— Ты что, была здесь всю ночь?
— Вы вроде говорили, чтобы я последила кое за кем, или не так? — Она достала из кармана пару черных кожаных перчаток и надела их на руки. — Кроме того, вам ведь нужно, чтобы кто-нибудь его подержал?
Я закрыл глаза и потер рукой лоб:
— Рона, ты не можешь…
— Вы что думаете — он вам дверь откроет? Шеф, как только он увидит в дверном глазке ваше лицо, он сразу же забаррикадируется и вызовет копов. Здесь нужно располагающее к себе женское лицо, которое его расслабит, и он распахнет перед вами двери.
Что-то в этом было.
— Ну…
— Да и вообще, читала я досье на этого пидора. Он заслужил то, что с ним случится.
Мои щеки растянула улыбка.
— Ладно, ты в деле.
Рона ухмыльнулась в ответ:
— Готовы?
Она снова позвонила в дверной звонок, не убирая пальца добрых пять или шесть секунд — достаточно долго, чтобы из-за этого звонка можно было полезть на стену. Затем повернулась и подняла вверх большой палец. Я присел на корточки за серебристым «мерседесом», припаркованным рядом с домом, — притворился, что завязываю шнурок на ботинке. На тот случай, если соседи окажутся очень уж любопытными.
Щелк.
Рона, официальным голосом офицера полиции:
— Мистер Бакстер?
Мужской голос, слегка насморочный:
— Послушайте, это что, так важно, потому что…
— Мистер Итан Бакстер? Полиция Олдкасла, — я могу пройти внутрь?
— У меня нет времени на… Эй, прекратите давить! Вы не имеете…
Щелк.
Я поднял голову над капотом. Входная дверь закрыта, никаких следов борьбы. Что угодно можно сказать о Роне, но силовое проникновение она исполнила блестяще. Я надел кожаные перчатки, прошел мимо машины, поднялся по ступенькам и вошел в дверь. Закрыл ее за собой, отсекая за спиной стоны ветра.
Гостиная забита полированным деревом и разными штуками в рамах. С другого конца комнаты через застекленную дверь донеслись приглушенные звуки борьбы. Дверь вела в громадную кухню — с огромной кухонной плитой, литографиями домашних животных и целой стеной, заставленной книгами по кулинарии.
Итан сидел на деревянном обеденном стуле, рот заткнут кухонным полотенцем, руки в наручниках за спиной. Как только я вошел, его глаза над кривым носом полезли на лоб.
— Ммммммммммммммфффф. Ммммммммммффффнг мммммммммффф!
Выглядел он не очень: пухлые розовые щеки блестели, брюхо свешивалось на пояс брюк. Волосы поредели, но по какой-то непонятной причине он решил это компенсировать, отпустив их подлиннее. Не самый лучший вид для мужчины средних лет с избыточным весом.
Рона стояла, прислонившись спиной к кухонной плите, и улыбалась:
— Отличный дом, а, шеф? Ублюдки-архитекторы тут деньги лопатой гребли.
Я уселся на стул у другого конца стола. Согнул обтянутые черной кожей пальцы. Стал смотреть. Пристально.
Он пару раз мигнул, потом отвел взгляд.
Молчание — я позволял ему длиться так долго, сколько это было нужно мне.
— Ммммффмнннгх…
— Ты снова плохо вел себя, так ведь, Итан?
Он опустил глаза.
— В среду вечером ты был в «Теско», в том, большом, который в Логансферри, в отделе одежды, помнишь?
Пауза… потом кивнул.
Я наклонился вперед. Вблизи он вонял лосьоном после бритья и чесноком.
— Мишель тоже там была.
Его глаза расширились:
— Мммммммнгфф! Мммммммнгффф!
— Она сказала, что ты следил за ней. Сказала, что она была в примерочной с Кети, и когда они вышли, там — бац! — старина Итан Бакстер в засаде сидит.
— Мммммммммффнннггмммм…
Рона присвистнула:
— Не просто так тебе судебный запрет выписали, Бакстер. Ты что, на самом деле думаешь, что можешь следить за женщиной, которую избивал до потери сознания в течение шести месяцев, и она тебя не узнает? Да ты еще тупее, чем выглядишь.
— Мммгнмнннфф!
Я издал глубокий театральный вздох:
— Итан, Итан, Итан… Рона права: что-то ты не очень быстро учишься, — как ты думаешь? Мне казалось, что в прошлый раз ты все прекрасно понял, но, как оказалось, я ошибался. Придется освежить твою память.
Он зажмурил глаза и наклонил голову. Плечи задрожали.
Рона наклонилась над ним и сказала прямо в ухо:
— Нет, я знаю, что ему нужно. Его нужно вывести кое-куда и…
— Рона, сделай мне одолжение, пойди последи за дорогой. Очень не хочется, чтобы кто-нибудь подобрался незаметно и оторвал Итана от его урока.
— Вы уверены, что мне не стоит…
— Рона, вперед.
С мгновение она постояла, поджав губы, затем кивнула и, сунув руки в карманы, вышла из кухни, насвистывая веселенькую мелодию.
Я встал, закрыл кухонную дверь и неспешно прошелся но кухне, открывая полки и копаясь внутри. Кухонные полотенца. Подносы и подставки. Залежи всякой всячины.
— Хорошо у тебя здесь, Итан. Очень элегантно.
Столовые приборы… Достал острый нож для стейка и вилку. Следующий ящик — кухонные принадлежности. Прихватил тяжелую деревянную скалку. В последнем ящике лежала маленькая горелка — идеально для приготовления crème brûlée.[80]
— Слышал про Дейва-сделай-сам? Уже восемь человек убил. Пытает их. — Я разложил свои находки на столе напротив Итана. — Его называют «сделай сам» потому, что он никогда ничего не приносит с собой, пользуется только тем, что находит в доме у жертвы.
Я взял нож и ударил им в крышку стола Когда я его отпустил, он стоял вертикально и колебался.
— Ммммммммммффмммммфффф!
— Да, я так и подумал, что ты это скажешь.
Я достал наручники — сверкающие кольца из нержавеющей стали с жесткой пластиковой перемычкой посредине. Пристегнул правую руку Итана к стулу, затем расстегнул наручники Роны на одной стороне, так что они свисали у него с левого запястья.
Схватив пластиковую перемычку, резко вздернул его руку на стол.
— Ммммммммммффф!
Пятерня заскребла по деревянной поверхности, как будто рука пыталась убежать. Это была не самая замечательная мысль.
Скалка была большая и увесистая.
— Ты у нас левша, Итан, так что ли? Левачок?
— Ммммммммннггг…
Его глаза заметались со скалки на меня и обратно. Лоб покрылся каплями пота и заблестел. Еще сильнее завоняло чесноком.
— Значит, ты этой рукой себя ублажаешь, когда фантазируешь, как избивал мою жену. — Я поднял скалку. — Я тебе что сказал в прошлый раз?
Он уставился на меня глазами, блестящими от слез:
— Ммммммттггннндд… мммннгггнннгг!
Врезал скалкой по тыльной стороне его руки. Мою руку пронзила боль — от суставов до самого плеча. Звук от удара эхом отозвался по всей кухне.
Небольшая пауза.
Затем Итан завопил под кляпом, дергаясь взад и вперед на стуле, не в силах освободиться.
Не стоило его за это винить — должно быть, несколько костей было сломано.
— Ты ведь обещал в прошлый раз, так ведь? Ты обещал, что никогда больше не приблизишься к Мишель и Кети. — Еще один удар скалкой.
Еще один вопль.
— Сожми руку в кулак. Живо.
— Ммммммммммффф! Мммммллмфф!
— СОЖМИ РУКУ В КУЛАК, ТВОЮ МАТЬ!
Его рука тряслась, пальцы дрожали и дергались. Наконец он сжал их.
— Ублюдки вроде тебя похожи друг на друга. Вы думаете, что женщины должны умолять вас, не так ли? И вы думаете, что можете делать с ними все, что вам заблагорассудится, потому что вы такие большие и особенные. Думаете, что они любят вас за это. Да?
Я вмазал скалкой по костяшкам, да так сильно, что вилка с горелкой, подпрыгнув, упали со стола на пол.
— МММММММММММММФФФННННННН! — По лицу покатились слезы. Звук шаркающих по покрытому плиткой полу ступней. — ММММММММММФФННН!
— Знаешь что, Итан? Мне так кажется, что тебе это весьма по душе. — И еще раз скалкой, вложив в удар весь свой вес.
— ММММММММММММММФФФФФНННН!
Я бросил скалку, и она ударилась о поверхность стола. Его рука начала опухать, кожа на ней стала ярко-красного цвета, из того, что осталось от костяшек, сочилась кровь.
— Ммммммммммммнннффф… Ммммммммммнннффф…
Голова откинута назад, глаза зажмурены, по лицу текут слезы, дыхание со свистом вырывается из перебитого носа.
Я снял наручники, и он, качаясь взад и вперед, прижал к груди раздробленную руку.
Я налил в чайник воды и поставил на плиту. Подождал, пока Итан прекратит рыдать.
— У Мишель шрамы на теле, ты это знаешь? — Три кружки из серванта, один чай, два кофе. От кипятка над каждой поднялось облако пара. — Я видел фотографии из дела. Что это было, сигара? Для сигареты ожоги слишком большие.
— Ммммммммннфф… — Голос тихий и низкий…
— Единственная причина, почему ты не гниешь еще в неглубокой могилке, — потому что Мишель умоляла меня не делать этого. Ты можешь в это поверить? Не хотела твоей крови на своих руках, даже после всего того, что ты с ней сделал.
