозяйской и гостевой комнат доносилось приглушенное похрапывание. Я сидел в гостиной, смотрел на сад за окном. Острые грани исчезли, приглушенные восьмидюймовым слоем снега, который все падал и падал с бледного неба. Нахохлившаяся малиновка, усевшись на бельевую веревку, покрывала проклятиями всех, кто мог ее услышать, — защищала свою территорию.
Ни Генри, ни доктор Макдональд не появлялись, и я решил устроиться на кухне. Сидел, листал папки с делами, размышлял о Мишель, Кети и Ребекке, слушал, как часы нарезают день на тонкие острые кусочки.
И мой кофе был холодным.
Что делать с Итаном Бакстером? Ничто не учило этого мелкого злобного ублюдка… Ну так завтра утром он получит урок, который никогда не забудет.
Наверное, пришло время, чтобы с Итаном произошел несчастный случай. Затащить его в безлюдное место да и пустить пулю между глаз. И покончить с этим дерьмом раз и навсегда…
Кажется, об этом стоило подумать.
А как только разберусь с Итаном Бакстером, нужно будет разобраться с миссис Керриган. Четыре штуки сегодня к середине дня… Даже если бы я имел четыре штуки — а у меня их не было, — каким бы образом я передал их отсюда? Не говоря уже об оставшихся пятнадцати.
Откуда, черт возьми, мне взять девятнадцать тысяч фунтов?
Это, словно груз, давило мне на грудную клетку, прижимая спиной к спинке стула.
Давай-ка сконцентрируемся для начала на тех вещах, которые можно выполнить, а потом начнем беспокоиться об остальном.
Отдать четыре штуки сегодня было невозможно — паром приходит в Абердин завтра в семь часов утра. Я, конечно, могу замутить что-нибудь в аэропорту Самбург,[77] потрясти удостоверением и заявить, что должен улететь по срочной служебной необходимости. Но какой в этом смысл? Нестись домой, успеть и — здравствуйте-пожалуйста, мы вам сейчас ноги ломать будем. Да пошли они…
Дом в развалинах, машина не стоит клейкой ленты, которая держит задний бампер, и ничего не осталось из вещей, которые можно было бы продать. Ничего — все сгинуло. Конечно, если взять кое-кого из извращенцев и дилеров за лодыжки и хорошенько потрясти, то, может быть, и удастся вытрясти пару штук. Но как, черт возьми, я найду все девятнадцать тысяч фунтов?
И тут мои губы растянула улыбка. Ведь явно Итан Бакстер не жил за уровнем бедности, а? Совсем нет. Итан Бакстер водил «мерседес». Итан жил в прекрасном большом доме в Каслвью. Итан конечно же заслужил хорошую взбучку, но почему бы вместе с угрозами не выжать из него немного деньжат?
Ублюдок явно этого заслуживал. И я очень даже уверен, что, будь перед ним выбор — безымянная могилка или пожертвование, — он просто ухватится за шанс помочь старому другу.
Да я просто услугу ему окажу.
Столь замечательное рационализаторское предложение требовало свежей чашки кофе.
Едва я успел залить в чайник воды, как в дверь кто-то забарабанил.
— О’кей, о’кей, иду.
Барабанить не прекращали.
Я распахнул дверь.
Зима заявила свои права на Сколлоуэй. Крыши были покрыты толстой белой коркой, а сады почти похоронены под снегом. В проходе стоял Арнольд Берджес в потертых желтых веллингтонах,[78] увязших по щиколотку в снегу, в поношенном оранжевом комбинезоне, стеганой куртке и вязаной шапке на голове. Глаза прищурены, борода торчит в разные стороны.
Я загородил вход:
— Арнольд.
